Лучшая ученица (СИ) - Мэй Ирис Страница 43

Леди Агата окинула её не слишком-то обрадованным взглядом. Однако когда она заговорила, голос звучал вполне приветливо.

— Ах, Гвеннет! Тебя и не узнать. Вижу, мои уроки не прошли даром?

— Гвен — способная ученица, — вместо неё ответил ректор. — У меня нет сомнений, что со временем мы ещё увидим, как она перещеголяет всех своих наставников.

Вряд ли он подразумевал что-то обидное для леди Кьерсен, однако та недовольно поджала губы. Впрочем, гримаска досады промелькнула лишь на миг, и леди снова приняла приветливое выражение.

— Поверю вам на слово, — она заливисто засмеялась, а потом добавила с оттенком лёгкого ехидства: — Ваша способность отыскивать таланты уже стала легендой, ваше сиятельство!

— К слову о талантах, — подхватил граф. — Я знаю, леди Агата, что вы обладаете незаурядными дипломатическими способностями. Позволите ли обратиться к вам за советом по одному спорному вопросу?..

Маркиза польщённо кивнула, уверив, что внимательно слушает и готова помочь. Но вместо того чтобы заговорить о деле, ректор вдруг спохватился, будто только сейчас вспомнил о других собеседниках.

— Думаю, остальным будет неинтересно слушать наши разговоры. Рудольф, ты ведь не обидишься на старика, если я украду твою очаровательную спутницу на несколько минут? Взамен поручаю тебе мою подопечную. Почему бы вам не потанцевать?

Лицо леди Кьерсен в этот миг выражало такую растерянность, что Гвен едва удержалась от невольной улыбки. Однако пойти на попятную она уже не могла, и ей оставалось лишь принять предложенную руку и прошествовать вместе с графом де Лаконте в сторону открытой террасы.

Сен-Моро тоже поспешил откланяться, вспомнив, что не собирался надолго оставлять супругу.

Барон заговорщицки улыбнулся, не скрывая, что импровизация ректора пришлась ему по душе.

— Ну что, потанцуем, малютка Гвен?

— С удовольствием!

На этот раз она не считала шаги. Вовсе забыла об этом, не думала, правильно ли выполняет движения и попадает ли в такт музыке. Но, наверное, всё получалось хорошо, иначе разве господин де Триен не поправил бы её? А он только смотрел — с неугасающим восторгом, словно сегодня увидел её в первый раз.

Глава 27

Праздник продолжался. Когда прозвучали последние аккорды вальса, Гвен огорчилась, но барон и не думал с ней прощаться.

Оглядевшись и не найдя в зале леди Агату с ректором, он, как показалось Гвен, вздохнул с облегчением. Правда, вслух выразил удивление, где же они так надолго запропастились, и предложил разыскать… однако увлёк её совсем в другом направлении, не к открытой террасе. Гвен не возразила, не напомнила, куда на самом деле направлялись их спутники.

Это было странно и отчего-то волнующе. Они с де Триеном, несомненно, поняли друг друга, действовали заодно, но почему-то не говорили о своих намерениях вслух. В этом не было обмана или игры, и всё же отступить от необъяснимых и ненужных, но почему-то без возражений принятых ею правил казалось немыслимым.

Едва они вышли в холл, и придуманный предлог оказался больше не нужен. Словно за пределами бального зала они вдруг становились свободными от любых обязательств.

— Хочешь чего-нибудь прохладительного? — предложил барон, и Гвен с готовностью кивнула.

— Было бы замечательно…

Она согласилась выпить охлаждённого вина, и, взяв бокалы, они вышли в сад. Они о чём-то разговаривали, но слова не задерживались в памяти. Фразы сейчас не имели значения.

Не сговариваясь и не раздумывая, они свернули к увитой цветущей жимолостью беседке. Входя, Гвен оступилась, зацепившись за небольшой порожек. Она сама не могла бы с уверенностью сказать, было это абсолютной случайностью, или она заранее догадывалась, что, желая удержать от падения, барон приобнимет её за талию, и поэтому невольно стремилась допустить небрежность.

Совсем близко продолжали звучать голоса гуляющих, доносилась музыка, но это не мешало почувствовать себя так, будто они остались одни в целом мире. Казалось, что здесь, в стороне от чужих глаз, она свободна от любых правил и условностей. Эта иллюзорная свобода пьянила похлеще вина.

