Право первой ночи (СИ) - Бушар Сандра Страница 5

— Что?! — ужаснулась девушка, пытаясь найти хотя бы намек на шутку в лице сидящего рядом феодала. Но тот был серьезен как никогда. Глаза фон Миллера жадно разглядывали пухлые губы девушки. Мужчина едва сдерживал желание наброситься на нее здесь и сейчас и плевать… Плевать на чужое негодование и несогласие Адалин. — Это недопустимо!

— Почему, дорогая? — бархатно пропел он, качнувшись в сторону девушки и накрывая ее своим громоздким телом. Они все еще соблюдали едва заметную другим дистанцию, но мир вокруг словно замер. Адалин четко ощущала запах мяты, исходящий от шеи землевладельца, но тут же потеряла обоняние, когда пальцы фон Миллера намотали длинный вьющийся локон на палец и потянули на себя. Когда он шептал, горячее, словно лава, дыхание обжигало лицо девушки, заставляя дрожать: — Мы ведь почти женаты. Это всего лишь формальность.

Девушка бросила краткий мимолетный взгляд на молчаливого Самсона Фолка и поняла, что не бросит старика на произвол судьбы. Фон Миллер недовольно зарычал сквозь стиснутые зубы, надавив второй рукой на подбородок девушки, заставляя смотреть лишь мужские глаза – ало-красные. Дыхание феодала участилось, на губах растянулся раздраженный оскал:

— Каким будет твое решение? Я принимаю либо «да», либо «нет», Адалин, — настойчивый, твердый повелительный тон четкого давал понять девушке, что дискуссия окончена.

Адалин нервно прикусила губу, фон Миллер буквально задохнулся от этого простого движения. Кожа его стала горячее, буквально источая тепло, словно камин.

— Могу я поцеловать вашу руку, господин? — наивно протянула девушка, но землевладелец сразу же отмахнулся. — Щеку? Вы, верно, имели в виду именно ее…

— Я имел в виду губы, Адалин, — начиная закипать, рявкнул мужчина, заставляя всех вокруг не в первый раз за беседу содрогнуться. — Губы, никак иначе. Ты согласна? Пора заканчивать эту бессмысленную дискуссию и приступать к…

Фон Миллер был настолько рассержен поведением своей невесты, что совершенно не заметил зарождающееся сомнение в ее глазах. Девушка давно для себя решила, что если чем-то сможет помочь другому, то обязательно это сделает. И пусть это был ее первый поцелуй. Пусть ее губы никогда не касались других, в особенности мужских. Разве это должно быть проблемой, если речь идет о будущем человека?

Страшась усомниться в правильности происходящего, она лишь слегка качнулась телом вперед, крепко зажмуривая глаза… Все произошло само.

Когда губы обожгла стальная лава, а фон Миллер перестал говорить, Адалин снова ощутила себя падающей на самое дно бескрайней бездны. Она не знала ничего о поцелуях, мужском внимании и том, что происходит, когда супруги остаются наедине. Где-то отдаленно в ее сознании всплывала крайне странная мысль: «А правильно ли я все сделала? Не опозорилась ли?» Адалин тут же отбрасывала ее.

Ведь целует она не любимого человека, которому хочет приглянуться, а почти что незнакомца. Замкнутого, холодного, чопорного и крайне неприятного.

— О, Адалин! — яростно сжав руками ее хрупкую талию, сбивчиво, невнятно, дьявольски пьяно взмолился фон Миллер. Словно о самом разрушительном дьявольском проклятии или самой пленительной божьей благодати.

Адалин и пискнуть не успела, как язык феодала протолкнулся сквозь стиснутые зубы, уволакивая девушку на какой-то новый, совершенно неизведанный уровень удовольствия. Да, Адалин крайне понравилось то, что она ощутила от прикосновений мужчины, его умелых поглаживаний и опыте… Но даже под страшными, убийственными пытками она бы не признала в этом никому в мире, не показала бы фон Миллеру. Ведь ее отношение к нему так и не поменялось!

Он сжимал ее тело так чертовски крепко, словно отпусти… И Адалин растворится, растает, провалится сквозь землю. В мгновение ока все вокруг перестало существовать: правила, устоит, нормы морали. Но лишь на мгновение…

— Хватит! — завизжала девушка, морщась и просовывая ладони между двумя телами, пытаясь отстраниться. — Вы получили, что хотели, переходя все мыслимые и немыслимые грани!

