Ведьмина генетика (СИ) - Либрем Альма Страница 48

Дул теплый ветер, тоже непривычный. Обычно ветры здесь пытались вырвать из человека если не душу, то хотя бы остатки тепла, а этот, напротив, будто мягко обнимал за плечи, даруя ощущение уюта.

Такие ощущения показались Мартену обманчивыми. Он не верил Вархве. Все, что здесь происходило, показалось ему лживым. Академия, окутанная розовым флером мечты о величестве магии, могла обеспечить его свободой от родителей, от постоянного отцовского присмотра, потому что если ты выбираешь Вархву, никто уже тебя не остановит. Говорили, что эта академия умела защищать своих учеников.

Но Мартен не мог ей поверить. Ему казалось, что за ним все время следовал некто невидимый, такой себе надсмотрщик, докладывающий королю Лиару о каждом шаге молодого принца, уже совершившего достаточное количество глупостей в своей жизни. Или, возможно, это осознание всей глупости стычки с ди Брэ так давило?

Северная Башня всегда пользовалась популярностью у студентов. Одна из самых высоких, она обладала еще и несказанным преимуществом — имела вместо крыши плоскую, ровную площадку, окруженную невысоким бордюром, не выше двадцати-тридцати сантиметров.

Именно здесь, наверное, был центр всех романтичных признаний в любви, когда храбрый маг-рыцарь вставал на одно колено и просил свою прекрасную ведьму-леди выйти за него замуж, не дожидаясь выпускного курса, но тут происходило и больше всего дуэлей — соблазняясь красотой местности, студенты сползались сюда выяснять отношения так, словно им медом было помазано.

Разумеется, дуэли здесь были опасны. Мартен слышал о разных — тут сражались на шпагах, колдовали, стрелялись. Иногда проигравшего колдовской волной вышвыривало далеко за пределы площадки, и потом его тело находили где-нибудь в кустах поодаль от замка и долго искали убийцу, пока кровавый след не приводил на площадку Северной Башни.

Но, тем не менее, вход сюда не закрывали. С каждым годом дуэли становились все менее кровавыми, количество жертв уменьшалось, студенчество теряло свою страсть к сражениям и все больше обменивалось несколькими прицельными ударами в обыкновенной коридорной драке.

Гастон тоже не заслуживал большего, но сам же захотел вызвать на дуэль, даже перчатку невесть откуда вытащил, чтобы ткнуть ею Мартена в грудь.

Маркиз ди Брэ, к слову, не заставил себя ждать. Мартен с усмешкой услышал грохот на ступеньках — это его соперник поднимался по ступенькам и, судя по всему, во что-то врезался, — и повернулся, не рискуя демонстрировать Гастону неприкрытую спину.

Что-то он очень сомневался в том, что ди Брэ готов сражаться честно.

— Надо же! — протянул маркиз, выходя на крышу. — А я уж думал, что тебя здесь не увижу!

В лунном свете нос Гастона казался еще длиннее, прическа вызывала еще более стойкие ассоциации с петухом, и Мартен с огромным трудом сдержал рвущийся на свободу смешок.

— Как же я мог не явиться на дуэль, — закатил глаза Мартен, — когда меня вызывает сам маркиз ди Брэ! Где еще я увижу такое же смешное представление, как это? Никак нельзя пропустить!

Гастон презрительно скривился. Очевидно, сравнение сражения с Его Светлостью с каким-то там смешным представлением его отнюдь не порадовало.

— Пистолеты? — поинтересовался он, как будто Мартену действительно предоставлялся выбор. — Шпаги? — можно подумать, тут наблюдались пистолеты или шпаги! — О нет, это будет нечестно по отношению к тебе…

Это будет нечестно по отношению к Гастону, Мартен не сомневался в том, что заставил бы его плясать на этом бортике и свалиться вниз уже через несколько минут.

— Мы будем использовать магию, — решительно заявил Гастон. — Безо всякого другого оружия!

Мартен только напряженно кивнул. Становиться убийцей ему совершенно не хотелось, а значит, надо было сдерживать собственную магию. Странно, правда, что Гастон выбрал именно такое оружие — ведь он никогда не был особенно силен в колдовстве, и судя по тому, что Мартен видел в группе, ди Брэ даже не питал особенных иллюзий по этому поводу. Тем не менее, отговаривать своего врага выбирать магию он не собирался.

