Шерри Томас - Пылающие небеса (ЛП) Страница 44

* * *

Из лаборатории Тит вернулся в пансион к ужину, а затем пошел в свою комнату, чтобы проверить испытание, запланированное для Фэрфакс. Из Горнила он выбрался, мучимый тошнотой и головокружением, и обнаружил, что в дверь стучат.

В комнату ввалился Уинтервейл:

– Что тут, черт побери, творится? Почему вдруг повсюду бронированные колесницы? Идет война, о которой я не слышал?

Тит выпил стакан воды:

– Нет.

– А что тогда? Что-то явно происходит.

Семья Уинтервейла, даже будучи в изгнании, имела хорошие связи. Рано или поздно он обо всем узнал бы. И если Тит солжет в ответ на прямой вопрос, получится, будто ему есть, что скрывать.

– Атлантида разыскивает стихийного мага, который вызвал молнию.

– Как Хельгира, что ли?

Тита до сих пор подташнивало при каждом упоминания ее имени.

– Можно и так сказать.

– Чепуха! Никто на это не способен. А что потом? Маги, оседлавшие кометы?

Из комнаты Фэрфакс, находившейся по соседству, послышался взрыв мужского хохота. Кто еще стал ей другом?

«Друзьями», – мысленно поправил себя Тит, потому что к оглушительному смеху присоединилось еще несколько голосов.

– Знаешь, что я думаю? – спросил Уинтервейл, подперев пальцами подбородок. – Это просто прикрытие, чтобы Атлантида могла избавиться от неугодных изгнанников. Мне лучше предупредить мать, ей нужно быть очень осторожной.

– Осторожность никому из нас не помешает.

– Ты прав.

Ну вот почему Фэрфакс не может вести себя, как Уинтервейл? Уважать мнение принца, прислушиваться к его советам?

– Кстати, как Леди Уинтервейл? – поинтересовался Тит.

– Уехала на воды. Надеюсь, ее это успокоит. Я давно не видел ее такой нервной.

Уинтервейл ушел почти перед самым отбоем. Но, когда Тит заглянул к Фэрфакс, комната была полна народу. Хозяйка устроилась на кровати по-турецки, рядом с ней сидел Сазерленд, а Роджерс и Купер – еще двое парней из команды по крикету – восседали рядом верхом на стульях. Все играли в карты.

– Давай, помогай мне, принц, – небрежно предложила Фэрфакс. – В картах от меня никакого толку.

– Это правда, – подтвердил Сазерленд.

– Как здорово, что я замечательный атлет и красив как бог, – сказала она с той добродушной бравадой, которую так здорово умела изображать.

Мальчишки засмеялись и заулюлюкали.

– Самомнение у тебя немаленькое, – заметил Роджерс.

– Мама говорила, что фальшивая скромность это грех, – с улыбкой парировала Фэрфакс.

Тит предостерегал ее от дружбы с другими. Но сердце болело не от волнения, а от укола зависти. Даже если бы обстоятельства и позволили принцу иметь друзей, он ни с кем не сошелся бы столь легко. Ребята чувствовали в нем некую неприступность.

– Скоро потушат свет, – произнес Тит.

Купер, который всегда перед ним благоговел, немедленно отложил карты:

– Тогда нам лучше разойтись по комнатам.

За ним неохотно последовали Сазерленд и Роджерс.

Когда Тит закрыл за ними дверь, Фэрфакс перетасовала карты:

– А ты мастак разгонять народ, высочество. Наверное, сказываются долгие годы практики.

– Ошибаешься, я таким родился. А вот у тебя точно были долгие годы практики.

– Имеешь в виду мое врожденное потрясающее обаяние?

– Твое обаяние настолько же врожденное, как и моя правдивость.

Фэрфакс собрала колоду в правой руке. Карты вылетели из ее пальцев и аккуратной стопкой приземлились на левой ладони.

– Ты хочешь мне что-то сказать?

У Тита не было какой-то определенной цели, когда он шел сюда. Но как только прозвучал вопрос, ответ появился сам собой, словно тщательно обдуманный заранее.

– Я читал о твоем опекуне. Он не делал твою жизнь легче.

– Его собственная жизнь была нелегкой из-за меня.

– Расслабься. Я в нем не сомневаюсь. Только хотел сказать, что ты очень хорошо о нем заботилась. У тебя доброе сердце.

Взгляд Фэрфакса был холоден, как горная река.

– Заботилась, потому что люблю его – и потому что никогда бы не смогла отблагодарить его за все, что он для меня сделал, дав дом и приют. Ты не заработаешь большей моей преданности комплиментами. Я сделаю ровно столько, сколько от меня потребует клятва кровью, не больше.

Умная девочка. Титу почти казалось, что она видит его насквозь.

– Доброй ночи, ваше высочество.

А теперь еще и отсылает, словно это он ее подданный, а не наоборот.

Тит перескочил расстояние, которое их разделяло, поцеловал Фэрфакс в щеку и тут же перескочил назад прежде, чем она успела отреагировать.

– Спокойной ночи, Фэрфакс.

Глава 12

Иоланта не сомневалась: принц ею манипулирует. Но зачем? Думает, будто, говоря, как она ему бесконечно дорога, хваля за доброе сердце или целуя в щечку, добьется, чтобы она добровольно рисковала ради него жизнью?

Ничто не заставит ее добровольно рисковать жизнью ради него.

И все же Иола долго ворочалась и не могла заснуть, чувствуя, как горит на щеке отпечаток его прохладных губ.

На следующее утро тренировка забросила ее в сказку «Батия и потоп», где пришлось попотеть, сдерживая вздувшуюся реку. Но послеполуденное отделение «Греческий завет» оказалось еще тяжелее. Учитель Хейвуд никогда толком не понимал ее затруднений с древнегреческим, отмечая, что морфологически латынь не многим проще. Но если латынь давалась Иоланте легко, как огонь, то осваивать древнегреческий было что горы двигать.

Ко времени возвращения в пансион миссис Долиш она мечтала прилечь у себя в комнате, однако принц не отпустил.

– Идем со мной.

– Но мы сегодня уже тренировались.

– Сегодня в школе короткий день. В такие дни ты будешь тренироваться и по вечерам тоже.

Не сказав ни слова, Иола последовала за принцем в его комнату.

– Знаю, ты устала. – Он закрыл дверь и сотворил заклинание, призванное держать всех остальных подальше. – Но еще я знаю, что ты сильна – гораздо сильнее, чем думаешь. Возможно, даже сильнее, чем я способен осознать.

Иоланта совсем не чувствовала себя сильной, только загнанной в ловушку.

– Всегда помни, – добавил принц и положил руку на Горнило, – что однажды твоя сила перевернет известный нам мир.

Они приземлились в незнакомой ей части Горнила: яблоневый сад весь в бело-розовом цвету, прохладный воздух напоен сладким ароматом. Иола приставила руку козырьком и посмотрела на второе солнце, бледное, едва различимое. Злая на все на свете и возмущенная лишней тренировкой, она все же не могла не восхищаться Горнилом. Будто попадаешь в совершенно иной мир.