Шерри Томас - Пылающие небеса (ЛП) Страница 48

Спускались долго – стоянка вагона находилась на самом верху башни. Распахнулись другие двери, и они пошли по широкому коридору с открытыми арками, которые выходили на садовую террасу, нависавшую над двором в полусотне саженей внизу.

Коридор повернул, раздвоился, снова повернул. Теперь везде стояли слуги, кланявшиеся и торопливо уступавшие принцу дорогу. Они поднялись на несколько ступеней, миновали библиотеку, зимний сад со скульптурным фонтаном в центре и большую вольеру со всевозможными птицами.

Когда же наконец вошли в покои принца, Иоланта сочла их довольно скромно обставленными – учитель Хейвуд, пока еще работал в университете, имел гостиную роскошнее. Точнее, так ей казалось, пока она не увидела трехстворчатую ширму у окна. В каждой панели трепетали серебристо-лазурные бабочки. На ее глазах одна из них сменила цвет на ярко-желтый, другая – на нежно-сиреневый, а третья и вовсе покрылась затейливым зелено-черным узором.

Бабочки, вероятно, были сделаны из голубого серебра, бесценного эликсира, меняющего цвет при малейших изменениях тепла и силы солнца. Принц же, не обращая внимания на драгоценную ширму, быстро шагал вперед. В следующей комнате Иола успела заметить огромную вазу с ледяными розами, бледно-голубые лепестки которых словно выдули из тончайшего стекла. Зал за ней вмещал огромный крутящийся глобус. Иоланта не была уверена, но ей казалось, что она видела грозу где-то в тропиках – там посверкивали крошечные молнии. Принц же лишь пригнулся на ходу, чтобы не задеть луну.

В спальне он остановился, чтобы стянуть обувь, а затем они очутились в огромной купальне. Краны и ножки-лапы ванной, вырезанной из цельного аметиста, были из чистого золота. Над водой поднимался пар, на поверхности плавали лепестки и листья, пахло апельсиновым цветом и мятой.

Когда-то Иола обожала нежиться в ванне. Для нее как мага-стихийника это было одним из самых приятных развлечений: держать внизу слабый огонь, чтобы вода не остывала, и играть в воздухе замысловатыми скульптурами из капель.

Принц поставил клетку и отпустил слугу. Тот с поклоном вышел и закрыл за собой дверь. Опершись о стену, принц стянул чулки. И, шагая к аметистовой ванне, снял через голову рубашку.

Он был худощав и очень жилист. Птичье сердечко Иоланты застучало.

Он глянул на нее, губы скривились – улыбка, но не совсем. И тут же рубашка взлетела в воздух и приземлилась на клетку, закрыв обзор ванны.

– Извини, милая. Я стыдлив.

Иоланта возмущенно чирикнула. Можно подумать, она собиралась смотреть, как он раздевается, до самого конца!

– Знаю, ты бы предпочла изучать мою превосходную фигуру, но могу я посоветовать вместо этого насладиться видом шпалеры сзади? – продолжал принц. – Там изображено, как Гесперия Величественная разрушает оплот Узурпатора. Сам Румпельштильцхен ее выткал. Знаешь ли ты, что немаги в своих сказках превратили его в злодея? Бедняга, там он заставляет невинную страдалицу прясть золото из соломы.

Послышался всплеск, потом вздох: принц устроился в ванной.

Иоланта закрыла глаза, абсурдность ситуации становилась невыносимой. Она – птица в клетке. В двух шагах от нее абсолютно голый правитель Державы. И святой Румпельштильцхен, завещавший все свои сбережения на благо беднейших детей, выведен в сказке жадным грубияном.

Принц снова вздохнул:

– Почему я говорю с тобой? Ты не будешь помнить ничего из услышанного в птичьем обличье. – Он помолчал. – Я только что сам ответил на свой вопрос. Знаешь, что я однажды сделал? Решил записать, как провел время птицей. Кодом Морзе – способом передачи сообщений в немагическом мире, где буквы изображаются точками и тире. Я все рассчитал: клювом я буду делать маленькие дырочки в бумаге, это точки, а тире процарапаю когтями. Вот только когда я вернулся в нормальный облик, от листка бумаги остались одни клочки. А вроде хорошая была идея. – Он ненадолго умолк. – И ты завтра тоже ничего знать не будешь.

Значило ли это, что он расскажет ей что-то, о чем иначе говорить не стал бы? Иоланта навострила уши – фигурально, потому что ее ушами сейчас были покрытые перьями отверстия по бокам головы.

Принц тихо засмеялся:

– А с тобой почти приятно разговаривать, когда ты никак не отвечаешь.

Она велела воде в ванной ударить его по лицу. Раздался громкий всплеск.

– Эй! – По голосу казалось, что принц удивлен, но скорее приятно. – Интересно. Ты по-прежнему можешь управлять стихиями. Но прекрати, или я скормлю тебя местным котам.

Иоланта плеснула в него снова.

– Ладно, ладно, беру свои слова обратно. С тобой почти приятно разговаривать, даже когда ты отвечаешь.

Ей хотелось, чтобы он перестал говорить, она не желала знать, как они могли бы общаться, сложись все иначе.

«Скажи еще что-нибудь», – попросила ее неразумная сторона.

Принц послушался:

– Знаешь, о чем я должен беспокоиться? О твоей неспособности управлять воздухом. Молния выглядит впечатляюще, но бронированные колесницы выдерживают ее удар. Тебе нужно создавать бурю, чтобы иметь шанс их одолеть. Плохо, что у тебя не получается вызвать даже ветерок ради спасения собственной жизни.

Крылышки Иолы затрепетали. Ей придется сражаться с этими машинами смерти?

– Я должен бы изобретать новые, лучшие способы пробиться через твой блок. Но совсем не могу думать, потому что сегодня меня собирается допрашивать инквизитор.

Раньше она никогда не слышала в его голосе страха. Значит, принца тоже можно испугать. Хорошо. Не бояться тогда, когда должно, – признак безумия.

– Когда я в первый раз встретился с ней лицом к лицу, мне было восемь. – Он говорил совсем тихо, так что приходилось напрягать слух. – Дедушка умер два месяца назад, на следующий день была назначена моя коронация. Рожденных в доме Элберона учат вести себя спокойно и величественно, как бы ты себя ни чувствовал. Но инквизитор... у нее страшные глаза. Я пытался, но не мог заставить себя глядеть на нее. Поэтому, пока она говорила, я смотрел на своего кота. На самом деле Минос был маминым котом, таким же ласковым и нежным, как и она сама. После ее смерти он везде ходил за мной и ночью спал в моей кровати. В тот день он сидел у меня на коленях. Я почесал его за ухом, и он замурлыкал. А потом перестал. Но только в конце аудиенции, когда инквизитор встала, чтобы уйти, я заметил, что он... он умер.

В момент, когда голос принца пресекся, Иоланту охватило бурное чувство, которому она не могла найти названия.

– Мне хотелось плакать. Но она смотрела, поэтому я отбросил Миноса прочь и сказал так, как выразился бы дед: «Коту дома Элберонов должно бы достать воспитания не умирать перед важными гостями. Мои извинения». С тех пор я держал только птиц – птицы и рептилии неподвластны магии мысли. И с тех пор ужасно боюсь инквизитора.