Вены магии (ЛП) - Хамм Эмма Страница 47

— Как позлить? Он обо мне невысокого мнения, не считает угрозой.

— Он знает, что я буду переживать за тебя, а не аудиенцию, — Эмонн пролез в ее комнату. — Теперь я могу сосредоточиться.

Он притянул ее в объятия, прижал ладонь к ее макушке. Она ощутила, как он выдохнул, обняв ее.

Уна кашлянула.

— Я поищу нам еды.

— И нужно помыться, Уна.

— Господин?

— Мы долго были в пути. Я бы хоте быть чистым, когда снова пойду в ту яму.

— Как пожелаете, господин.

Сорча улыбнулась и прильнула головой к его груди.

— Ты ведь хочешь не просто помыться?

— Это твоя первая ночь в Катар Солас. Ты должна насладиться всеми прелестями жизни фейри.

— Какими?

— Вода для купания тут смешана с амброзией зачарованных цветов. Фионн точно добавил больше в воду, которую попросит Уна.

— И что будет? — она нахмурилась с тревогой, отклонилась и глядела на его лицо. — Почему ты не переживаешь из-за этого?

— Амброзия в маленьких дозах расслабляет тело. В больших действует как афродизиак.

— Ах, — ее щеки вспыхнули. — Ты говорил, что не хотел отвлекаться.

— Я в доме, где провел детство, впервые за века, еще и с женщиной, которую люблю больше жизни. Нужно быть сумасшедшим, чтобы не хотеть отвлечься в такое время.

— Ты можешь пожалеть об этом утром.

— Я не могу жалеть о времени с тобой, — он гладил ее спину до поясницы. — Если это наша последняя ночь, то я хочу, чтобы наши души помнили ее, даже став призраками.

Эмонн склонился и поймал ее губы. Он прижался к ней телом, погрузился языком, шептал обещания у ее кожи всю ночь. Хоть они оба переживали, что не смогут выполнить те обещания.

* * *

— Ты готова? — спросил Эмонн.

Сорча смотрела, как Уна застегивает его доспехи, проверяет каждый ремешок. Он мог носить регалии королевича, и слуги Фионна принесли ему наряд.

Эмонн отказался. Он выбрал доспехи, которые носил как вторую кожу. Сорча не знала, одобряла ли это. С одной стороны, было бы неплохо дать его народу увидеть его не только военачальником. С другой, он не должен был меняться, потому что они привыкли к королю, что не сражается на их стороне.

Она будет мягко за них обоих. Уна нарядила ее в эфемерное платье, что парило как облако. Зеленое, как море, оно окружало ее ноги и двигалось само по себе. Рукава были словно из дыма. Кристаллы свисали с ее горла и обвивали руки цепочками.

— Нет, — ответила Сорча. — Я не готова. Я нервничаю и не могу перестать думать, что произойдет нечто ужасное.

— Мы не можем угадать, что будет.

— Что он имел в виду, сказав, что ты — не бессмертный? — Сорча смотрела на него большими глазами. — Кристаллы останавливают любой клинок. Что он знает?

— Я не представляю, что он затевает. Он меня не убьет, Сорча.

Уна закончила застегивать ремешки, и Эмонн подошел к Сорче. Уверенность звучала в его шагах. Он взял ее за руки и прижался губами к ладоням.

— Откуда твоя уверенность?

— Он — все-таки часть меня. Близнецы — две стороны монеты. Убивая меня, он убьет себя.

— Я хочу убить его, — сказала она.

— А я готов убить себя, чтобы покончить с войной. Фионн таким бескорыстным не был.

Он повернулся, а она сжала его руку.

— Не убивай себя из-за этого. Есть другие способы.

Он оглянулся, эмоции плясали в его глазах, словно листались страницы книги.

— Мне есть, ради чего жить. Я не дам ему лишить меня этого.

Она вышла за ним из комнаты, и двадцать стражей повели их в тронный зал.

Хоть Фионн и выхвалялся, когда они только прибыли, он не заставил их долго ждать. Одна ночь в золотых покоях Благого дворца не считалась затянутым пребыванием. Он хотел сбить их с толку, а потом заставить вернуться.

Он показывал им, что его слово было законом, прогнав их, а потом вернув на своих условиях. Он так просто испортил их планы.

Это ее тревожило.

Каждый дюйм этого замка вызывал страх в разуме и душе. Что сделает Фионн? Что за безумие он мог оживить?