Гвен порывисто обернулась, желая взглянуть спутнику в глаза, убедиться, что он разделяет её настроение. Они вдруг оказались совсем близко друг к другу. И то, что произошло дальше, в тот миг обоим показалось естественным и почти необходимым, как дыхание. Гвен не помнила, она подалась вперёд или барон склонился к ней, но их губы соприкоснулись…

Она не знала, сколько прошло времени. Они стояли, надёжно укрытые густыми зарослями жимолости, и никак не могли друг от друга оторваться. Медленная, тягучая нежность сменялась порывистой жадностью. Барон целовал её веки, скулы, щёки, словно сейчас было жизненно важным не пропустить ни одного доступного для поцелуев кусочка кожи, и снова возвращался к губам.

— Ваша милость… — выдохнула Гвен.

Она сама не знала, что хотела сказать. Просто чувств было слишком много, но чтобы их выразить, не хватало ни поцелуев, ни слов.

Де Триен чуть отстранился, не переставая её обнимать, внимательно и как-то пытливо, словно искал в её лице ответ на что-то, посмотрел на неё.

— Меня зовут Рудольф.

— Да, я знаю… Рудольф.

Доносившаяся из распахнутых окон бального зала музыка вдруг стихла, и сразу показалось, что чужие голоса в саду звучал слишком громко и близко. Гвен вздрогнула, сознавая, что минуты уединения и безоблачного счастья не могут длиться бесконечно.

— Похоже, пожаловал кто-то из венценосных особ, — отметил барон.

Гвен не удивилась. Ректор однажды уже обмолвился о том, что торжество должен посетить кто-нибудь из правящей семьи. Ещё одна условность, которая должна была свидетельствовать о том, что Академия магии очень важна для империи.

Раньше ей казалось любопытным взглянуть на представителя императорского рода, но теперь Гвен ощутила лишь досаду.

Возвращаться в зал не хотелось. Всё же они направились в сторону здания, нарочно замедляя шаг.

По мере того, как они приближались, Гвен всё больше охватывало странное напряжение. Сначала она решила, что просто беспокоится из-за опекуна и леди Агаты. Те наверняка заметили их слишком долгое отсутствие, и пусть никто не застал их за нарушением приличий, однако же повод для упрёков всё равно есть.

Впрочем, Гвен нисколько не боялась опекуна, да и виноватой себя не чувствовала, но необъяснимая тревога не отпускала. И следом пришло ещё более странное чувство — казалось, будто рядом реет чья-то энергия, не преследуя, но и не отдаляясь, как если бы её собственная сила служила для чужой магнитом.

Гвен даже незаметно огляделась, проверяя, не применяет ли кто-нибудь неподалёку магию, но ничего не заметила. Она постаралась отделаться от навязчивого ощущения, уговорить себя, что ей всего лишь мерещится — возможно, так коварно подействовало вино, к которому она совсем не привыкла.

Однако, несмотря на все старания, с каждым шагом беспокойство нарастало, а стоило им войти в холл, как и вовсе, началось нечто необъяснимое. Гвен вдруг охватило удивление и странная, не поддающаяся здравому смыслу недоверчивая радость. Будто она только что услышала настолько хорошую новость, что не могла сразу в неё поверить…

Но ведь именно сейчас, в эту минуту, ей нечему было радоваться! И уж точно нечему вот так удивляться… Гвен почувствовала, как в душе просыпается страх. Всё это было слишком похоже на зарождающееся безумие. Её чувства были словно чужими, пришедшими извне, и шли вразрез и с разумом, и… с другими же чувствами, которых вообще стало слишком, ненормально много.

Пожалуй, такое могло случиться, если бы к ней применяли ментальную магию, но Гвен готова была поручиться, что сейчас ничего подобного не происходит. Воздействие она точно уловила бы, к тому же на крупных торжествах применение магии в целях безопасности было запрещено, и никто не стал бы рисковать без веского повода.

Обрывочные мысли метались, как вспугнутые птицы, и не приносили никакого ответа. Сделав над собой отчаянное усилие, Гвен постаралась сохранить внешнюю невозмутимость.