Карина Демина - Леди и война. Пепел моего сердца Страница 5

Они ведь именно этого хотели…

Крестов хватило на три дня пути. На четвертый Дар сдался и начал есть.

Красная ночь возвращалась в снах до самой смерти Арвина Дохерти. В последний год его жизни Сержант каждый день ждал выброса. Ошибся.

И вот теперь снова.

Грохот нарастал и, верно, был слышен и обычным людям. Сержант отстраненно думал, что не успеет сделать все.

Вернуться в замок.

Найти Меррон. Забрать Снежинку.

Пробиваться лучше в порт. Там – лодка, и до острова… в городе нет никого, кто хотя бы частично поглотит удар. Люди обезумеют. Сколько нужно времени, чтобы они перебили друг друга? Или хотя бы ослабели достаточно, чтобы выбраться за пределы… города? А за чертой? Как далеко накроет откат?

Волна набирала силу и… гасла, не достигнув порога. Набирала и…

– Гарнизон к оружию! – Сержант толкнул оцепеневшего дозорного. – Всех поднимай!

Гасла… гасла…

Рвалась.

Не вырвалась. Умерла нерожденной, и в наступившей тишине Сержант слышал, как в едином ритме стучат сердца людей, которых вдруг стало много. Они слышали зов и были готовы откликнуться…

…как и горожане.

Высыпали на улицы. Напуганы. Растеряны. Не знают, что чудом живы остались, и лезут под копыта.

– С дороги!

Хорошо, к эпицентру не сунутся, не по знанию, но подчиняясь инстинктам. Иногда даже хорошо, что люди – это животные.

Впереди – распахнутые ворота, чернота храма и яркая мурана, потянувшаяся было – чует родство, – но отпрянувшая: не признала.

Изольда в полудреме.

Кровь на полу… немного.

И храм стоит, значит, получилось. Город пощадили. Изольда жива. Дохерти вернется. Осталась малость – дожить до возвращения.

Разум рассчитывал варианты. Немного. Пробиваться к границе или хотя бы на Север. Сколько пойдет за Сержантом? Сотни две, вряд ли больше. И долго эти сотни не продержатся.

Корабль?

Море зимой неспокойно. Да и Сержант ничего не смыслит в корабельных делах. Значит, придется довериться. Нельзя доверять.

Остается замок. Осада. И надежда, что Дохерти соизволит не задерживаться в нулевой зоне.

Вернуться получилось, как и добраться до Башни.

Выставить охрану.

Опоздать к Меррон.

Сиг, которому поручено было найти и взять под охрану, лишь руками развел и пробормотал, оправдываясь:

– Какого ляду ты сразу охрану не приставил?

Сержант и сам себя спрашивал. Ответа не было, кроме собственного тупого упрямства и желания сделать все наперекор. Ему ведь рекомендовали. Предупреждали. Настаивали.

И померещилось, что принуждают.

– И это… там к тебе… – Сиг отворачивается.

А ведь Меррон ему не по вкусу пришлась, высказался, что Сержант к одной кобыле вторую нашел.

Леди Элизабет сидела за столом, на том самом месте, которое облюбовала ее племянница. Та забиралась на стул с ногами, и узкие длинные ступни выглядывали из-под полы. В задумчивости Меррон шевелила пальцами и почесывала пером пятку. А потом совершенно искренне удивлялась, откуда на чулке чернила. Она тяжело привыкала к смене места. Беспокоилась. Вздрагивала от малейшего шороха, сама того не замечая. Стеснялась трогать его вещи.

И бесстыдно спала нагишом.

– Я… – Леди Элизабет сглотнула. – Прошу прощения, что… без приглашения, но…

Она не представляла, как сказать то, что должна была. И Сержант помог.

– Вас прислали сообщить мне, что Меррон вернут, если я проявлю благоразумие.

– Д-да.

Надо было слушать, что говорили. И самому думать. Спрятать. Запереть. Запор не спас – дверь выломали, показывая, что в этой игре сменились правила. Кормак больше не собирается соблюдать закон.

А ведь казалось, успеется, есть время в запасе и нет мотива. Доверенное лицо – слишком незначительная фигура, чтобы руки марать.

Кто знал, что счет пойдет на минуты?

Кто-то знал. И отдал приказ вынести дверь. Охрану тоже вырезал бы. Но это – не оправдание.

– Если вы не согласитесь, – по тону леди Элизабет стало очевидно, что она именно так и думает: Сержант не согласится, – то Меррон убьют. Вам просили передать…

Сверток на столе, на который леди опасается смотреть: ее уже ознакомили с содержимым. Сержант медлил разворачивать тряпицу, пропитавшуюся кровью, побуревшую, заскорузлую.

Они не причинят вреда Меррон.

Ценный товар.

Пока уверены, что ценный, – не причинят…

В холстине – палец и прядь волос. Палец мужской, слишком толстый, короткий и с желтым ногтем. Да и резали после смерти. А вот волосы – Меррон.

– Это не ее палец. – Сержант взял прядку, перевязанную красной нитью. – Она цела и будет цела.

Некоторое время. Потом убьют, даже если он исполнит то, что просят, – а Сержант сомневался, что сумеет исполнить. Кому нужны свидетели? Вопрос лишь в том, насколько мучительна будет эта смерть. Возможно, Меррон повезло, что она некрасива.

– Кто вам это принес?

– Леди Мэй.

Мелькнула надежда, что шанс все-таки есть. Обменять Меррон на тех любителей литературы, которые ждут возвращения лорда-дознавателя. Среди них, кажется, две дочери леди Мэй.

А вот сын ушел. Жаль. С сыном надежней было бы.

– И чего она хочет?

– Чтобы вы передали леди Изольду под опеку Совета.

Шанс умер.

– Завтра к вам обратятся… представители… и если вы… вы откажете…

Она все-таки разрыдалась, а Сержант ничем не мог ее успокоить. Он откажет. И попробует потянуть время. Выторгует сутки. Или двое. А дальше… всегда кем-то приходится жертвовать. Он ведь предупреждал об этом. Одна радость – за порогом жизни Меррон не придется долго.

А еще будет вечность, чтобы объясниться.

Вечность – это долго. Возможно, когда-нибудь Сержанта простят.

Срезанную прядь Сержант спрятал в карман, огляделся… место так и осталось чужим, как все предыдущие места, в которых случалось останавливаться. Из вещей жаль было лишь фарфоровую кошку. Ее Сержант стащил у леди Элизабет, почему-то казалось, что с этой дурацкой кошечкой Меррон легче перенесет смену места жительства. И нехорошо бросать обеих.

Кошку он тоже забрал.

Юго удалось вернуться незамеченным. Люди были слишком взбудоражены, чтобы обращать внимание на других людей, тем более столь незначительных.

Они слышали то же, что слышал Юго?

Слышали. И знают, что город едва не погиб. И Юго тоже. Но он жив, и это хорошо.

Умылся свежим снегом, горсть отправил в рот – талая вода всегда придавала сил. Спрятавшись у разбитого окна – чьи-то нервы сдали, – Юго задумался. Контракт исполнен, и он в любой миг может покинуть мир.

Он всегда уходил.