Неистовые сердца - Оливия Вильденштейн Страница 41

Порыв чего-то мерзкого окрасил воздух, и у меня скрутило живот. Я отодвинула опал подальше от носа, думая, что он источник запаха, но это не уменьшило его. Я резко перевела взгляд на дверной проём, за которым лежал охотник. Я приоткрыла губы и вдохнула только через рот, когда вернулась в комнату.

Я прижала кулак ко рту, приближаясь к неподвижной фигуре Каджики. Я положила камень за пояс его трусов, чтобы он соприкоснулся с его кожей. И так же внезапно, как запах пронёсся по дому, он рассеялся.

Я выпрямилась и посмотрела на Каджику сверху вниз, ненавидя то, что между нами встал камень, и всё же благодарная за его существование. Я вздохнула и приступила к уборке беспорядка. Я начала с того, что выжгла кровь под подошвами своих ботинок, чтобы не оставлять за собой кровавых следов, а затем исследовала дом, открывая двери и шкафы, пока не нашла то, что искала — швабру и ведро. Я наполнила ведро водой, плеснула в него мыла, а затем схватила швабру. Я вернулась в спальню и вымыла пол, грубые нити влажно хлюпали, впитывая кровь охотника. Я сполоснула швабру и повторно провела ею по всей спальне, а затем вернулась в ванную.

Когда вода высохла, остались вьющиеся белые полосы. Я что, неправильно мыла? Разве я не должна была наливать воду на дерево? Или это было мыло, которым я пользовалась? Я никогда в жизни ничего не мыла… никогда не гладила и не вытирала пыль. Всё делалось для меня, когда я жила в Неверре, и с тех пор, как я переехала в Роуэн, я использовала огонь.

Если бы мне удалось улететь раньше, я бы вызвала пламя, чтобы очистить дом Каджики, но мне не удалось улететь. У меня заканчивалось время. И теперь, когда порталы закрыты…

Я покачала головой, прогоняя мрачные мысли.

Я вылила розовую воду в унитаз, а затем вернула швабру и ведро в шкаф. Я схватила кухонное полотенце и смочила его водой с мылом, а затем вытащила сухое из кучи в шкафу и вернулась к Каджике. Я осторожно протерла его кожу, сначала размазывая кровь, но потом влажный хлопок впитал красные пятна. Я вытерла его насухо, затем положила ладонь ему на лоб.

Лихорадка спала. Я прижала ладонь к его обнажённой груди, и ровные колебания его сердца отдались в моей руке. Мои кончики пальцев коснулись края одной из его татуировок. Я проследила узор указательным пальцем, чувствуя, как трепещет пленённая вита. Принадлежала ли она моей матери, или вита матери была одной из тех, что освободили в лагере Дэниели?

Чувствуя, что Каджика не оценит моего исследования, я убрала руку и пошла складывать грязные кухонные полотенца в угол его ванной. В зеркале над раковиной я взглянула на своё пальто. Я вызвала небольшое количество огня и сожгла брызги крови.

А теперь перейдем к кровати…

Я выдвинула ящики комода. Они заскрипели, выскользнув наружу. В первых двух было нижнее бельё, носки и футболки были разложены аккуратными однотонными рядами. В гардеробе охотника не было ни намёка на цвет.

В последнем ящике лежало то, что я искала, — свежие простыни. Я достала стопку и положила её сверху, затем расстелила простыню под Каджикой и попыталась перевернуть его, но это было всё равно, что пытаться сдвинуть валун, застрявший в песке. Я попыталась вытащить простыни из-под охотника, но попытка была бесполезной. Всё, что мне удалось, это смять испачканные простыни.

Я подошла к другой стороне кровати и подползла к Каджике, опустилась на колени рядом с ним, надеясь, что новый ракурс даст мне больше рычагов воздействия на его тело. Я просунула руки ему под талию, пытаясь перевернуть его снова, но моя вторая попытка была такой же жалкой, как и первая. Мне даже не удалось приподнять его тело ни на дюйм.

Согревшись от усилий, я сняла пальто и бросила его на стул у письменного стола. Несмотря на то, что я слышала, как мой брат кричал мне, чтобы я не тратила огонь впустую, я собрала его в свои пальцы и направила на пятно. Красное пятно поднялось с простыней светло-серого цвета, как волна, отступающая от песка.

Из руки охотника вытекло так много крови, что потребовалась почти минута, чтобы выжечь её всю. Я сжала пальцы и повернулась, чтобы встать с кровати, но перед глазами всё поплыло, а затем комната расплылась.

Когда в следующий раз я открыла глаза, я глядела на низкие деревянные стропила потолка Каджики. Темнота набежала на уголки моих глаз, а затем снова поглотила меня.

ГЛАВА 23. ИСПРАВЛЕНО

Пять точек жара расходились вокруг моего пупка. Я наклонила голову, желая посмотреть, что вызывает это ощущение, и замерла, увидев большую тёмную руку, мягко лежащую на моём животе. Я обвела взглядом комнату, пытаясь вспомнить, где нахожусь. Луч лунного света падал на маленький письменный стол и деревянный комод. Над моей головой к деревянным стропилам был прибит неподвижный вентилятор.

О, небеса, я была в комнате Каджики… в его кровати. Что он должен подумать…

Я попыталась откатиться от охотника, но рука прижалась к моей коже и вместо этого перекатила меня к нему.

Его тёмные глаза были широко открыты, и они смотрели прямо на меня.

Моё дыхание сбилось. «Я… мне жаль. Я не хотела засыпать в твоей постели. Твоя метка замерцала».

Он большим пальцем погладил мой позвоночник, и по моей коже побежали мурашки.

«Каджика, кто-то пытался отравить тебя!»

Его большой палец замер.

«Они вшили опал тебе под кожу, и… и он заразил тебя. Я… я достала его».

Он убрал руку с моей кожи и коснулся места на своём предплечье, которое полностью зажило.

— Где он? — его голос звучал хрипло, как будто на него тоже подействовал опал.

«В твоём поясе».

Он выудил его и сжал так крепко, что я ожидала, что камень просочится сквозь его побелевшие пальцы, как песчинки.

Я села и подтянула колени к себе, чтобы уменьшить пространство, которое незаконно занимало моё тело. «Ты видел, кто это сделал?»

Мускулы на его широких плечах дёрнулись, а затем он закрыл глаза, несколько чёрных ресниц, спасенных от клейкой ленты, задели его щёку. Он тоже свернулся калачиком, каждая мышца живота напряглась под его тёмной кожей. Он спустил