Принцесса Кики (СИ) - Сакрытина Мария Страница 41

– Только книги остались, – вставил маг.

Ромион подумал, каким может быть ущерб для здоровья, если принцессы перейдут с красок на книги… И махнул рукой.

– Тогда закрывайте – и через два часа…

– Что тут происходит?

"Ну тебя только нам и не хватало", – мысленно простонал Ромион и с улыбкой повернулся к брату.

– Дами! Почему ты ещё не спишь?

Дамиан, в чёрном халате до пола и намотанным на волосы полотенцем (розовым), фыркнул:

– Потому что вы стоите на моём пути в спальню? В чём дело?

"Пиум!"

– Да твою ж мать! – громко возмутилась Виола. – Перемещаться нечестно!

"Пиум! Пиум!"

– Виола? – встрепенулся Дамиан. На его лице появилось беспокойство. – С тобой всё хорошо? – Он попытался протиснуться между гвардейцами и королём в гостиную.

– Дами, стой, – Ромион ухватил брата за локоть. – Поспишь сегодня у меня…

– Да в чём дело?

"Пиум!"

– А-а-а-а! – завопила принцесса фей. Ромиону звук очень напомнил кошку, на которую наступили.

– Виола! – в унисон вскрикнул Дамиан и, отшвырнув с дороги брата, бросился в комнату.

И тоже замер на пороге.

– Что…

– Дами, не вмешивайся! – взвизгнула из-за тумбы фея. – Я ей сама сейчас уши надеру! Эй, кикимора, а ну выходи на честный бой!

Никто, конечно же, не вышел, зато Дамиан сначала побелел, потом покраснел… А потом зарычал:

– Мои книги!!! – И принялся на глазах меняться: у него отросли когти, чешуёй покрылись руки, глаза сузились в щёлки, нос вытянулся, голова сплюснулась, превращаясь в змеиную…

Дальше Ромион зрелищем наслаждаться не стал: он нашёл взглядом Кики (к счастью, она сидела за диваном очень близко к двери), схватил её за руку и вытянул из комнаты, до того, как Дамиан окончательно превратился.

– Закрывайте!

Дверь захлопнули, маг сотворил заклинание – и очень вовремя, потому что за дверью взревели (совсем не по-человечески), и закричали (голосом принцессы фей): "А чего всегда я?!"

– Через два часа откроете, – добавил Ромион, когда маг повесил на дверь ещё и звуковую завесу.

– А от них через два часа ещё что-нибудь останется? – с сомнением поинтересовался советник, переглядываясь с капитаном. Двое гвардейцев тут же встали у двери на стражу.

– Ну пережили же они как-то эти пять лет, – Ромион понял, что до сих пор держит непривычно тихую Кики за руку. Но отпускать пока не стал. – Джек, счёт приготовь – мебель-то они точно сломают. Возьми с процентами. – И тут же, увлекая жену в коридор, поинтересовался: – Дорогая, ты в порядке?

– Я её почти сделала! – прошипела Кики и сверкнула глазами. Ромион вздрогнул: такое у его супруги было сейчас лицо – в кошмаре впору увидеть. – Зачем ты меня остановил?!

– Дорогая? – Ромион поймал её взгляд. – С тобой точно всё в порядке?

Кики вздохнула. Моргнула – Ромион видел, как меняется выражение лица, точно одна маска наслаивается на другую.

– О, любимый, эта фея просто ужасна! Она с твоим злым братом друг друга стоят!

Ромион задумчиво рассматривал жену.

– Угу. С тобой точно всё в порядке, звезда моя?

– О, ну конечно! Мы просто немного покидались краской! Это было так весело!

– Очевидно, – выдохнул Ромион. На одежде принцессы не было ни пятнышка. И нигде не было – на лице, волосах, руках… – А ты… же вроде бы собиралась к ювелиру?

– Я заблудилась!

– Да? А слуги, которых я с тобой послал, тоже заблудились?

– Любимый, ну что ты: я их отослала, они мне надоели! Что, я сама не разберусь?!

– Действительно, – хмыкнул король. – Что ж… Раз ты в порядке… Нас ждёт завтрак. Ювелира позовём после.. Он-то, конечно, не заблудится.

– Ты такой милый, любовь моя! – улыбнулась Кики. И сжала Ромиона в объятьях: – Я тебя люблю!

– Да, моя прелесть, я помню… – сообщил Ромион ей в декольте. – Отпусти меня, пожалуйста.