Гастон стал в изготовку — точнее, в то, что должно было напоминать магическую стойку, этот древний миф, в который нормальные магии давно уже перестали верить. Мартен невольно повторил его позу, должно быть, исключительно из жалости, чтобы ди Брэ не чувствовал себя совсем уж отставшим.

Принц, следуя правилам магических дуэлей, закрыл глаза, чувствуя, как вскипает в крови Гастона магия, те жалкие две или три капли, которые он мог задействовать в этой смешной дуэли. Мартен заставил себя дозировать магию — и швырнул наугад заклинанием, чувствуя, как две силовых вспышки сталкиваются, смешиваются между собой. Гастона отбросило на шаг назад — заклинание Мартена оказалось намного сильнее, не все было поглощено встречной атакой, — но ди Брэ сориентировался и тут же бросился вперед.

Мартен, не останавливаясь ни на секунду, потянул за силовые нити и атаковал следующим заклинанием. К его удивлению, оно не встретило никакого сопротивления, обожгло кожу Гастона, но не слишком болезненно, так, чтобы он все еще был способен ответить на атаку, а не упал ничком.

Принц зажег третье заклинание из своего запаса не смертельных, но зато не слишком приятных боевых заготовок, активировал его и тоже послал вперед, туда, где билась ярким светом аура ди Брэ. Заклинание достигло цели, даже ранило, казалось, маркиза, но Мартен вновь не дождался ответа. Гастон не пользовался магией, хотя упрямо продвигался вперед, игнорируя возможность атаки.

Не удержавшись, Мартен все-таки открыл глаза — и как раз вовремя.

В руках Гастона сверкнул, поймав лезвием лунное сияние, острый кинжал.

Принц с трудом успел уйти в сторону. Если б он был так же тщедушен, как и прятавшая его настоящее тело иллюзия, то, наверное, получил бы смертельный удар — но, к счастью, острие только болезненно царапнуло грудь, разрывая рубашку и оставляя пунктирную полосу кровавых капель на коже.

Мартен не знал, что видел Гастон на самом деле, может быть, то, на что и надеялся — глубокую рану на груди противника, — но губы маркиза ди Брэ растянулись в мерзкой, ядовитой улыбке.

— Будешь знать, что такое бросать вызов дворянину! — прошипел он. — Эта рана еще долго не затянется, если затянется вообще!

Неприятное пощипывание напомнило Мартену о простых ядах, к которым ему с самого детства прививали стойкость. Чем бы маркиз ди Брэ не смазал лезвие своего кинжала, это вещество не могло убить Мартена или оставить более-менее серьезные шрамы, яд только разъярил принца.

Он шумно втянул носом воздух, пытаясь воззвать к собственному благоразумию, не нападать — это могло закончиться для них обоих очень плохо. Но Гастон, очевидно, посчитал короткую паузу проявлением слабости своего противника, потому что атаковал вновь.

На этот раз Мартен не успел уйти от удара. Кинжал, метивший ему в сердце, к счастью, не попал в цель, но серьезно ранил плечо, оставив несколько глубоких порезов и одну колющую рану.

Мартен почувствовал, как мелкие искры поднимались вверх по его телу, метались от раны к ране, стремительно залечивая ее.

Нельзя! Нельзя было исцеляться, пока кто-то не вымоет весь яд! Мартен знал об этом, равно как и о том, что ему ни в коем случае нельзя терять над собой контроль, но было ли это возможно сейчас, когда в груди клокотал гнев и больше всего на свете хотелось отомстить?

Впервые за долгие годы магия брала верх.

Мартен никогда не позволял ей этого сделать. Он держал дар на коротком поводке, не давая ему ни малейшего шанса сорваться и начать руководить своим хозяином. Учителя повторяли Мартену, что магия — это всего лишь инструмент, но в его случае она жила, как прирученный зверь, посаженный на короткий поводок, но изредка пытающийся вырваться на свободу.

Вот только сегодня, когда магия сделала отчаянный рывок, она не встретила ни малейшего сопротивления. Сила разломала, превратила в крошку тот ментальный барьер, который Мартен выстраивал вокруг нее, не позволяя познать себя полностью, от начала и до конца, заполнила собой все свободное пространство, оставленное, возможно, просто так, случайно, без осознания последствий.