Елена Рома - Рай: правила выживания Страница 42

От Чи я знала, что секретчик постоянно находится в лесу, окружавшем Ри-ен – местность, где размещались посольство-представительство Земли и те самые бескрайние рисовые поля. То есть, он точно знал, что Петров не покидал первый континент, а возможно, и пределы поселка.

Поэтому я, полностью согласная с ним в оценке тела Маши, решила, что поиски буду вести тут. Ведь в лесу толку от меня – ноль. На Мьенге было настолько непривычно – тихо, кругом зелень, воздух с повышенным содержанием кислорода, от которого поначалу кружилась голова, что лес даже начал казаться мне почти безопасным.

Сам по себе поселок представлял собой несколько довольно далеко разбросанных друг от друга гьеров. Насколько я поняла, это выращенные мьенгами гигантские плоды местных растений. Тут любили все круглое, а также белое. Дома, как и одежда, были с одинаковой шелковистой поверхностью и ослепительно-белого цвета как снаружи, так и внутри. Они очень ярко выделялись на фоне окружающей зелени. Размеры у гьеров были разные, окон не было вообще, но свет будто исходил от белоснежных стен. Где-то на задворках, ближе к лесу, стояли большие приземистые сараи, сплетенные из каких-то веток – кажется, лиан, как говорил Комаровски. Впрочем, возможно и они были специально выращенными, утверждать не берусь.

За сараями, в которых, вроде бы, хранилось зерно, начинался оросительный канал. Вода на Мьенге была насыщенного зеленого цвета. Так что бирюзовый оттенок неба уже не удивлял. Канал возникал буквально на ровном месте, вливаясь затем в окрестные рисовые поля. Точнее, в рукотворные болота, в которых росло то, что потом, как уверил меня наш посол-представитель, станет рисом.

А поскольку мы прибыли на планету в сезон, соответствующий земному лету, всех наших аграрных гениев тут же загнали на прополку этих болот. Даже Двинятин участвовал. Даже Комаровски с переломом челюсти.

– Рис – очень хрупкое растение, – объяснял нам ведущий рисовод, – без прополки пропадет!

Видела я это хрупкое растение. Мощные пучки травы выше пояса. Да он сам забьет любой сорняк! Зато гении были при деле, им же после прополки надо было вести свои исследования, так что ребятам иной раз было некогда даже помыться.

Не могу сказать, что это особенно облегчало мне задачу. Но, с другой стороны, время для поисков освобождалось – и в приличном объеме. Еще, разумеется, я нацепила на каждого – и каждую – свой собственный, контрабандно провезенный источник радиосигнала. Раз уж биолокация тут запрещена, а я должна обеспечивать охрану этого детсада, все средства хороши.

Тем более это, примитивное. Детская игрушка, если на то пошло. Абсолютно безвредная для окружающей среды. Так называемый радиорадар. Представляет собой набор из двадцати фишек, экрана с магнитом и, собственно, радара, позволяющего определять местонахождение каждой фишки. Детям глазомер и логику развивает, мы с Андерсеном дарили такую штуку первенцу Бени…

Ну а я, чуть-чуть поковырявшись в настройках, могла теперь определить, где находятся фишки с первой (Двинятин) по шестнадцатую (Юлька). И пока шла прополка, мне даже радиуса действия хватало.

Слегка поколебавшись, я решила затолкать фишки в странные штуки, которые выдали каждому из нас. Обязав носить на шее, не снимая ни днем, ни ночью. Больше всего это напоминало идентификационный номер солдат наших спецвойск, только выглядел мьенговский аналог как мягкий мешочек с какими-то символами, завязанный веревочкой.

Юлька сказала, что эти символы – буквы, то есть на каждом мешочке стояли инициалы того или иного человека-гостя.

– Разумная мера, – объяснял Сергиенко, – а вдруг потеряется кто? Люди-то для них все на одно лицо.

Честно говоря, в его компетентности я не просто сомневалась, а… уже поставила крест. Даже если кто-то потеряется, все равно его доставят в Ри-ен, а уж люди всегда узнают своего. Нас тут слишком мало.

Что же касается самих хозяев планеты, могу сказать только одно – контактировать с нами они не стремились. Издалека я видела двух или трех мьенгов, вблизи – только Е-ло, так сказать, куратора академической практики от принимающей стороны. Какова на самом деле была ее должность или статус в местной иерархии, определить затрудняюсь.

Она была высокой, как все мьенги – что-то около метр девяносто – с неразличимой под ассеем фигурой. Так что о том, что она – это она, нам сообщил Чи. У мьенгов вообще, насколько я поняла, не было ярко выраженных внешних отличий между полами. Кожа Е-ло была темно-коричневой, что при оранжевом светиле неудивительно. И за что их только прозвали «зелеными человечками»? Череп красивой, слегка вытянутой формы с коротким серым пушком там, где у нас были волосы (иногда я замечала, как отдельные «пушинки» шевелятся при полном отсутствии потоков воздуха). С почти черными глазами без ресниц и мягкими, будто специально сглаженными чертами лица. Невыразительного, полностью лишенного эмоций лица.

Разговаривала она монотонно, каким-то скрипучим голосом, и только благодаря Машиным способностям аудиалки я, спустя несколько дней, начала различать в нем нотки одобрения или недовольства. Кстати, проблем с переводом не возникало, так как Е-ло вполне сносно говорила по-нашему.

Юлька, поначалу вцепившаяся в нее, как клещ, очень скоро поняла, что с данного конкретного носителя языка где сядешь, там и слезешь. Теперь она совершенствовала свой мьенг в одиночестве, переводя нуднейшие официальные документы для Ираиды Степановны.

Добиться от нее внятных объяснений по поводу знакомства с «птицей Зуном» так и не удалось. Она мямлила, что это был простой сетевой контакт, что, подумаешь, обещала ему поцелуй много лет назад, что нормальный человек и вспоминать бы о таком не стал… Но очень просила ничего не говорить Двинятину. Пришлось обещать, в конце концов, я ей должна – и даже дважды. Тем более, что Двинятину было совсем не до меня, мы и виделись лишь вечерами, когда он давал очередное задание на заполнение академических дневников.

А вот к Е-ло я старалась быть как можно ближе. Не знаю, что было причиной – ботинки на гравиконтроле или гены Петрова в теле Маши – но она даже иногда благосклонно отвечала на мои вопросы. В частности, я узнала, что гьеры – все же не специально выращенные плоды, а специально выращенные дома. Биотехнология, ей-ё!

Гьеры, оказывается, растили с заранее запрограммированным количеством комнат, отделенных тонкими перегородками, поэтому скругленные стены и потолки были лишь по периферии, а в центре – специально для людей – находились привычные нам квадратные или прямоугольные помещения.

Кроме того, Е-ло милостиво пояснила мне, почему все здесь ходят в ассеях.