Осколки тени и света - Мара Вересень Страница 44

— А чего мы тут сидим? Лежим. Прячемся. Ты же весь такой… такой… — я так и не смогла подобрать нужного слова и оставила это глупое дело. — Ты разве не можешь их… как не-мертвых на пустыре?

— Я похож на боевика? — удивляясь моей внезапной кровожадности тихо отозвался темный. — Я некромант, а не убийца. А они — да. И их больше. А я с довеском вроде тебя. Теперь дошло?

Я набрала воздуха для новой тирады, но Ине приложил палец к губам и теперь уже сам цапнул меня за руку.

Копыта лошадей первых троих всадников прошлись почти у нас над головами, накатило странное ощущение, будто внутри меня все замерло и я стала как камень, старый плоский валун, поросший скользковатым мхом, медленный, застывший, а затем все прекратилось. Лошадь ехавшего крайним Нику удалялась, вяло помахивая хвостом.

Глава 18

Мы довольно долго лежали, прислушиваясь. Ине прислушивался, а я просто… Рука темного по-прежнему покоилась поверх моей. Я как-то совсем уж по-свойски пристроилась на ней щекой и стала задремывать, как вдруг поняла, что кое о чем забыла. Кое о ком.

— А где Ведьма?

Темный выждал еще какое-то время, вглядываясь в сторону скрывшегося отряда, взмахом руки свернул щит, растянул губы, оставив узкую щель, и издал странный свербящий звук, похожий на свист и скрип одновременно. У меня зачесалось в ушах, а трепещущий блеклыми листьями соседний куст пошел волной и выпустил наружу сначала лукавую черноглазую морду на гибкой шее, а затем и всю лошадь целиком. Ей явно было неудобно стоять на склоне, но она кокетливо покрасовалась с полминуты и не без изящества взобралась наверх, подергивая хвостом, как кошка.

Каланча подтянул лопату, тихо сползшую ниже по склону во время нашего лежания, вскочил сам, приподнял меня, ухватив за одежку чуть пониже воротника еще и в «ничего так ж-ж-ж» подопнул, когда я замешкалась.

Наверху Ине злобно посмотрел на перевалившее далеко за полдень солнце, опрокинул в себя остатки зелья, выделил мне воды и поесть, и пока я жевала ломтик вяленого мяс, быстро перевьючил лошадь, распределив вещи на две кучки. Теперь с одной стороны Ведьмы был отощавщий рюкзак, с другой — хитро сложенная из одеяла сумка. Лопата вновь отправилась в петлю, а мы с Ине в седло. Хотя седло досталось темному, а мне — место позади и указание держаться крепче. Ведьма переступала копытами, приноравливаясь к ноше. Один лось чего стоил, впрочем, и я не пушинка.

— Да прижмись ты уже, — буркнул некромант, косясь на меня через плечо мутновато-черным глазом, — то набросилась как взрослая, а тут взялась, будто никогда не… кхм…

После «кхм» я сдавила бока каланчи локтями, сцепила пальцы в замок, пиявкой прилепившись к спине, и почувствовала, как мышцы живота под ладонями подрагивают от беззвучного смеха. Пнула гада по пяткам, а он пнул Ведьму, и я возрадовалась, что у некроманта такая широкая спина. Сиди я впереди, уши бы продуло, потому что линялая кобылка рванула вперед со скоростью магмобиля.

Темнота подкрадывалась долго, а упала в одночасье. Заревом сиял такой близкий и одновременно недостижимый Светлый лес, но как не пришпоривали лошадь, добраться к границе эльфийского анклава до ночи не удалось — не хватило часов, что пришлось прятаться в овраге от отряда наемников. После того, как ведьма, попав обеими передними копытами в заросшую травой рытвину и упав на колени, едва не свернула ноги, а мы с каланчой наперегонки летели с нее, рискуя посворачивать шеи, свои и лошадиную, Ине решил идти пешком. Он все еще надеялся успеть. Только я не понимала, почему для него так необходимо войти на территорию Эфар именно сегодня.

Его тревога, передавшаяся и мне, сначала знакомо оттягивала шею невидимой бусиной, но с каждым новым шагом становилась все больше похожей на каменное грузило.

— Почему не пойти тенями, — задыхаясь от быстрой ходьбы, предложила я. — Как после побоища рядом с Эр-Сале. Ты же можешь. Ведьму оставим, раз все так… серьезно. Демоны… — Я оглянулась на замыкающую шествие лошадь. — Демоны с ней, сама дойдет

На «демонах» темный, наконец, среагировал на мой голос — замер на полушаге и снова пошел, поведя плечами, будто лопаткам было неудобно под ношей или у него там крылья прижаты и тянет. Я была в шаге за ним, видела, как пальцы теребят хвост обмотанного вокруг запястья черного шнурка то пропуская его между, то пряча в ладони, то стряхивая раздраженно. Рука дергалась вверх, за спину, куда Ине перевесил снятый с хромающей лошади рюкзак, и вскользь касалась рукояти с цаплей. Последний аргумент… Так некромант называл эту свою дубинку.

— Нельзя, — не слишком внятно проговорил он, — нельзя, нельзя здесь.

Сразу я решила, что он не мне. И даже не «душечке», в черенок которой он вцепился как в спасение, до белеющих костяшек. Уже с час вот так. Принимался бормотать, дергал головой, будто отмахивался от кружащей возле уха осы. От него тянуло мраком и волнами такой тоски, что хотелось драть руками горло, потому что звука, чтобы выкричать из себяэто— мало.

Нить отсутствующей бусины сильнее вдавливалась в шею на затылке, моя кожа покрывалась мурашками и черными мелкими значками. Дрожащие бледные нити-паутинки, которые их словно связывали и на которых они сидели букашками, в густых сумерках были особенно заметны. Но вместо бледного золота, виденного мною во время вынужденного привала в овраге, мерцающие линии посвечивали алым, как и мои волосы.

Да, я нервничала. Мало того, я была почти что на грани истерики. Невменяемый темный — явление страшное и непредсказуемое. Но мне деваться было некуда, разве что тишком упасть на четыре и отползти подальше. Куда-нибудь в сторону эльфийских территорий. Вдруг отвлечется на очередной разговор непонятно с кем и не заметит.

— Нельзя здесь. Света много, изнанка вблизи мест, где эльфы столетиями живут, как свернутые лабиринтом соты.

Все-таки мне. Но лучше бы уж молчал, голос двоился, множился, менял тональности, будто невидимый дирижер подал знак оркестру и музыканты в одночасье бросились настраивать инструменты, и меня пронизывало диссонансом звучания, будто мы с ним струны, задетые одной рукой.

— На выходе из этих сот может получиться сотня крошечных Тен-Морнов и у каждого будет своя обуза, — пробился сквозь диссонанс знакомый шелест и потрескивание угольков. — Будет зудеть и зудеть, и зудеть, и зу… А может попробуем?

Он вдруг остановился, разворачиваясь ко мне лицом.

— Попробуем? — Ласково и неумолимо, как подкрадывающийся ужас.

Пальцы Ине, отпустили шелковый шнур и так же, как