Возвращение - Галина Дмитриевна Гончарова Страница 4

Пальцы были живыми и теплыми.

И пахло от нянюшки знакомо — чабрецом, душицей и липой, до которых нянюшка была большая охотница. В чай их добавляла, в мешочки траву набивала и одежду перекладывала…

И…

Живая!

Только сейчас поверила Устя, что все случившееся было не сном.

Живая!

И нянюшка, и маменька, и сестры, и отец с братом, и…

Все живы.

И ЕГО она сможет тоже увидеть!

Взвыть бы от счастья, кинуться няне на шею, да сыграло свое воспитание. Устя недаром столько лет царицей была, а потом и в монастыре пожить пришлось. Девушка только плечи сильнее расправила.

— Прости, нянюшка. Впредь осторожнее буду. Пойдем, поможешь мне косу переплести, покамест маменька не узнала, да не обеспокоилась.

— Вот блажная, — ворчала няня привычно.

А Устя посмотрела на свою косу.

Толстую, толщиной в руку, которая извивалась по синей ткани сарафана. В золотисто-рыжие пряди вплетена синяя с золотом лента. И ни единого седого волоска.

И не будет!

А что есть?

Чудом Устинья не закричала, в истерике не забилась. Сдержалась.

Неуж и вправду — в прошлом она оказалась? Почти на четверть века назад ушла?

А ежели и так… что у нее есть? Что сделать она сможет?

А многое!

Черный огонек, который горит у нее под сердцем. И знания, которые с ней остаются. Опыт ее горький, книги перечитанные, разговоры переговоренные… все с ней.

А коли так — можно и побороться. Богиня не выдаст — свинья не съест. А то и свинью скушаем!

* * *

Не знала Устинья, не ведала.

Далеко от нее, на другом конце Россы, глаза распахнул старый волхв. Что ощутил он?

Сдвинулось что-то в мире, исказилось. Или напротив — на место становится?

Не понять. А только волнуется мир, ровно камень в пруд кинули, и круги по воде пошли такие, что до Велигнева добежали…

Что-то меняется в мире. Тревожно волхву стало, а только куда бежать? Кому весточку слать? Надобно ему из леса своего выходить, опять к людям идти… иную беду проще упредить, чем потом ложкой большой хлебать.

Родился кто-то? Или умер?

Узнает он. А потом и решит, что делать надобно.

* * *

В своей светелке Устинья быстро стянула сарафан, оставаясь в одной нижней рубахе из беленого полотна, осмотрела его, отряхнула умелой рукой, сняла несколько травинок.

Повезло: осень уже, трава пожухлая, такого сока не даст. Летом бы пятна остались.

Теперь коса.

Рядом ворчала нянюшка с гребнем.

Устя быстро выплела ленту, помогла няне выбрать из косы всякий мусор (рябина-то в косе откуда взялась? Аж гроздь целая прицепилась…), потом в четыре руки косу переплели, и няня помогла воспитаннице надеть сарафан. Расправила складочки.

— Хороша ты у меня, Устенька. Хоть бы твой батюшка тебе мужа хорошего подобрал.

Подобрал.

Кутилу, гуляку, дурака, царем ставшего, и Россу погубившего. Зато бесприданницу Фёдор взял, еще и батюшке приплатил.

Об этом Устя промолчала.

— Нянюшка, кваску бы…

— Сейчас схожу на поварню, доченька. Потерпи чуток.

Няня ушла, а Устя осталась одна.

Погляделась в полированное металлическое зеркало.

Небольшая пластинка, размером чуть побольше ладони, так хорошо была отполирована, что Устя себя видела, ровно в дорогом, стеклянном зеркале.

И понимала — ей и правда шестнадцать.

И коса ее, и улыбка, и фигура… которую не могут скрыть сарафан и нижняя рубаха. И волосы, и лицо ее.

Совсем еще юное, без морщин, без складочки в углу рта…

Устя коснулась овала лица.

Да, ее высокий лоб, ее тонкие черные брови, ее большие серые глаза, ее тонкий прямой нос и рот с такими губами, словно их пчелы покусали. Вот в кого у нее такие губы?

У матушки ротик аккуратный, небольшой, словно розочка, а она…

ЕМУ нравились ее губы. Как-то раз ОН сказал, что у Устиньи губы для поцелуев. Но — не поцеловал. Только однажды…

ОН жив!

И Устя смоет увидеть любимого! Сможет помочь ему, сможет…

Устя задумчиво протянула руку к грозди рябины, сунула багровые ягоды в рот — и зажмурилась, такой остротой вкуса ударило по губам.

Отвыкла она от этого.

В монастыре рябины не было, да и раньше… кто б царице разрешил? Для нее другая ягода есть, заморская, неживая, невкусная… когда она забыла вкус рябины? До смерти любимого человека?

Потом?

Да, потом она уже не чувствовала ничего. Словно в глыбе льда жила.

А вот сейчас…

Под сердцем бился, клокотал, черный огонек. И Устя знала, что это такое. Откуда.

Это — искра богини Живы. Навсегда она с Устиньей останется. Только вот…

Сила сама по себе, что знание закона Божьего — ничего не дает. Применять надо уметь и то, и другое. И учиться этому долго…

Второму ее научили в монастыре. Устя сейчас могла цитатами из священных книг разговаривать. А первому…

Волхва Живы.

Устинья обязательно сходит на капище. Сходит, расскажет, что сможет, попробует узнать, что с ней. Для нее это не опасно, а для других? То ей неведомо.

И человек ей надобен.

Прабабушка.

Ей очень нужна прабабушка Агафья. Сейчас она в имении, не любит она в городе жить. В зиму приедет, как лед на реках ляжет. В прошлой жизни Усте это неинтересно было, а вот сейчас…

Она дождется прабабушку.

Не просто так она ее ждать будет.

Не просто так огонек в Устинье зажегся, не просто так Верея силу в ней почуяла. Прабабушка о своем прошлом говорила скупо, а все ж кое-что Устя понимала. И побаивались прабабушку не просто так. Может, и не волхва она. А может — и кто?

В той, прошлой жизни, которую Устя для себя черной назвала, в ней она не сильно-то прабабушку расспрашивала.

Побаивалась, дурочка.

Чего боялась?

Люди куда как страшнее волхвов.

То, что они с другими и без всякой ведовской силы сделать смогут. Что такое ведовство? Смерть твоя придет? Так что же?

А жить, ровно труп бесчувственный, годами в монастыре гнить? Не дышать, солнышка не видеть, не… куда не повернись — все — не!

И никакого колдовства не понадобилось.

А ведь прабабушка жива еще. Жива была, когда Устинья замуж выходила. Жива была, когда Устинья на смотрины отправилась, еще на внучку с тревогой смотрела, но ничего не спрашивала. Почему?

А что ж тут гадать?

Кто ж у овцы покорной спрашивает? Что овце скажут, то она и заблеет, и на скотобойню своей волей пойдет… Дура бессмысленная!

Прабабушка еще лет пять жива была, потом уж, в Черный Мор померла… сейчас Устинья