Кристи Фихан - Темная симфония Страница 45

Антониетта подняла голову. Она казалась сексуальной сиреной, дикой, раскованной соблазнительницей со своими длинными завитками волос, каскадом спускающимися вокруг нее подобно живому плащу, а ее темные, постоянно преследующие его глаза были окаймлены длинными ресницами.

— От тебя — никогда.

Пророкотало тихое предупреждающее рычание. Он отвернулся.

— Я стараюсь защитить тебя.

— Я не хочу защиты, Байрон. Я не нуждаюсь в ней. Я взрослая женщина и сама за себя несу ответственность. Я знаю, чего хочу… — тебя. Хочу, чтобы ты занялся со мною любовью, — ее пальцы двигались не переставая, ласкали, играли. Она поцеловал его живот, грудь, прижалась к нему, чтобы куснуть за подбородок.

Байрон чувствовал ее там, крепко прижавшуюся к нему, вжавшуюся в него, чувствовал ее тело, нежное и податливое, охотно предлагающее себя. Ее кровь взывала к нему, горячая, сладкая и вызывающая привыкание, зелье, созданное специально для него. Антониетта. Спутница жизни. Ты моя. Я вечность искал тебя.

— Я не уйду преспокойненько в ночь. Не думай, что я этого желаю, Антониетта. Я не ягуар. Тебе будет не так-то легко избавиться от моего присутствия, реши ты, что тебе скучно.

Ее руки обвились вокруг его шеи. Она плотнее прижалась к его бедрам.

— Теперь ты стараешься напугать меня, говоря как навязчивый ухажер. Просто займись со мной любовью. Может, мы поговорим о нашем будущем позже?

Она так хорошо. Чистотой, свежестью и соблазном. Ее голова была откинута назад, ее горло манило. Байрон зарылся лицом в ее шею, что так искушала его. Его язык нашел ее пульсирующую жилку. Почувствовал ее биение. Ритм которого промчался сквозь его тело так, что он содрогнулся от удовольствия. От голода. Его потребность была такой сильной, что прожгла его вплоть до каждой клеточки. Зубы поддразнили ее кожу над трепетавшим пульсом. Он вдохнул ее запах.

— Поможет, если ты будешь знать, что я пытался ухаживать за тобой как принято у вас, людей? — он закрыл глаза, сгорая от желания.

— Думаю, ты проделал замечательную работу, — она потерлась своим телом об его, словно кошка, кожей об кожу.

Его рот прошелся по ее шее, оставляя след из огня, пламени. Его зубы то тут, то там нежно прикусывали ее кожу, его руки собственнически сжались. Его тело было твердым и напряженным от жизни, энергии и голода. Такой же голод шипел и в его венах. Его губы прошлись по ее коже раз, второй. Гипнотизируя ее.

Все тело Антониетты сжалось в ожидании. Тепло распространилось, разгораясь подобно лесному пожару. Подобно огненной буре желания и невероятно сильных эмоций, сильнее, чем ей хотелось бы ощутить. Здесь была и раскаленная добела боль, мгновенно уступившая место эротическому удовольствию, затопившему ее тело, сердце, сознание и душу. Байрон поднял ее, словно она весила не больше перышка, словно она была всем его миром. Ей казалось, что она словно плывет по комнате, мечтая о страсти, которой никогда не знала.

Он что-то пробормотал, ласка его языка уняла боль у нее на шее, когда он уложил ее на кровать. Его тело накрыло ее. Его рот прошелся по ее лицу, глазам, остановившись на губах.

— Как ты вообще могла подумать, что я не люблю тебя? — его зубы поддразнили ее подбородок, легко спустились вниз по шее, проложив огненную тропинку к возвышенности груди.

Антониетта вскрикнула, изогнулась навстречу ему, жаждая большего. Она прижала его голову к себе, в то время как ее тело пульсировало в ответ, сжимаясь от изысканной потребности. Голод нарастал, затопляя, пока она не начала умолять, чтобы он оказался внутри нее, пока не начала умолять о хоть каком-то облегчении.

— Байрон, поторопись, — она попыталась притянуть его к себе, уложить его на себя, ее бедра настойчиво требовали его в себя. Байрон был терпелив, выжидая, его руки неторопливо исследовали ее тело, запоминали каждую деталь, на веки вечные запечатляя ее тело в своей памяти.

Антониетта закрыла глаза, удовольствие было таким сильным, что граничило с болью, когда его рот прошелся по ее животу и спустился ниже, чтобы исследовать треугольник ее завитков. Она хотела его исступленно. Жаждала чувствовать его внутри себя. Потребность была такой сильной, такой интенсивной, что все ее тело содрогнулось. Где бы он ни дотрагивался до нее, ни целовал ее, у нее все ныло, и она страстно желала большего.

Его руки раздвинули ее бедра. Она ждала, затаив дыхание, а потом воздух вырвалось из ее легких, когда он вкусил ее там, когда он поглаживал и ласкал, возвращая ее тело к полноценной жизни. Его имя вырвалось у нее рыдающей мольбой о милосердии. Антониетта никогда никого не хотела сильнее. Байрон. Только он мог дополнить ее. Ее пальцы нашли шелковые простыни, вцепились в них, когда волны экстаза захлестнули ее, прошли сквозь нее. Она перенесла свою хватку на его волосы, потому что не могла… не желала гореть одна.

Байрон поднял голову, скользнул поверх нее, его бедра любовно устроились в месте соединения ее, словно вернулись домой. Она была влажной, горячей и скользкой, такой тугой, что он задохнулся от радости, войдя в нее. На один крошечный дюйм за раз.

Все его тело содрогнулось от удовольствия. Он обхватил ее бедра руками, погружаясь вперед, чтобы затеряться глубоко в ее теле. В безопасном раю. Его мир изменился навеки. Он больше не ходил по земле один одинешенек. Он никогда не будет снова одиноким. Антониетта изменила его мир. Принесла свет в его неустанную темноту. Он приподнял ее бедра, желая большего, желая, чтобы она приняла всего его.

Тело Антониетты пульсировало жизнью, все продолжая и продолжая содрогаться, пока она не решила, что вполне может умереть от наслаждения. Ничто не подготовило ее к силе и интенсивности ее оргазма с Байроном. Она не ожидала подобного дара. Ни один предыдущий опыт и близко не стоял с этим. Она практически рыдала: ее чувства были слишком сильны, а тело невероятно чувствительным, так что каждое движение посылало волны ослепительного удовольствия, опаляющие ее внутренности.

Ее мир сузился до одного человека, одного единственного, его тело двигалось в совершенном ритме с ее. Кровь пела в ее венах, пульс грохотал в ушах. Музыка зазвучала крещендо[12], когда он откинул назад свою голову, погружая свое тело вглубь ее длинными, сильными ударами, предназначенными спаять их воедино. Две половинки одного целого. Антониетте показалось, что у нее вырвался крик от глубины всего этого, от порочной бесконечной радости, захлестывавшей ее. Голос Байрона смешался с ее, или, может быть, это было только в ее сознании, она честно не могла сказать. Существовали лишь тепло и огонь, да благословенное сплавление воедино, пока изнеможение не охватило их, и они в экстазе безвольно не упали на простыни.