Наложница огня и льда (СИ) - Кириллова Наталья Юрьевна Страница 40

— Это и есть Эдуард? — спросила я.

— Раз виснет на нем, значит, он. В этих масках сразу не разберешь.

Эдуард склонился к девушке, поцеловал. Страстно поцеловал. Валерия, не стесняясь окружающих, прижалась крепче, ответила с не меньшим пылом на поцелуй.

Смутившись, я отвела глаза от пары, но Нордан продолжил наблюдать за ними с интересом исследовательским, благодушным.

— И когда нынешние детишки успевают этому научиться?

Между мной и наследницей всего пять лет разницы, но я чувствую себя провинциалкой, только-только приехавшей из глубинки, бесконечно далекой от столичной жизни, от жизни высшего света, от жизни богатой, титулованной молодежи. В возрасте Валерии быстрый поцелуй в губы был пределом моих наивных девичьих мечтаний и, сколько бы я ни слушала старших девушек в пансионе, целоваться, как наследница сейчас, мне тогда казалось немного неприличным.

— Сказал же, быть на виду. Ладно, так тоже пока сойдет.

Я проследила за взглядом Нордана. Валерия и Эдуард скрылись в ближайшем алькове за моей спиной, чуть дальше нашего столика. С места сидящего напротив меня мужчины он не просматривался, но по виду все альковы одинаковы: небольшая ниша, полукруглая, затененная, с кушеткой и светильником. Надеюсь, потайного хода там нет.

— По крайней мере, я их худо-бедно слышу, насколько это вообще возможно в таких условиях. — Нордан остановил проходившего мимо лакея. Осмотрел содержимое подноса с бокалами разного вида и наполнения, выбрал один, глянул вопросительно на меня. Я покачала отрицательно головой, и лакей удалился.

— Ты слышишь, о чем они разговаривают?

— Они не разговаривают, — мужчина бросил на меня взгляд быстрый, выразительный и сделал глоток напитка. Похоже на виски, я не разбиралась толком в разновидностях крепкого алкоголя.

— Что же тогда… — неожиданно я поняла. — Они же не собираются… прямо здесь?

Нордан пожал безразлично плечами.

— Мне кажется, это… была не очень хорошая идея.

— Если обойдется без… эксцессов, то девчонка помилуется немного со своим ухажером, потом отвезем ее к дворцу, дальше пусть сама пробирается на территорию, объясняется с родителями и охраной. Это уже будут не мои и тем более не твои проблемы. Если умеет хоть чуть-чуть пользоваться мозгами, то лишнего болтать не станет, потому как у меня может возникнуть внезапное и неодолимое желание засвидетельствовать свое почтение ее отцу.

— Это неправильно, — возразила я упрямо. И тревога, смутная, разрастающаяся, не утихала.

— Котенок, не позволяй людям, независимо от их происхождения, садиться тебе на шею. Если соглашаешься на что-то сомнительное, то лишь на своих условиях либо с оговорками. Выторговывай себе хоть какую-то выгоду. Промямлишь «да» один раз, второй, а на третий тебя уже спрашивать ни о чем не будут, посчитав, что ты и так всегда и на все согласна.

— Нордан, я рабыня, как я могу диктовать кому-либо собственные условия?

— Это ненадолго, — мужчина посмотрел внимательно поверх моего плеча.

Розовая вспышка на краю поля зрения. Повернув голову, я заметила, как Валерия и Эдуард, держась за руки, растворились среди танцующих.

— Дождется пигалица, — пробормотал Нордан недовольно, поднялся из-за стола. — Придется пойти туда за ними.

Я соскользнула со стула. Мужчина протянул мне руку, я приняла. Мы не сразу нашли Валерию и Эдуарда, прижавшихся друг к другу, кружащихся неспешно на одном месте. Мы встали рядом, но ни девушка, ни молодой человек не удостоили нас взглядом, кажется, и вовсе не заметив.

Мелодия медленная, отличающаяся от предыдущей покоем и степенными гитарными переборами. Свободного пространства вокруг мало, пары теснились, не соблюдая почти фигур танца, если вообще придерживались элементов определенных танцев. Нордан обнял меня за талию, я скорее по привычке положила одну ладонь ему на плечо, чувствуя, как мужчина сжал слегка другую.

— Я впечатлена.

— И чем же?

— Ты танцуешь.

— Что тут удивительного?

