Три подруги и пустынная кошка (СИ) - Анастасия Солнцева Страница 5

будет дальше, после пункта «придет», сказители не уточняли, а слушатели не спрашивали, потому что ответ и так был очевиден — ничего. Ничего уже не будет, после того, как Чума ступит на твой порог. Это убийца, который не знает пощады, не верит в сострадание и не дарит прощения. И кроме этого, больше практически ничего не известно об этом мифическом сверхъестественном пугало. Чума — практически, как единорог. Все о нем слышали, но никто не видел. Никто не знает, как он выглядит, сколько ему лет, где он живет и вообще — есть ли у него дом? Или он как древние вампиры, живет в пещере, выходя лишь после захода солнца и скрываясь в её недрах с первыми солнечными лучами?

Никто не знает.

Те, кто верят в существование Чумы — называют его карой старых богов — ему все равно, кто погибнет и как много их будет. Главное — восстановить справедливость. Тем способом и в том объеме, в котором он посчитает нужным. Да, Чума — это что-то вроде народного мстителя и мстит он от имени тех, кто не может сделать это сам. Говорят, что противостоять ему можно, вот только — бесполезно. Если он наметил себе жертву — доберется во что бы то ни стало. И убьет. Возможно, даже быстро. Если повезет. Или основательно помучает перед смертью, а потом все равно убьет, потому что живым после встречи с Чумой еще не оставался никто.

А те, кто все-таки не верят в него, как в реальное самостоятельно мыслящее существо, считают, что просто разные люди в разное время захотели устранить своих врагов и постарались подстроить все так, чтобы их проделки приписали некоему мифическому чудищу. А на них самих чтобы никто не подумал и, соответственно, не прислал по их головы корволант, ведь убивать своих вне закона. Так и появились подтверждения существования легендарного мстителя. Потому что у каждого есть грешок за душой и каждому есть за что мстить.

— Альфа рассказал мне, что мою мать убили быстро — одним единственным ударом рассекли сонную артерию. Она скончалась за секунду, даже не успев сообразить, что произошло.

— Что же твоя мать такого натворила, что по её голову пришел мститель? — пробормотал я удивленно.

— Подробностей я не знаю, — мотнул головой Бахир. — Потому что в какой-то момент осознал, что и не хочу знать. Но если говорить в общих чертах, то моя мама после побега… как бы это сказать… слетела с катушек. Она колесила по стране, нападала по ночам на людей и кусала всех подряд. Альфа моей бывшей стаи и несколько его заместителей знали об этом, но ничего не могли сделать — выследить её было очень трудно, потому что она всё время передвигалась, да и не их это была забота, потому что тот, кто обратил нас с мамой был из другой стаи, следовательно, и ответственность за её действия несли другие ребята. За время своей бродяжнического существования мама успела обратить несколько сотен людей и еще стольких же убить. Так что, смерть её была вполне закономерной и ожидаемой.

Мой помощник подвел печальный итог и замолчал.

Я уже открыл было рот, чтобы выразить ему свое сочувствие, хоть это и было самой бесполезной вещью на планете, как и само сочувствие — самая бесполезная человеческая эмоция, но Бахир вдруг резко затормозил на сменившем свой цвет светофоре, обернулся ко мне всем корпусом и заглянул в глаза.

— Как вы думаете, если Чума действительно сейчас в городе, то за кем он пришел? — на дне его теплых карих глаз мелькнул затаенный, тщательно подавляемый страх.

— Вряд ли, за тобой, — криво изогнул я губы. — Так что, можешь не переживать.

Бахир вдруг скованно улыбнулся и признался:

— Я переживаю не за себя.

И я понял.

Он беспокоился обо мне.

Да, это было очевидно. Если за кем Чума и может прийти, то я — наиболее подходящая на роль следующей жертвы мстителя кандидатура.

— Не хотелось бы увидеть вас, болтающимся на дереве, — попытался пошутить оборотень, а я вдруг вспомнил, что он еще очень и очень юн, несмотря на все свои стремления выглядеть серьезно и взросло.

— Не бойся, не увидишь, — пообещал я, откидываясь на сидении и чувствуя, как сердце ускоряет свой бег. Да, одно дело, когда ты сам догадываешься обо всем и совсем другое — услышать, как твои мысли озвучивают другие люди. — Я не собираюсь умирать.

Бахир вернул свое внимание дороге, и мы вновь тронулись с места. До «Шанхая» оставалось совсем чуть-чуть. И я почувствовал себя немного спокойнее. «Шанхай» — моя крепость, там до меня не доберется даже брат.

— Он не человек, — начал рассуждать вслух мой подручный волк, словно уже мысленно прорабатывая стратегию моей защиты. Это было одновременно и смешно, и трогательно. Меня собрался спасать вчерашний школьник. Конечно, в сражении один на один он хорош, но что мальчишка способен противопоставить тому, кто был самим олицетворением ужаса?

— Естественно, он не человек, — легко рассмеялся я, чувствуя, как постепенно отпускает напряжение, словно сжавшее внутренности стальным прутом. Все-таки, не зря взял волчонка к себе. Правильное было решение. — Легенде о нем больше сотни лет. Люди так долго не живут. А если и живут, то не столь активно, как Чума.

— Но он и не Охотник, — продолжал рассуждать Бахир вслух. — И не имеет отношения к Совету и корволанту.

Я кивнул, безмолвно с ним соглашаясь. В этом своем суждении весьма сообразительный волк также не ошибся. Корволант контролируется Советом, а Совет — контролируется деньгами. Моими деньгами, которые Совет очень оскорбляют, и которые это скопище дряхлых стариков, возомнивших себя вершиной нашего мира, все равно берет, исправно протягивая жадную лапу. Они получают львиную долю от моей прибыли, а потому убивать меня им не выгодно с экономической точки зрения. Конечно, я не собираюсь вечно терпеть власть занудных снобов, помешанных на правилах, писанных больше тысячи лет назад на пергаменте при свете горящей лучины. Да и платить засевшим в своих норах хрычам огромные суммы тоже уже порядком надоело, так что, у меня в ближайших планах значится разобраться с этим собранием старых перечниц, но не сейчас. Сейчас я им плачу, и их это устраивает.

А по поводу Охотников за головами…

Когда-то это были свободные отряды, чья признаваемая всеми сила основывалась на семейной преемственности. Они никому не подчинялись и жили, руководствуясь своим внутренним сводом законов, своеобразным кодексом чести. Этот самый кодекс чести их и погубил, потому что, как выяснилось, консервативность — враг адаптации,