Краем глаза Адалин увидела, как Самсон и ее отец отвернулись, храня смиренное молчание. Они покорились нраву Людвига фон Миллера, но совершенно его не одобряли. Адалин почувствовала себя изгоем, грязной и мерзкой потаскухой. Годной только для дома развлечений, где моряки проводили время вдали от жен. От этого ненависть к фон Миллеру лишь укрепилась!

— Ты действительно выполнила мою просьбу, — многозначительно протянул хозяин замка и положения. — Но грани я не переходил… Пока не переходил, дорогая.

Сглотнув вязкую слюну, онемевшая Адалин смотрела на поднявшегося на ноги феодала. Слова его звучали словно намек, что сегодня он таки вернется в спальню к девушке и закончит начатое… Такого допустить она просто не могла!

— Выбирайте! — распахнув створки встроенного в стену шкафа, фон Миллер открыл взгляду Самсона Фолка выбор оружия лучше, чем в любой дорогой лавке. — Пусть это будет ваше решение.

Библиотекарь придирчиво осмотрел каждую пару кинжалов, дотошно опробовав острие на прочность.

— Эти! — указав пальцем на самые изысканные, с золотой ручкой и громоздким драгоценным камнем, Фолк схватил его в руки и тут же кинулся на противника. На совершенно безоружного, собирающегося сражаться честно!

Фон Миллер успел прогнуться, когда кончик кинжала пролетел всего в паре миллиметров от его лица, срезав прядь волос. Умелыми, отученными движениями феодал отвел противника в сторону, выхватывая и свое оружие с подставки.

Наконец оба были вооружены.

Дуэли, казни, смерти от болезней были чем-то естественным, неотъемлемым в жизни Адалин. Она видела это каждый день, чувства постепенно притуплялись. И вот уже новые казненные на центральной площади не вызывали слез как в детстве, а лишь досадную печаль и дикое нежелание повторения их судьбы.

Сейчас же все было иначе. Девушка как никогда хотела благоприятного исхода для обоих мужчин, хоть библиотекарь и повел себя совершенно не по-мужски.

Напади он на безоружного среди других мужчин – его бы сразу осудили и при случае победы считали бы ту нечестной.

Фон Миллер сражался, словно прошел не одну войну, его техника была совершенной, а движения точно отлаженными. Когда Самсон Фолк едва удерживал шпагу, почти не двигаясь с места и лишь защищаясь, а не нападая.

— Последнее предупреждение, — холодно отчеканил землевладелец. — Откажись от Адалин, и я отпущу тебя с миром. Никто не узнает о происходящем в моем замке.

Адалин удивилась, нахмурившись. Откуда в фон Миллере столько благосклонности! Все мужчины округи мечтали похвастаться поверженным противником. Сдайся кто-то добровольно – поднимут на смех. Феодал предлагал старику достойный выход из ситуации: жизнь и остатки чести. Но Фолк был слишком глуп и напыщен, чтобы это признать.

— Ни за что! — задыхаясь и хватаясь за бок, закричал библиотекарь, после чего не удержал шпагу, и та скатилась к его ногам. Фон Миллер бросился к нему, но старик просто поднял с постамента старинную антикварную вазу с нарисованными на ней лилиями и кинул в голову мужчине. За ней полетели и горный хрусталь небывалой красоты, а также столовые приборы.

Как бы странно это ни выглядело, фон Миллер умело пикировал выпады. Секунды не прошло, как шпага его коснулась груди Фолка, но он не спешил ее пронзить, зачем-то замерев:

— Последний шанс, — сквозь зубы прорычал феодал. — Несмотря на то, что разбил то единственное, что осталось мне от матери.

— Ну уж нет! — саркастично рассмеялся Фолк, нагибаясь за своей шпагой. — У вас кишка тонка, господин…

Но не успел он коснуться рукоятки, как все было кончено. Глаза библиотекаря Самсона Фолка в последний раз широко распахнулись, а на губах застыла улыбка.

Вскочив на ноги, Адалин подбежала к мужчинам, не глядя на осколки под ногами. И снова знакомый вкус желчи во рту предшествовал внезапному головокружению. Девушка оперлась руками на стеклянный столик, стараясь удержаться на плаву.

Ведь виной всему не упёртый старик, а она сама… Именно она стала причиной смерти.