— Как сказать… с танцами ты почему-то не ассоциируешься.

— Видишь ли, братство же не могло сразу притащить неотесанную деревенщину в моем лице в высшее общество, — усмехнулся Нордан. — Да и не только в моем. И для начала в тех из нас, кому не повезло родиться с серебряной ложкой, попытались вбить какие-то представления о манерах. Правильно себя вести, правильно одеваться. Столовыми приборами пользоваться, не путаясь в вилках и бокалах. Танцы вот. — Мужчина отступил на шаг, развернул меня вокруг собственной оси, притянул обратно. — И бедолага Дрэйк доблестно воспитывал меня и Бевана.

Мне нетрудно представить Дрэйка учителем, строгим, сдержанным, едва заметно хмурящимся от нерадивости учеников.

— И Бевана тоже? Мне казалось, что он… — аристократ по рождению, как и Дрэйк. Только избалованный возможностями, пресыщенный вседозволенностью.

— Беван подкидыш, вырос в приюте. Мать свою он не знал. Потом стал карманником, поэтому не советую подходить к нему слишком близко — может и обчистить по старой памяти.

— По виду и не скажешь, — призналась я.

— Уроки Дрэйка отложились в нем куда лучше, чем во мне. А я уже через неделю возненавидел и вилки, и кружевные рубашки, и изысканную речь с двойным смыслом.

— Но чему-то же научился?

— Пришлось. К счастью — или к несчастью, это как посмотреть, — спустя некоторое количество времени братство с его правилами, планами, театром кукол и прочей ерундой мне надоело, и я перестал ограничивать себя неким подобием джентльмена, которым не являюсь. Признаться, обещают собратья намного больше, чем дают по факту.

— Со слов Лиссет я поняла, что покинуть братство нельзя.

— Только вперед ногами, — новая усмешка резанула вдруг удовлетворением мрачным, неприязненным. — Но теперь они научены горьким опытом и держатся за всех, даже за такую паршивую овцу, как я. Минимальное количество собратьев в круге — двенадцать, соответственно, минимум общей силы, минимум бессмертия, если это вообще можно назвать бессмертием. Меньше, и, считай, братства нет. Без круга мы слабее и возраст хоть и в разы медленнее, чем у обычных людей, но все же оставляет следы. А так, знаешь ли, и помереть от инфаркта или еще чего-то подобного недолго.

Похоже, врут все-таки слухи, пестрящие подробностями кровавыми о жертвоприношениях братства. И силу свою оно получает не благодаря убийству невинных дев, а за счет количества собратьев.

Музыка вокруг нарастала, готовясь сорваться аккордами заключительными, торжественными. И я, охваченная непонятным мне самой порывом, высвободила мягко ладонь, обняла мужчину, прижавшись к партнеру, подобно множеству других танцующих дам в зале. Уткнулась щекой в плечо, ощутив на долю секунды, как напрягся Нордан. Словно не ожидал. Хотя, наверное, действительно не ожидал. Я сама от себя не ожидала.

Лишь объятие, ничего более. Музыка финальными волнами, постепенно затихающая. Наши замедлившиеся движения, обе мужские руки на моей талии под курткой. Туман. Стук сердец. Моего. Нордана.

Опять влияние привязки?

Все равно. Не сегодня. Не сейчас.

Мелодия закончилась. Вздох рядом, и мне слышится в нем разочарование. Понимаю, что вот-вот проснется стыд, заполнит смущение от собственной смелости.

Нордан выругался негромко, и я мгновенно отпрянула. Мужчина снова взял меня за руку, стремительно увлек через гущу танцующих к одной из стен. Только когда мы выбрались из толпы, я заметила розовое пятно, скрывшееся за черной драпировкой.

За тяжелой тканью дверь. К счастью, не заперта. За створкой короткий темный коридор, заканчивающийся второй дверью, не прикрытой полностью, пропускающей несколько капель бледного света и звенящие голоса.

— Ты с ума сошел?!

— Это наш шанс, Лера, другого уже не будет. Разве мы не этого хотели, не об этом мечтали?

— Эдуард, прекрати! Ты хоть представляешь, что с тобой сделает мой папа, когда узнает? Что он со всей твоей семьей сделает? И побег все равно не поможет. Папа найдет нас, где бы мы ни спрятались, аннулирует брак и скажет, что ничего вообще не было. Никто ничего не докажет и не подтвердит.