Кики объятья разжала, но идиотски улыбаться не прекратила.

– Люби-и-имый мой!

– Пойдём, актриса моя.

– А почему актриса, Ромион?

– Комплимент, моя прелесть. Это комплимент…

В погожие дни король Сиерны предпочитал завтракать на веранде – желательно, поближе к своему саду: там было пусто, никто не глазел, не лез с жалобами, предложениями или пожеланиями.

Ещё Ромион любил завтракать один, но это случалось редко: королевский приём пищи очень удобно совмещать с переговорами, а график у короля всегда был плотный. Ромион даже скучал по тем дням, когда он ещё был нелюбимым наследным принцем: тогда можно было запросто устроить пикничок где-нибудь на лужайке, и никто бы слова поперёк не сказал. Никто бы вообще не заметил.

Ромион ещё в школе слыл затворником – за привычку то и дело исчезать в саду или даже в лесу за пределами столицы. Не то чтобы принцу мешали люди: просто от общения Ромион уставал, а общаться приходилось много – когда ты принц, да ещё и наследник, это накладывает определённые обязательства. Это во дворце его никто бы не тронул, а в школе рядом всегда кто-то был: так называемые друзья, соглядатаи, завистники, просто зеваки… Ромион же любил полежать под раскидистым дубом, чтобы листва шепталась, а музыка, разлитая в воздухе, играла… неважно что. Для Ромиона звучал весь мир: иногда нежно и мягко, иногда громко и требовательно. Люди эту гармонию только нарушали, за что Ромион их втайне не любил.

Королю же остаться наедине с самим собой и дубом удавалось редко. Ромион приспособился, конечно, но иногда с усмешкой думал, как удивились бы придворные, если бы узнали, что их улыбчивый, общительный король, не пропускающий ни одного приёма, бала или светского вечера на самом деле больше всего на свете хочет спрятаться где-нибудь в беседке, закрыться и послушать тишину. Удивились бы, да, но не поняли.

Ромиона это не волновало. Он не стремился к пониманию, одиночество – внутри, в сердце, куда никому из прихлебателей и якобы друзей не пробраться – его вполне устраивало. Это Дамиану, солнечному мальчику и папиному любимчику, было ох как плохо, когда умерла сначала его мать, потом отец, и двор от бастарда отвернулся, а друзья вдруг исчезли. Бедный, тонкой душевной организации будущий Властелин грустил и тосковал. Ромион, в отличие от него, смерть родителей и восшествие на престол нелюбимой мачехи принял легко. Наконец-то от него отстанут! Если бы королева Изабелла ещё так не носилась со своими отравленными яблоками, Ромион бы сам её на правление благословил…

Застольные традиции королей в Сиерне разнились из века в век, от правителя к правителю. Отец Ромиона любил устраивать из королевской трапезы представление. Он завтракал, обедал и ужинал всегда в разных столовых залах, у которых, однако, было нечто общее – балкон-галерея для тех придворных, которых разделить с Его Величеством трапезу не пригласили. Король обожал, когда за тем, как он ест, наблюдают. Стол, накрытый не менее чем на пятьдесят персон, всегда ломился от яств: отец как-то сказал Ромиону, что так можно подчеркнуть престиж королевства. Дескать, дорогая еда означает богатство короля. Ромион, привыкший отцу противоречить, считал, что престиж королевства подчёркивает отсутствие нищих на улицах и низкий уровень безработицы с высоким прожиточным минимумом и средней заработной платой. Участвовать в представлениях – обедах отца он не любил в основном ещё и потому, что король вечно норовил наследника перед двором высмеять. Чаще всего Ромиону доставалось за низкий рост, хлипкость и женственную любовь к музыке. "Не воин", – говорил король и ухмылялся. И остальные сорок с лишним гостей ухмылялись, и придворные на галереях тоже ухмылялись. Ромион улыбался им в лицо и думал, что воин он или нет, но королём однажды станет – и всех-всех недругов запомнит. Впрочем, месть была не выгодна, это принц-наследник тоже понимал. Жизнь удивительно несправедлива…

Королева Изабелла любила тихие семейные обеды. Никаких зрителей, минимум слуг, обязательно – отравленные яблоки. Ромиона во дворец она вызвала регулярно, травила – тоже, поэтому наследник привык заранее напиваться противоядиями и контр-зельями. Что лучше – зрители и смех или яд, он бы сказать не смог.