Плечи Эмонна не дрогнули, когда он прошел в тронный зал. Сорча смотрела на него, на камень, что удерживал ее на земле. Он не давал страху править им. Не должна и она.

Зал был снова полон фейри. Почему? Фионн делал вид, что они поговорят с ним, но она узнала многие лица. Это были те же фейри, что и до этого. Красота придворных была такой сильной, что ранила глаза.

Она взглянула на Уну.

— Это аристократы фейри, да?

— Да.

— Зачем они здесь?

Эмонн прошел к трону, остановился в футе от родителей.

— Я просил личную аудиенцию.

Фионн удобно сидел на троне, кольца блестели на пальцах.

— А я в праве отклонить то прошение. Аудиенция будет публичной.

— Ты точно хочешь это делать, брат?

— Можешь не говорить об этом.

Эмонн склонил голову.

— Тогда я обращаюсь к тебе и твоему двору.

— Можешь начинать.

Фейри подняли в унисон головы и посмотрели на высшего короля. Первого сына, который должен был править ими, но впал в немилость.

Горло Сорчи сжалось. Они смотрели на него. Пара слов Фионна, и Эмонн снова существовал. Но почему? Почему он позволил это сейчас?

Ее любимый замешкался на миг, пока ловил отдельные взгляды.

— Мой народ, вы страдали достаточно долго. Трон всегда передавался первому ребенку короля и королевы, а второму — только если первый умирал. Я не мертв. Многие из вас сражались вместе со мной на поле боя, кто-то спасал мне жизнь. Других спасал я. Вы знали меня еще мальчиком. Вы видели, как я рос уверенным и честным, вы любили меня как своего. Такой облик — не мой выбор, как и вы не выбирали свою красоту. Ваш король оставил эту рану и остальные на моем лице. Вы смотрите на свое лицо, свои страхи, соблазны, кошмары. Может, я уродлив, но я достоин места короля больше, чем тот, кто сидит на троне. Фейри не должны быть рабами. У нас есть шанс в этот миг изменить наш мир. Жить в равенстве, становиться сильнее вместе. Я не стану отдыхать, пока не сяду на трон, объединив наш народ.

Его слова были красивыми. Вызвали слезы Сорчи. Он говорил как настоящий король, который берет бремя народа и несет на своих плечах. Но видели ли они это?

Она посмотрела на фейри, и ее сердце сжалось. Им было плевать на его слова. Никто не шевелился, не моргал и не дышал, пока они свысока глядели на него.

Фионн фыркнул.

— Ты высказался, изгнанный принц. Твой народ ответил.

Эмонн не отвечал. Он смотрел на мужчин и женщин, так легко отказавшихся от него. Его выражение лица не изменилось, плечи не дрогнули. Он смотрел на них и ждал.

Сорча с дрожью вдохнула, уговаривая себя не плакать.

Король вздохнул.

— Я принял не только твою петицию.

Эмонн повернулся.

— Что?

— Вы прислали прошение с двумя именами, и я оба принял.

— Чье?

— Мое, — сказала Сорча. Ее голос звучал как колокольчик. — Я подписала письмо.

Он повернулся к ней.

— Зачем ты это сделала?

— Не знаю.

Сотни взглядов фейри пылали. Они ждали, что друидка скажет то, что заставит их передумать. То, что пошатнет основы их мира.

А она не могла подобрать слова.

Фионн махнул ей шагнуть вперед.

— Иди сюда, Сорча.

Ноги понесли ее без ее ведома. Она смотрела на лица, которые проходила, и гадала, чем заставить их передумать. Они уже знали, какое решение примут. Они избегали его годами и не хотели менять мнение.

Она встала рядом с Эмонном, задела его мизинец своим. Она не собиралась унижать его, беря за руку.

— Не там, — сказал Фионн. — Подойди к трону.

Что он задумал теперь? Она посмотрела на Эмонна, тот глядел на нее с тревогой в глазах. Но у нее не было выбора. Король позвал ее к себе.

Каждый шаг ощущался странно. Ступени казались неправильными. Король должен быть на одном уровне с народом, есть за их столом, биться бок о бок с ними. Он не должен был сидеть над ними и судить толпу.

Королева издала тихий звук, когда Сорча прошла мимо. Гул — пение, шепот молитвы — который пробежал дрожью по спине Сорчи.