Мой палач - Надежда Олешкевич Страница 40

Алания вдруг расплакалась и кинулась обнимать меня. Ее реакция стала для меня полной неожиданностью. На первых порах я сидела и не могла пошевелиться, не понимая причину подобной истерики. Маленькая принцесса рыдала мне в шею и долгое время не хотела отпускать. Ее плач разносился по комнате, казалось, впитывался под кожу, заставляя внутренности скручиваться в тугой ком от тоски. Я поглаживала ее по спине, убаюкивая и раз за разом уговаривая успокоиться.

— Ничего ведь страшного не случилось. Моя хорошая, не стоит так расстраиваться, — сердце обливалось кровью от надрывного плача необычной девочки, к которой я уже успела привязаться. — Ты мне испачкаешь своими слезками платье, и я заставлю тебя его стирать.

— Папа ку… — шмыгнула девочка носом, — новоеее.

— Тогда заберу твою порцию воскресного мороженого.

— Восклесного? — отстранилась Алания и потерла глазки кулачками.

— Да.

Она задумчиво посмотрела на меня, продолжая часто всхлипывать.

— А если… — вытерла маленькая принцесса мокрые дорожки со щек, — я буду от… отдавать вам все моложеное… — в который раз шмыгнула она носом, — вы будете плиходить к нам по восклесеньям?

Я хохотнула и потрепала Аланию по макушке, вскоре притянув ее к себе и снова обняв. Мне понравилось ее предложение, но в то же время и огорчило. Сложилось впечатление, что она ко мне привязалась, чего категорически нельзя было допускать. Я не планировала задерживаться в этом доме надолго. Однако меня что-то держало здесь. Но что? Это являлось загадкой, ведь давно ясно, что можно справиться с поставленной задачей без помощи Тиррена.

— Алания, нам надо с тобой серьезно поговорить. Ты ведь уже большая девочка и многое понимаешь.

Она замотала головой, не желая слушать и воспринимать мои слова.

— Давай ты ответишь, почему последовала за мной, а я расскажу свою историю и почему пришла к вам в гости. По рукам?

— Нет, — промычала девочка, до сих пор не совладав с эмоциями.

— Я ведь не ухожу от тебя прямо сейчас, до вечера останусь точно. Хочешь, полежу с тобой на кровати, не отойду, пока ты будешь спать?

По комнате разнесся очередной громкий всхлип. Зарождались новые рыдания.

— И завтра, — выпалила я, пытаясь предотвратить истерику маленькой принцессы.

— И завтра? — переспросила девочка, отстраняясь и заглядывая мне в глаза.

— Но только если поговоришь со мной.

Она пару раз кивнула и принялась раздеваться, с легкостью справляясь с одеждой. Через пару минут мы уже лежали на кровати и смотрели друг другу в глаза.

— Зачем ты побежала за мной? — не собиралась я отступать от своего вопроса.

— Вы заблали плащ, — шмыгнула носом Алания, а затем надулась и часто заморгала. — Вы хотели уйти.

— Неужели у тебя сложилось такое мнение обо мне? Давай я тебя обниму, — тяжело было держаться на расстоянии от нее. — Если я соберусь покинуть вас, то обязательно попрощаюсь. Ты побежала за мной, чтобы остановить?

— Да, — прошептала девочка, уткнувшись носом мне в плечо.

— Это ты такая быстрая? Успела и одеться, и обуться, и потом еще за мной выпрыгнуть? — с наигранным восторгом проговорила я, чтобы поскорее поднять ей настроение.

Алания часто закивала и положила ручку мне на шею, начиная пальчиками перебирать волосы. Ее открытость и очень быстрая привязанность были непонятными. Мы ведь познакомились всего день назад, а она уже вела себя со мной, как со старой знакомой. Разве я могла предположить, что девочка увяжется следом и осмелится покинуть дом?

— И часто ты вот так пытаешься остановить своих гостей?

— Пелвый лаз.

— Больше никто не пытался сбежать?

Девочка тяжело вздохнула и обняла меня покрепче.

— У нас была только одна гостья. Она ушла и не поплощалась. И она… мне не понлавилась. А больше к нам никто не плиходил.

Меня так и тянуло углубиться в расспросы, что было бы неправильно. Нельзя выпытывать у ребенка то, что Тиррен, скорее всего, предпочел бы скрыть. Одно дело — информация о нем, как о человеке, его пристрастиях и некоторых особенностях, но другое — взаимоотношение с людьми, личная жизнь. А она тем более меня не касалась. Я протяжно выдохнула, борясь с желанием узнать побольше о мужчине, от одной мысли о котором зарождалось приятное тепло в груди.

В доме палача все вели себя непривычно в моем понимании. В памяти еще жили моменты из детства, когда частенько приезжали бабушка с дедушкой, дарили подарки, были частые прогулки по городу, как в карете, так и пешком по парку. И как бы я ни пыталась сопоставить пережитое мною с настоящим Алании, оно разительно отличалось.

— Вы с папой где-нибудь бываете?

— Нет. Он лаботает.

— Но не все же время. Бывают ведь и свободные дни, когда можно наведаться к родным, сходить с тобой в тот же храм, — при взгляде на ее грустное личико в груди начало зарождаться негодование.

— Мы никуда не ходим, — откинулась Алания на спину и впилась взглядом в потолок. Сейчас она выглядела как ожившая кукла, только без эмоций и каких-либо желаний. — У нас нет лодных, мы всех потеляли. К нам никто не плиходит в гости. Бабушка и дедушка уме… умеррли, — потерла девочка свой нос, — до моего лождения.

Я закусила губу, боясь издать малейший звук. Меня больше тревожило не то, что она говорила, а как. Это было сказано так, будто Алания — не маленькая девочка, а женщина, пережившая немало невзгод, словно все, о чем мне довелось узнать, произошло на ее глазах. И теперь она не находила в себе сил, чтобы выразить даже огорчение.

— Зато впереди тебя непременно ждет много хорошего, — погладила я ее по плечу. — Вот увидишь, твой папа позаботится об этом. А пока давай спать, давай забудем обо всем плохом, будем радоваться каждой минуте, искать во всем только светлое.

— Теперрь ваша очерредь, — повернула ко мне голову девочка, продолжая лежать на спине и не обращая внимания на мои слова.

Наверное, стоило утаить от нее свою историю про Рэмми и Лилию. Но я не смогла обмануть Аланию, сдержала обещание, осторожно поделилась с ней пережитым, поведала о причине, приведшей меня сюда, не озвучивая имен и статуса своего отца. Она же внимательно слушала и не отводила от меня взгляда. А под конец девочка повернулась на бок и обняла.

Вскоре мы уснули, хоть и с грустью на душе, но с ощущением небывалой легкости. Будто выговориться оказалось самым лучшим выходом, будто слова материализовались и вспорхнули маленькими бабочками вверх, к солнцу, поблескивая искрящимися на свету