Удача в подарок, неприятности в комплекте (СИ) - Мусникова Наталья Алексеевна Страница 41

- Нечего тут толпиться, расходитесь.

- А может, - Елизавета Андреевна попробовала было возражать, но её прервала Софья Витольдовна, чей глас при желании мог без труда долететь как до царствия небесного, так и самых мрачных глубин преисподней:

- Ну, чего непонятного? Господин следователь сказал, чтобы все по комнатам расходились, так что живо все вон, чтобы через пять минут и духу вашего тут не было!

Горячий нрав, а паче того, тяжёлую руку госпожи Абрамовой многие знали на собственном скорбном опыте, а потому все поспешили скрыться, как говорится, от греха подальше. Быть битым, да ещё и в присутствии столичного следователя, да ещё и пожилой дамой, никому не хотелось. Одна Лиза попыталась настоять на своём и остаться, благо Софья Витольдовна, хоть и метала громы и молнии, а меж тем неизменно любимой племяннице потакала, но господин Корсаров мягко и при этом настойчиво повторил, что уйти должны все. Без исключения.

Елизавета Андреевна, стиснув зубы, подчинилась, про себя досадуя, как это можно быть таким недальновидным и простых вещей не понимать, ей же интересно, а потом звонко шлёпнула себя ладошкой по лбу. Нет, всё-таки правильно дядюшка Олег Вонифатьевич говорит: любовь хуже простуды, та хоть и мутит разум, а больше десяти дней не длится, как же можно было забыть про артефакт невидимости! Девушка приподняла подол халатика, дабы не запутаться в нём на лестнице, и порскнула вверх с такой скоростью, коей и сама от себя не ожидала.

Лиза

Нет, всё-таки правильно говорят: нужную вещь нипочём не сыскать, особенно, если она лежит на самом виду. На поиски артефакта, который, я это точно помнила, у меня был, я потратила кучу времени, а он оказался в ларчике на туалетном столике, я как его обнаружила, даже взвыла от досады. Затем ещё и застёжка не сразу застегнулась, после первой попытки я артефакт на пол уронила, едва камень не разбив, слава богу, обошлось. При второй попытке застегнуть замочек у меня прядь волос с цепочкой переплелась, да так негораздо, что даже слёзы на глазах от боли выступили. Хорошо, что на третий раз всё наделось и застегнулось как должно, без досадной мешкоты. Я быстро щёлкнула по дымчато-серому камню, набрасывая на себя полог невидимости, и, стараясь не замечать того, что всё вокруг меня стало словно бы подёрнутым тонкой дымкой тумана, выскользнула из комнаты. Не знаю как, но побочным эффектом полога невидимости стало видение истинной сути или Око двойного дна, как сей эффект называл мой наставник. Ну что ж, за возможность оставаться невидимой и узнать, что же произошло, я готова мириться с тем, что знакомые предметы окажутся не такими милыми и уютными, как я привыкла. А из родных сейчас никого и нет, тётушка всех по комнатам разогнала, так что ничего плохого я даже Оком не увижу. И прекрасно, расстройств меньше.

Стараясь не шуметь и представляя себя бесплотным духом из какого-нибудь готического романа, я скользила вниз, едва касаясь рукой перил и кусая губы, чтобы сдержать проказливое желание повыть, как и подобает уважающему себя привидению, а то и цепями побряцать. Хотя нет, это уже всё-таки перебор. Да и цепей у меня нет, а скрестись к родственникам в предутренней мгле с просьбой поделиться кандалами мне совесть не позволит. Я тихонечко хихикнула, представив, как невидимкой вхожу, ну, например, к Василию Харитоновичу и начинаю просить цепи глухим замогильным голосом. Хотя, нет, этого дядюшку мне разыгрывать совестно, он у меня хороший. Да и не испугается он призрака, а предложит партеечку в шахматы, карты или просто рюмочку коньяка осушить. Славный он у меня, жаль, что тётушка его не сильно жалует.

Вот так, то озорно подхихикивая, то размышляя о своих родственниках, я и спустилась вниз, никого не встретив и, что особенно радует, ни на что не натолкнувшись, а то в последнее время со мной слишком много всего происходить стало. К моему глубокому удовлетворению, место злоключения ещё не опустело, я шагнула ближе и застыла, широко распахнутыми глазами глядя на поджарого молочно-серебристого, словно лунный свет, лиса и крупного большеголового филина, суетящихся возле остромордой с густой рыжей шерстью псицы. В первый миг я так опешила от увиденного, что даже не сразу сообразила, что это злую шутку со мной сыграл побочный эффект невидимости, Око двойного дна, будь оно неладно! Я прищурилась, сосредоточилась и, пусть и с трудом, но узнала под обликом лиса Алексея Михайловича, в филине доктора, а в собаке Оленьку Игнатовскую, мою кузину троюродную, чья матушка в первый же день по приезду рассорилась с тётушкой и убыла обратно к себе в имение, куда-то в Саратовскую область, а Олюшка тут осталась, тётенька её с матерью не отпустила. Тогда дамы так расскандалились, мало в волосы друг другу не вцепились, решая, кто из них менее всего достоин воспитывать юную особу.

