Пелагея и принц осени - Julia Candore Страница 4

но на самом деле от восхищения. По-хорошему, люди с такими улыбками обязаны отчитываться вышестоящему начальству, где и когда их применяют. А сам процесс «ослепления» хорошо бы приравнять к лицензируемому виду деятельности. Ибо ну куда это годится: улыбнутся тебе разок вот так, до мурашек обезоруживающе, и у тебя напрочь отшибает память — куда пришла, зачем пришла, а имя твоё как?

— Кстати, как тебя зовут? — спохватилась она, когда юноша собрался уходить. — Есть такое поверье: если два раза случайно пересеклись, на третий никуда не денемся, станем друзьями. Так что хорошо бы мне знать заранее.

Он прищурил свои потрясающие лисьи глаза.

— Не слишком-то рассчитывай на дружбу. Девушки рядом со мной надолго не задерживаются, потому что характер мой сквернее некуда.

«Кто тебе сказал, что я девушка?» — мрачно подумала Пелагея.

В самоопределении она предпочитала не пользоваться человеческой терминологией и избегала общепринятых титулов. Хтонь лесная, неукротимая, одна штука. Если бы она и взялась себя классифицировать, то, пожалуй, только в таком духе.

— Меня зовут Кю, — наконец представился парень.

— А я Пелагея.

— Пе-ла-ге-я… Слишком длинно, — поморщился тот.

Юлиана вдалеке испустила театральный вздох и прикинулась умирающей. Ах да, стакан воды. Пресловутый стакан, ради которого мы готовы стерпеть общество буквально кого угодно, например, неукротимой лесной хтони.

Добыв из аппарата воду, Пелагея коротко кивнула своему новому знакомому и поспешила к подруге.

Очередь продвигалась. Конкурсанты заходили в кабинет и выходили — кто с лёгким сердцем, кто всё равно что с камнем на шее. Директору агентства, который находился в приёмной комиссии, было очень сложно угодить.

И когда очередь дошла до Юлианы, та изнервничалась настолько, что начала заикаться. Пелагея поняла, что дело может принять нежелательный оборот, заглянула ей в глаза и положила ладони ей на плечи. От ладоней по организму Юлианы пошло тепло.

— Сейчас ты храбро войдёшь в эту дверь и выступишь, как планировала, — проговорила Пелагея, не разрывая зрительного контакта. — Ты спокойна. Внутри тебя лес. Деревья шелестят листьями.

— Деревья шелестят листьями, — послушно, как под гипнозом, повторила Юлиана. И встрепенулась. — Что ты такое придумала? Какой ещё лес? Так, всё, пусти меня. Я иду!

Она зашла в кабинет без колебаний (с трудом удержавшись, чтобы не распахнуть дверь с ноги), предстала перед жюри с гордо поднятой головой, и мастерица гипноза воодушевилась: сработал её трюк. Сработал.

— Я Юлиана из страны Зелёных Лесов, — представилась Юлиана и ткнула соседку в бок: мол, переводи давай. Пелагея перевела на нимерийский.

— А она кто? — указал на неё своим мясистым подбородком образцово лысый директор Хаджиман. Его выбритая физиономия могла бы в равной степени принадлежать как деятелю искусства, так и главарю преступного синдиката.

— Я Пелагея из страны Жёлтых Полей. Но я не участвую в конкурсе, только перевожу, — вновь на нимерийском пояснила она.

Директора, судя по всему, ответ устроил, и он снова сделался мрачным и безучастным.

— Какой у вас номер? — спросил кто-то из судейства.

— Песня. У меня песня «Во поле берёза». Пелагея, переведи.

Пелагея перевела, отошла в сторонку, притворилась, что её здесь нет, и Юлиана вступила, как только за сценой включили фонограмму. На протяжении её выступления придирчивый директор Хаджиман то и дело неприязненно морщил нос и хмурил брови. Судейство что-то отмечало карандашами в своих блокнотах. И когда песня закончилась, жюри уже собралось выносить приговор. Как вдруг…

— Пелагея, переведи! — велела ей Юлиана.

— Перевести песню? Ну и нелепица, — рассмеялся кто-то из судейского состава.

— А ты уверена, что это необходимо? — растерянно спросила Пелагея.

— Топай на сцену и спой то же самое на нимерийском языке, — упорствовала Юлиана. — В любом искусстве важен смысл, а эти необразованные олухи не знают нашего языка. Я хочу быть уверенной, что до них дойдёт посыл.

Пелагея, уже будучи на сцене, недоуменно пожала плечами, одним взглядом извиняясь перед судьями за прихоть подруги. Но делать нечего, заиграл «минус» всё той же песни «Во поле берёза», и Пелагее пришлось петь.

Не успела она закончить с первым куплетом, а лица у судей уже стали одухотворёнными.

Она расправилась со вторым — и все, кто в этот момент находился в зале, невольно пустили слезу.

Она добросовестно спела третий — и сердце самого привередливого человека в целой Нимерии, директора Хаджимана, оттаяло до такой степени, что он вскочил со своего места и зааплодировал, как ненормальный.

— Браво! Просто браво! Где ж вы раньше были?

— В зале сейчас будто увлажнитель воздуха включили, — взял слово второй по значимости судья. — Вот такой у вас голос. Кажется, его можно слушать бесконечно.

— Берём? — оживился директор.

И жюри сплочённо кивнуло: ещё как берём.

— Вы прошли отбор, поздравляю, — сказал Хаджиман.

— Подождите, — смешалась Пелагея. — А как же Юлиана? Это ведь её песня.

— У неё, бесспорно, есть талант, но его недостаточно, чтобы пройти на следующий этап.

— Ничего не знаю, — заартачилась Пелагея и с вызовом переплела руки на груди. — Если вы не примете Юлиану, я буду вынуждена уйти.

— А мне нравится ваш напор, — рассмеялся директор. — Ладно уж, что скажете, господа присяжные? Дадим шанс им обеим?

— Раз госпожа Пелагея настаивает, — по-доброму улыбнулся второй по значимости член жюри, — то почему бы нет.

Глава 3. Страшное существо хейтер

Юлиана была, мягко говоря, в шоке. А если начистоту, то ей хотелось Пелагею придушить. Она понятия не имела, что у подруги такой вокал. У кого она брала уроки? Где практиковалась? Юлиана сгорала от любопытства и уже готовилась пристать к ней с расспросами, но Пелагея вдруг вздумала пойти на попятный.

Несмотря на столь неслыханную щедрость судейства, она решила поторговаться.

— Может, вы возьмёте только Юлиану, а я пойду?

— Что за ребячество! — воскликнул директор Хаджиман. — Вы красивы, самобытны, аутентичны. В вас виден огромный потенциал. Упустить такую возможность и не стать нашей трейни… Я не знаю, кем надо быть, чтобы совершить подобную глупость.

Но Пелагея продолжала мягко отпираться, чем ещё больше приводила комиссию в умиление, а Юлиану — в бешенство.

— У меня дома кот не кормлен. Занавески не постираны. Генеральная уборка на носу, к весенним праздникам готовиться надо. Я не осилю.

«Не осилю» стало последним аргументом.

Конечно, можно было бы прикрыться мужем, мол, муж запрещает и все дела. Но кто он такой, этот муж, чтобы что-то там запрещать? Да и нехорошо на покладистого эльфа бочки катить. Узнает — обидится.

Организаторы обступили Пелагею с почтением, словно она уже состоявшаяся знаменитость, и продолжали её уговаривать. В итоге она согласилась, но согласие далось ей нелегко.

Ладно, подумала, брошу вызов самой себе.