Книга (СИ) - Ефимия Летова Страница 41

Здоровому человеку смотреть на умирающего всегда тяжело. А если ты ещё и чувствуешь себя причастным…

— Доброго утра, Вират Фортидер, — сказала я, не поднимая глаз, решив быть тихой, молчаливой и милой. — Рада видеть вас в добром здравии.

Интересно, знает ли сам король о том, что его возвращение в мир живых — временное?

— Здравие не такое уж доброе, но спасибо на ласковом слове, дочка. По правде говоря, не ожидал увидеть тебя, говорят, и ты нездорова? Нам, старикам, болеть — дело обычное, но духи-хранители бывают слишком суровы к молодым.

— Пути духов-хранителей неисповедимы.

— Это верно.

Тельман, уже менее помятый, но на диво молчаливый, сидел примерно посередине еще одного чудовищно огромного стола чудовищно огромной парадной обеденной залы. Кроме него и пары слуг, один из которых неотлучно находился за спиной старого короля, а второй бдил за сменой блюд и тарелок, в зале никого не находилось — Рем-Таль испарился, оставив меня на пороге. Вероятно, пользовался минутной передышкой в присмотре за своим подопечным. Я посмотрела на лежавшие на другом конце стола приборы — и решительно переставила их напротив Тельмана, мимоходом отметив, как он сощурил глаза. Впрочем, где уж было Крейне изучать особенности придворного этикета! Зато я смогу хотя бы его услышать.

— Вы ещё ни разу не присутствовали на Совете Одиннадцати, Крейне? — Вират Фортидер почти демонстративно обращался ко мне одной, полностью игнорируя сына. Я улыбнулась, надеясь, что улыбка выглядит скромно и мило, а не так, как я её чувствовала изнутри: насмешливым болезненным оскалом.

— Даже не слышала о таком. Только о Совете Девяти.

— Конечно, где уж вам слышать о подобном — мой сын не любитель сборищ, на которых невозможно устроить оргию.

Я не смотрела на Тельмана, но почти физически чувствовала его эмоции, вполне по-человечески понятные. Наверное, независимо от того, что мы вытворяем, от родителей всё равно хочется полного принятия — без учёта возраста и статуса. И я вздёрнула подбородок.

— По молодости супруг порой переходил черту дозволенного, но всё это в прошлом. Уверена, что отныне забота о нуждах государства станет его первейшей потребностью.

Тельман быстро взглянул на меня, серые глаза вспыхнули, но их выражение было мне непонятно: благодарность, злость, сарказм? А вот старший Вират неожиданно тепло улыбнулся:

— Знаете, Ризва тоже всегда меня ото всех защищала. Хотя в данном случае…

— Жаль, что мы с ней не успели познакомиться, — искренне сказала я, обрывая очередную сентенцию, обличающую Тельмана. И подумала вдруг, что мешает мне — если я всё-таки вернусь обратно, а я же должна вернуться, не останусь же я навсегда в этой безумной галлюцинации собственного выдуманного мира! — что мешает мне сделать для каждого из своих нечаянных знакомцев маленькое чудо? Вернуть Вирату Ризву — можно же придумать причину! Излечить Тельмана, чем бы он там не болел — это как минимум, а как максимум примирить его с самим собой и с окружающим миром. Снять проклятие с Криафара. Я всё могу сделать с этим миром, абсолютно всё, я для него бог — и от осознания этого закружилась голова. Могу всё, что угодно, вот только не сейчас и не здесь.

И вряд ли эти перемены положительно скажутся на рейтинге книги… Хотя какой, к чёрту, рейтинг, какая, к чёрту, книга. Я провела подушечкой большого пальца по краю ножевилки и почувствовала боль, кровь капнула на светлую скатерть, и я, как ребёнок, торопливо сдвинула на пятнышко тарелку.

Всё реально, реальнее, чем было там, в моей прошлой жизни, пусть я помню её из рук вон плохо.

— Мы могли бы вместе сходить в фамильную усыпальницу, — чуть оживился король. — Я ведь… так и не попрощался с ней толком, хотя скоро, я полагаю, мы увидимся снова. Я думаю, Ризве было бы приятен ваш визит.

Тельман резко отодвинул стул от стола и встал. Кажется, он был на грани взрыва, хотя я и не понимала причин такой реакции.

— Куда… ты? — обращаться к нему на "ты" было едва ли не сложнее, чем поверить в реальность происходящего.

— Наелся, — холодно ответил законный супруг. — Я буду ждать… тебя, — кажется, он тоже давился неформальным обращением, — в зале заседаний. Пообщаюсь пока что с виннистерами, побеседую о… нуждах государства, которые мне так небезразличны, что даже оргии уже не отвлекают. Справлю, так сказать, первейшую нужду, то есть, потребность.

Я тоже поднялась, нахально протянула руку для поцелуя, пытаясь переключить его внимание.

— Как скажете, мой Вират.

Мы посмотрели друг на друга через стол. Внезапно мне самым абсурдным образом захотелось вытворить что-нибудь совершенно безумное, ненормальное. Дать ему пощёчину, заорать, рвануть со стола скатерть, скидывая на пол квадратные блюда и кувшины из толстого матового стекла, ухватить Тельмана за камзол, вцепиться в него, расцарапать щёки, а потом… Я прикрыла глаза. Может быть, сам воздух этого мира так действует на иномирных писателей, что они немножечко сходят с ума?

Тельман взглянул на протянутую ему руку с отвращением, как на дохлую випиру. Очевидно, схожее желание выкинуть какой-нибудь фортель отчаянно боролось в нём с нежеланием ещё больше выводить отца из себя и пониманием совершенно реальной возможности лишиться этого всего — трона, достатка, свободы…

Неловкое прикосновение его пальцев к моим было едва ощутимым, как дыхание. Но нас обоих тряхнуло — меня от неуместного жгучего желания к нему прижаться, поцеловать, прокусывая губу до крови, а на лице Тельмана отражалась бессильная глухая злость. Он протянул мою руку к себе и наклонился, но не задел, резко, с явным облегчением отпустил и буквально выбежал прочь.

Я поймала взгляд старшего Вирата, на удивление не раздражённый, а скорее, задумчиво-заинтересованный, и едва удержалась от желания сунуть в рот ноющий порезанный палец. Вместо этого положила себе на тарелку порцию очередного незнакомого блюда нежно-лилового оттенка и начала жевать, почти не чувствуя вкуса.

* * *

Зал заседаний оказался гораздо меньше по размеру и куда менее пафосным, нежели