Санклиты. Кара Господа (СИ) - Амеличева Елена Страница 48

— Почему? — как можно не влюбиться в такую красавицу?

— Да я вообще до тебя ни разу не любил! Не хмурься так, сокровище мое! Что тебя тревожит?

— Мне только что пришло в голову, что у тебя в анамнезе куча баб. Так что ты не идеальный мужчина.

— А идеальный что из себя представляет?

— Помимо всего прочего это тот, кто на вопрос о бывших ответит «Нет никаких бывших, все сдохли, не переживай».

— Саяна! — Горан расхохотался, уткнувшись лицом в мои волосы. — Ты!.. Невозможное существо!

— А ты… ты санклит легкого поведения!

— Ты ревнуешь! — ахнул он, расплывшись в довольной улыбке.

— Да ни разу! — фыркнула я.

— Ревнуешь!

— Ничего подобного!

— Если бы знал, что встречу тебя, ни на одну и внимания бы не обратил! Достался бы тебе трехсотлетним девственником!

— Ужас какой!

— С мозолистыми ладонями!

— Кошмар!

Нас начал душить смех.

— Ничего не умеющим.

— По книгам бы изучал!

— Таких книг в моей молодости не было!

— Смотрел бы средневековую порнушку!

— Злая женщина! — он ласково улыбнулся. — Люблю тебя, родная! Так люблю!

— Любовью сыт не будешь!

— Ты права. Время обедать. — Горан приподнялся на локте. — Что моя госпожа желает отведать?

— Хочу того грибного супа и фруктов.

— И всего-то? — он пренебрежительно фыркнул. — Думал, мороженое из птичьего молока хотя бы прикажешь приготовить!

— Не искушай!

— Все, молчу! Пошел готовить!

— Идеальный мужчина! — промурлыкала я и отправилась в душ.

Горан

Я проводил ее взглядом, не в силах перестать улыбаться. Не думал, что такое вообще возможно — быть счастливым до боли! Никогда не понимал парочек, что целуются, не переставая, теперь же хотел быть как они — прикасаться к Саяне постоянно, обнимать, таять под взглядом любимой, замирать, заметив мурашки на ее коже, и понимать, что их вызвал я.

Она изменила меня полностью. Или просто помогла стать тем, кем всегда был? Кто знает. Того Горана, ранимого, чувствительного, остро воспринимающего красоту, желающего созидать и защищать, помнила, должно быть, только моя мать. Но она ушла от отца, когда я был еще ребенком — после того, как убили Януша, их долгожданного любимого первенца.

С того времени за мое воспитание взялся Антун, до того момента не обращавший на второго сына внимания. Отец ломал меня, пока от того мальчугана не осталось и следа. Но даже это его не удовлетворило, я всегда был не тем, все делал не так, и даже изо всех сил стараясь угодить, получал в ответ лишь его раздражение и разочарованный взгляд, полный тоски — по огневолосому Янушу.

Любовь Саяны взорвалась в заледеневшей душе того одиночки, не пускающего в душу ровным счетом никого, чистым огнем. Он выжег накопившуюся за сотни лет боль, помог легко стряхнуть те оковы, в которые меня заковал Антун, поселил в сердце безумно сильную любовь — без ограничений. Я стал счастливым. И познал кое-что еще — страх все это потерять!

Думая об этом, я улыбался. Руки словно сами по себе наполняли тарелки супом — тем самым, что понравился Саяне, с насыщенным грибным вкусом. На десерт будет пирог с карамелью — она от него в восторге, и фрукты.

Давно не готовил, в последний раз делал это, когда еще были живы мои двойняшки, а после их смерти — ни разу. Теперь с удовольствием готовлю для любимой, такое наслаждение видеть, как она закатывает глаза и стонет от удовольствия, попробовав, а потом требует добавки и облизывает ложку! К тому же, Саяна постоянно забывает о необходимости поесть, так что следить за ее питанием приходится мне, но это приятная забота.

— Господин Горан, — отвлек глава охраны. — Вы должны это увидеть.

Я взял из его рук планшет. Видео. Глеб Соболев. Та торговая улочка, где мы сегодня были. Неймется все-таки тебе, Охотник? Мало накуролесил? За добавкой приходишь?

— Мы не стали их трогать, только следили. Вас тоже решили… — парень смущенно улыбнулся, — не отвлекать.