Я передёрнула плечиками и сосредоточилась не на делах минувших, а на том, что происходило непосредственно здесь и сейчас. К моему искреннему облегчению, Оленька была жива, хоть и получила серьёзную, со слов доктора, травму.

- Видимо, оступилась в темноте и упала, сильно ударившись головой, - Феликс Францевич озабоченно потёр руки, - нужно отнести её в комнату.

- Угроза для жизни имеется? – господин Корсаров чуть склонил голову к плечу.

Доктор вздохнул, руками развёл:

- Утверждать или опровергать сие излишне опрометчиво, травмы головы таят в себе немало загадок. Был у меня пациент, ему, не в приличном доме будь сказано, в пьяной драке голову кружкой проломили. Так что Вы думаете? Живёхонек, только рубец остался, коий он доверчивым барышням за последствия ранения на дуэли за честь дамы выдаёт. А другой, студент малокровный да тонкокостный, сходя с крыльца упал и о камень головой приложился. И крови-то мало было, а он в неделю сгорел, представляете?

- Кровь вся внутри скопилась, вот студент и умер, - Алексей Михайлович внимательно осмотрел голову Оленьки, вытер руки платком, - но у этой барышни кровопотеря умеренная, внутренних гематом быть не должно.

Ух ты, оказывается, господин Корсаров не только превосходный следователь, но ещё и делами медицинскими увлекается! Я покатала на языке солидные и звучные, словно удары церковного колокола, слова «внутренние гематомы» и в который раз пожалела, что тётушка не отпустила меня в Петербург учиться на курсах. Вот стала бы я сестрой милосердия и смогла бы не только беседу с Алексеем Михайловичем и Феликсом Францевичем поддержать, но ещё и помогать им или, как это благозвучно называется, ассистировать. И они бы совершенно точно прогонять меня не стали, ну, доктор, по крайней мере. Эх, вот ведь, право слово, досада, может, попытаться ещё раз тётушку убедить? В Петербург меня и господин Корсаров сопроводить сможет, точнее, Петенька, он ведь мой жених.

Думать о женихе мне почему-то не хотелось, хотя, как гласят книги, романтическим влюблённым барышням следует грезить о предмете своих нежных чувств дни и ночи напролёт, отвлекаясь лишь на то, чтобы всплакнуть в часы разлуки и написать послание, полное пылких признаний и сладкого томления. Видимо, я недостаточно романтическая… Интересно, а Алексею Михайловичу какие барышни нравятся? От столь крамольного, выскочившего на меня, словно тать из леса, вопроса я даже опешила и приглушённо охнула, тут же поспешно зажав себе ладонью рот. Феликс Францевич, занятый накладыванием повязки на лоб Олюшки, ничего не заметил, а вот господин Корсаров резко обернулся, причём как-то чудно, всем корпусом, начиная с плеч, и пристально посмотрел прямо на меня. Я с трудом сглотнула, замерев и глядя на господина следователя испуганными, широко распахнутыми глазами, словно кролик на удава, не в силах даже вздохнуть глубоко. Матерь божья, он же не может меня видеть, мой артефакт совершенно точно не даёт сбоев, я его даже на тётушке с Петенькой испытывала! И если Петя не очень внимателен и порой даже без всяких ухищрений магических меня не замечает, то у тётушки-то зоркость орлиная, она и в землю-то на три аршина вглубь видит, а людей и подавно насквозь просвечивает. Так что, волнуюсь я совершенно напрасно, Алексей Михайлович меня не видит, просто услышал шум и пытается понять, откуда он исходит. Скоро он убедится, что ничего, а самое главное, никого в коридоре нет, успокоится и отвернётся, потому что если он продолжит буравить меня тяжёлым пристальным взглядом, я в обморок упаду от удушья и волнения. К счастью, то ли господину следователю надоело напряжённо всматриваться в пустоту, то ли небеса вняли моим молитвам, но господин Корсаров хрипло вздохнул, потёр чуть подрагивающей ладонью лицо и отвернулся.