Заслони меня собой - Мария Устинова Страница 46

Это пугало.

Я сама, своими собственными руками дала против себя оружие, когда вернулась. Безотказный рычаг воздействия. Яр знает, что я уступлю, чтобы не быть одной. Уступлю ему, даже если не буду хотеть — лишь бы не бросил.

Ярцев развел полы рубашки, выправляя ее из джинсов. Хороший повод свернуть c темы о муже и будущей ночи с Яром.

— Как живот? — примиряюще спросила я, и наклонилась, осторожно трогая повязку.

Позже придется поменять, но пока не кровит. Бинт на ране был сухим и чистым.

— Не беспокойся, быстро заживет, — он выпрямился, пока я осматривала живот, позволил потрогать рану. Боль совсем его не беспокоила.

Он с интересом рассматривал мое лицо. Яра позабавило то, с каким облегчением я ухватилась за возможность отвлечься.

— Давай все-таки проверим, — предложила я. — После первого случая лучше перестраховаться. Вдруг опять…

Мне отчаянно не хотелось забросить процесс и через несколько дней вновь ковыряться в его боку. Никогда не мечтала стать врачом.

— Хорошо, — Яр помедлил, затем снял пиджак и начал расстегивать кобуру. — Пойдем в ванную. Аптечка там.

Ванная… Я почувствовала неуловимую радость: горячая вода, нормальное мыло, настоящее полотенце. Мне так давно нужно привести себя в порядок, что теперь шанс сделать это казался невероятной удачей.

Сегодня я приму душ и лягу в постель — может быть, с Яром, а может, и нет. Но я вновь почувствую себя человеком.

Глава 38

Ванная оказалась просторной и современной.

Ее разделяла стеклянная перегородка, отделяющая хозяйственную часть со стиральной машиной и бытовой химией от, собственно ванной. Вернее, вместо нее была душевая кабина — прозрачная и выдраенная до блеска. Светильник с матовым колпаком испускал неяркий мягкий свет очень приятный глазам, но больше подходящий свиданию. Ну, из тех, где зажигают свечи, а в ванной плавают лепестки роз.

Здесь ванны не было, а свечи навсегда ассоциировались с операцией в полевых условиях.

Ярцев достал аптечку и присел на низкий столик, сдвинув в сторону бутылки и флаконы. Мне не оставалось ничего другого, кроме как сесть рядом — больше места не было. Сначала я думала встать на колени на стильный черно-белый кафель, но выглядело бы это слишком интимно для нашего недолгого, хоть и близкого знакомства.

Он улыбнулся и стянул рубашку с плеч.

Вчера, в свечном свете, я плохо его отмыла. На теле остались засохшая слизь и немного крови. Нам обоим давно нужно принять нормальный душ. Вместо чудесной туалетной воды от Ярцева пахло старой кровью и застоявшейся водой. Чем пахнет от меня, я даже думать не хочу.

Я аккуратно размотала бинт, потрогала ладонью напряженный живот и решила, что с раны можно снять пластырь. Дотянулась до раковины, не вставая, и набрала горсть воды, чтобы его отмочить. Отклеивать нужно аккуратно — по свежему шву будет больно, может опять закровить.

Пластырь был его идеей — он хотел закрыть шов, чтобы не пачкать одежду.

— Дома лучше держать рану открытой, — заметила я. — Скорее заживет.

— Откуда ты знаешь?

— Собаку лечила, — пожала я плечами.

Стало грустно: снова вспомнила Ирму, Юрку… В один день лишилась всей семьи. Мама и муж не в счет. Первой я мешаю, а второй, как выяснилось, легко переходит из категории постоянных в бывшие.

Яр прав: я его не люблю.

Разведусь, твердо решила я. Прислушалась к себе, тишина внутри ответила удивленно и настороженно. Слишком спонтанно, слишком неожиданно. Я уверенно повторила про себя, чтобы не сомневаться: разведусь, мы с ним чужие люди.

Я наклонилась, рассматривая намокший пластырь и медленно, по миллиметру отклеила.

— Рита?

Я покачала головой и убрала за ухо упавшие на лицо волосы. Рану я рассматривала внимательнее, чем она заслуживала. Рубец схватился, и хотя выступал над поверхностью кожи, стянутый черными стежками, но выглядел здоровым и чистым. Все будет в порядке.

— Рита, — повторил Яр. — Почему загрустила?

— Из-за брата, — честно сказала я. — И мужа.

— Понимаю, — глаза стали серьезными. — Я потерял сына.

Я снова опустила взгляд на рубец, аккуратно потрогала с двух сторон. Через несколько дней можно попробовать снять швы. Я очень гордилась своей работой.

А еще хотела убежать от этого разговора.

Ярцев как-то странно переживал скорбь. У меня с детьми не получилось, но я считала, что если они есть, то это навсегда тебя меняет. Гибель ребенка — самое страшное, что может произойти с человеком… А Яр флиртовал, не изменял привычкам, дрался.

Да, искал мести, но надлома в нем не было. Мне безумно хотелось узнать почему, но спрашивать я боялась. Вдруг, он прячет боль глубоко внутри, а я полезу.

— Не грусти. Смерть часть жизни, с этим ничего не поделать.

— Ты любил сына? — решилась я.

Смелости мне придали его последние слова.

— Конечно, Рита… Но я почти его не знал, — я вопросительно подняла глаза и он продолжил. — Костя жил с матерью с самого рождения, а я сам по себе. У нас не было семьи. Только некоторые обязательства.

— Жаль, что так.

— Это нормально. Она хотела ребенка, а я был силен и молод. Она выбрала меня.

— А ты? — нахмурилась я. — У тебя об этом никаких мыслей не было?

Ярцев улыбнулся.

— Сказал же, что был молод. Я не жалею, если ты об этом. Костю я любил. Но, наверное, не так, как ты ожидаешь.

— Прости, — не знаю как, но он догадался, о чем я думала.

— Ничего, — он убрал волосы с моего лица, а я потянулась к аптечке — мне нужен был новый бинт.

Поцелуй вышел случайно.

Наши губы оказались так близко, что я ощутила его дыхание. И застыла, как будто оно поймало меня в ловушку.

Я не ожидала, что начну первой. Но в память о несовершенном прошлой ночью поцелуе я инстинктивно подалась вперед и прикоснулась к губам. С интересом, чувственно, но без страсти — мне хотелось просто сделать это. Сделать, чтобы тот поцелуй не царапал, как недоделанное дело или не задвинутый до конца ящик стола.

Просто ощутить его губы под моими. И все.

Яр вернул такое же движение.

Мы обменялись нежданными, легкими поцелуями и соприкоснулись лбами. Я выдохнула и открыла глаза. Моя ладонь робко лежала на его колючей небритой шее. Теплые губы Яра напоминали шелк, а над ключицей часто билась жилка.

Эти поцелуи были невинными, как прикосновение перышка, но разожгли в нем огонь.

Я смотрела на его жадно приоткрытый