Мои губы тронула усмешка. Да уж, мы с Саяной были слегка заняты. Тело приятно заныло, стоило вспомнить, как она прижалась ко мне, изголодавшаяся по близости. Про все ограничения моментально забыл, едва эти темнеющие в шторм океаны ее глаз позвали к себе, а руки обвили шею. Искушение мое! Порой власть Саяны надо мной меня даже пугает. Ведь готов сделать абсолютно все, что любимая пожелает!

— Кто второй? — я прищурился, разглядывая уродливого блондина. — Бера? — кажется, видел недавно его досье. Очередной новоявленный специалист по роду Драганов. Хранитель. Какого черта ему вообще надо в Стамбуле, неясно. Почему он помогает Соболеву? — По нему что-нибудь есть?

— Пока ничего существенного.

— Ищите лучше!

— Конечно. — Парень кивнул и, забрав планшет, ушел, оставив меня в раздумьях.

Сказать Саяне о Глебе? Представляю, что последует. А стоит девушке встретиться с ним, мерзавец моментально ей все выложит, молчать он уж точно не будет! Кому она тогда поверит, мне или Глебу? Если ему, сбудется мой самый страшный кошмар — я ее потеряю.

Саяна

Когда я вернулась в комнату, то обнаружила посреди нее ребенка в джинсовом костюмчике. К груди детеныш прижимал большого плюшевого тигренка. Сначала он показался мне похожим на Славика — светлые кудряшки до плеч, широко распахнутые голубые глазки. Но от Славика всегда шло сияние, как от маленького ангелочка. Его улыбка на самом деле освещала все вокруг, и на душе становилось легко. А глаза этого мальчика были совершенно другими. Они казались совсем взрослыми, неуместными на детском личике.

Уставившись исподлобья, он не сводил с меня пристального взгляда, в котором полыхала ненависть, на которую дети не способны. Такое зло могло поселиться только в душе, которая много пережила, потеряла самое дорогое и была сожжена болью дотла. Малыш сел на кровать и начал болтать ножками, обутыми в красные ботиночки. Вполне обычный ребенок. Видимо, мне уже мерещится всякое.

— Привет, ты чей? — улыбнувшись, спросила я.

Наверное, кому-то из прислуги пришлось взять сына с собой, потому что не с кем оставить.

— Я потерялся. — Его личико сморщилось, подбородок задрожал. Вот-вот разрыдается.

— Не плачь. Мы найдем твою маму, все будет хорошо.

— Правда? — он спрыгнул с кровати и подошел ко мне.

— Конечно. Идем.

Я протянула ему руку, но в этот момент за моей спиной раздался голос Горана:

— Отойди от нее! — санклит замер с подносом в руках.

— Родной, что происходит? — я вздрогнула от яростного шипения и, посмотрев на ребенка, не поверила глазам и ушам — эти звуки издавал мальчик!

Правда, на безобидного малыша он больше не был похож. Широко распахнутый рот, полыхающие ненавистью глаза — значит, все-таки не показалось, вскинутые вверх руки с длиннющими когтями — вот почему он прижимал к себе плюшевого тигренка, чтобы спрятать их! Как назвать это дьявольское отродье, я не знала, но инстинкт самосохранения в кои-то веки сработал, заставив меня пятиться к Горану.

Пауза длилась недолго. Через секунду Драган одной рукой метнул в неведомую зверушку поднос со всем содержимым, а другой одновременно переместил меня за свою спину. Облитый супом визжащий комок прыгнул на него. В воздухе сверкнул кинжал. Тот самый, что может убить санклита, с костяной ставкой в середине? О, Господи!

Но у Горана тоже был этот клинок — столько раз, обнимая его, я чувствовала тонкую, почти неощутимую — если не знаешь о ней, перевязь и кожаные ножны под рубашкой! Зарычав от боли из-за глубоких порезов, которыми мальчик молниеносно исполосовал его руки и грудь, мой хорват выхватил кинжал, схватил это отродье за шею и вогнал лезвие ему в грудь.

Трепыхаясь, он повис в руке Драгана, словно кукла. Шипение перешло в тихий писк и вскоре затихло совсем. Полыхающие ненавистью глаза погасли, когда он упал на пол. Горан выдернул кинжал из безжизненного тельца, которое снова стало ребенком. Дрожа, я никак не могла избавиться от ощущения, что смотрю на детский трупик. Из ступора меня вывел голос хорвата: