Последняя из рода Дариан. Наказание (СИ) - Надежда Олешкевич Страница 44

Происходило что-то невообразимое. Мир кружился, пел на разный лад. Мне виделись четыре бисеринки-глаза, моргающие по парам. Был далекий плач, булькающий хохот, разговоры, лай, вой. Я плыла по необычной реке. Над головой играли вытянутые листья. Спину гладили, массировали, хлестали, били.

— Ауф, человек-человек, ты вкусная?

Что-то капнуло прямо на лоб. Я рассмотрела ряд острых зубов, длинный язык, но едва открыла рот для крика, как мир закружился с новой скоростью.

И снова шелест, шевеление, движение сияющих нитей, от которых внезапно отделился паучок с кристаллом-тельцем, но быстро вернулся в строй и слился с основной массой. Над ухом слышалось громкое дыхание. Были новые капли, падающие на мое лицо.

Одна, вторая, третья…

— Сл-ладкая.

Я замычала, отмахнулась. Из-за бесконечной круговерти голова налилась свинцом, веки с трудом открывались. Мою руку обвило, потянуло вверх. Я безвольной куклой повисла в воздухе.

— Ауф, мое! Хочу-у, хочу, хочу, хочу-у-у попробовать. Р-р, моя добыча!

Откуда эта тяжесть? Почему я не могу открыть глаза и хотя бы понять, чего требует этот детский голос?

В ноге, чуть ниже колена, появилось давление. За нее потянули, отпустили. Я начала качаться из стороны в сторону. Снизу раздалось тявкающее:

— Дай! Дай, дай. Да-а-ай!

Через маленькие щелки, на которые у меня хватило сил, я разглядела забавного полосатого воюна, который прыгал у моих ног и клацал зубами, будто пытаясь ухватиться за мой новый башмачок, но не доставал. Я невольно улыбнулась от умиления, как вдруг погрузилась в знакомое видение с разрастающейся черной лозой, которая теперь поглотила чуть ли не четверть рощи.

Потом была яркая вспышка, и я все же смогла поднять веки. Мою руку оплетали лианы с красными отростками-присосками, держали над землей, подо мной прыгал на задних лапах воюн и пытался ухватить меня за ногу.

— Мое. От-дай! Р-р-р.

Глава 17 (3)

Малыш отступил назад, примеряясь, и прыгнул. Он вцепился зубами в мою ногу.

Лиана, по силе сжатия напоминающая настоящий канат, начала удлиняться, теперь обхватила мое плечо, задела шею, грудь, подняла меня еще выше. Воюн зарычал, начал дергаться, словно таким образом собираясь отвоевать свою добычу у прожорливого растения.

Какой он милый. Я смотрела на его забавные потуги и широко улыбалась. И меня не заботили оплетающие мое тело живые зеленые плети, которые тянулись все ниже, присасывались к оголенным участкам кожи, пронзали то место резкой болью, не беспокоила мрачная тьма шепчущей рощи и усилившийся плач-завывание. Все нормально. Не происходило ничего необычного.

Воюн разжал пасть, упал на землю и чинно сел. Завилял хвостом. В его глазах полыхнуло завораживающим синим светом. В груди задрожало, натянулось. Вокруг животного появились крохотные молнии, которые жалящими ударами атаковали воздух, листву, корни. Мою голову наполнили многочисленные голоса, терзающие сознание неприятными криками, отвратительным смехом и жужжанием. Звук нарастал. Он давил, заполнял собой, сжимал. Было невыносимо, но вдруг что-то лопнуло внутри меня, и все затихло.

Я рухнула на землю. Передо мной, прижав уши, заскулил воюн.

— Ты такой красивый, — словно заведенный механизм, повторила я, и потянулась к животному.

Он встрепенулся, отступил, будто от величайшего зла. Почему-то стало больно от подобной реакции.

Что я ему сделала? Почему испугался меня?

— Красивый, — попыталась улыбнуться, но воюн заскулил громко и жалостливо, будто его ударили, а потом вовсе убежал.

Новая вспышка света пронзила разум. Я окончательно очнулась, различила опасные лианы с присосками, которые оказались отростками гигантского плотоядного цветка, и они снова тянулись ко мне. Начала отползать. Поднялась, побежала.

Из-за ботинок я не чувствовала землю, часто спотыкалась. Падала, поднималась, неслась вперед, не различая местности. В какой-то момент закралась мысль, что бегу по кругу, но потом роща выплюнула меня и сомкнула ветви.

Достаточно наигралась и потому выпустила?

Алел рассвет. Трава была мокрой. Я смотрела себе под ноги и боролась с нарастающей злостью. Собиралась с силами. Металась между желанием немедленно уйти и обязанностью подпитывать рощу эмоциями. Пошатнувшись в нерешительности, я все же подошла к ближайшему дереву и приложила руку к стволу. Пусть жрет! Мне разве жалко, если мой ночной забег было ради этого? Пусть жрет и не давится.

Деревья недовольно затрещали, зашевелились. Из глубины рощи начал наступать мрак, будто зловещее создание, способное причинить вред.

— Вот не надо запугивать! Это ты подослала розового паучка, решила поглумиться. И как, тебе понравилась игра? Теперь бери, ведь все это ради сильных эмоций, бери, не стесняйся.

Завыл ветер, грозно зашуршала листва, наклонились ветви. В сознании что-то переключилось, словно убрали включенный свет, и мне стало безразлично.

Ноги понесли меня к академии. Нужно… я что-то сделать должна.

Статуи колдунов, главный холл. Далекие шаги. Двери, коридоры, повороты, высокие окна, каменные животные. Я не разбирала дороги, двигалась вперед без разбору. Поворот, лестница, снова окна, живой уголок. Вид зеленых растений немного вернул меня к жизни, но бежевые стены с незатейливым коричневым узором вновь ввели в дурман.

Были картины, вкусный цветочный запах. Шаги… На одном из пейзажей я заметила падальщика. Какой мрачный!

Движение, смазанные краски, защищенная дверь.

«Часы прибавят. Нельзя, чтобы прибавляли часы».

Мерцание колдовства. Я провела по ним пальцами, отыскала край, подковырнула. Словно занавесь, сорвала с прохода и повернула ручку. Комната встретила меня полумраком.