Царская невеста, или По щучьему веленью! - Кира Калинина Страница 5

Вчера под вечер приехала в деревню дочка боярина Воибуды — со свитой да гридинами-охранниками, переночевала, а поутру дальше отправилась. Звать ту боярышню Жиронежкой. Ездила она на заповедное Чудо-озеро, в волшебной воде искупаться, красоты и здоровья набраться, а оттуда — назад, в стольный град, на царские смотрины. Только и без смотрин ясно, что быть Жиронежке царицей. Боярин Воибуда ближе всех к трону стоит. Дочку свою на него и посадит.

Тут и всадник отдышался.

— Налетела, — говорит, — ватага разбойная. Нас с ребятами смяли, растоптали, только я и вырвался. А Жиронежку свет Воибудовну с девками да мамками-няньками, нарядами дорогими да ларцами драгоценными в полон взяли и к топи Чёрной повезли. Будет, говорят, она невестой, да только не царю, а Чуде-Юде Окаянному, владыке болотному, князю подземному. Выручай, народ! Коль утащат боярышню в топь, не достанешь ни силой, ни колдовством!

Мужички деревенские стоят, переглядываются, затылки чешут.

— Ты прости, — говорят, — гридин доблестный. Сказывают, Чудо-Юдо прислужников своих силой нечеловеческой наделяет. Коли уж ты сотоварищи с ними не сладил, то куда нам, мужикам от сохи? Тут дружина надобна, да чародеев парочка. Лучше мы гонца в стольный град пошлём. Пусть царевич сам невесту свою вызволяет!

— Что вы за люди! — рассердился гридин. — А кабы ваших дочерей Чуде-Юде на поругание отдали?

Засмущались мужики, снова принялись затылки чесать. Бабы ропот подняли — не хотят мужей на верную погибель отпускать. Вдруг одна повернулась и в Милю пальцем ткнула:

— А вот эта пущай боярышню вызволяет! Чай, она чародейка знатная, раз телега у неё без лошади сама едет!

Всадник к Миле подошёл, земной поклон отвесил — Миля так и обомлела.

— Смилуйся, — просит, — матушка-чародейка, не оставь девицу невинную на погибель лютую.

Слышит Миля — Ярилка в бочке плещется, в стенку толкается. Небось, остеречь хочет от шага неразумного. Встала она на телеге, спрашивает:

— А сколько их, разбойников этих?

— Да почитай, человек сорок.

Миля не хотела, а хихикнула. Эмильбаба и сорок разбойников!

Только всадник смех её по-своему понял.

— Справишься, значит? — в голосе и в глазах серых такая надежда, что у Мили сердце ёкнуло. Гридин-то молод и собой хорош.

— Да не вопрос!

Отвернулась, слова волшебные в кулачок шепнула — и поехала под напутственные крики и бросание в воздух шапок.

Едва деревня осталась позади, показался из бочки Ярилка.

Миля думала, щук её за самонадеянность отчитает. Он и правда браниться стал, но не на Милю, а на Чудо-Юдо Окаянное:

— Сколько лет тихо сидел, носа в верхний мир не казал! А тут почуял волю, распоясался! За старое, злодей, принялся — девиц воровать! И проучить некому... Ты вот что, Эмилюшка. Догоним, близко не подъезжай. Помни: сильны лиходеи болотные, парой хворостин с ними не управишься. И дубины, боюсь, мало будет…

4.

Добралась телега до места, где на боярышню напали. Стоят четыре возка, разворочены и брошены, упряжь оборвана, лошадей не видно, зато у дороги лежат-стонут гридины боярские в кафтанах узорчатых. Красавцы, как на подбор, не хуже всадника того сероглазого.

Миля на них время тратить не стала. Живы, и ладно. А как отъехали, сказала Ярилке:

— Странно. Разбойники повозки бросили, а лошадей с собой увели?

— Лошади сами разбежались, от ужаса. Пугает их сила болотная. Потому ватага и с гридинами легко управилась — кони седоков поскидывали, спасибо, не затоптали. А ну, держись!

В следующий миг свернуло Милино средство передвижения с дороги наезженной и понеслось по лугу, подпрыгивая на всяких неровностях. Дальше — хуже. На полном ходу вломилась телега в кустарник. Миля сжалась в комок, голову руками прикрыла — ветки со всех стороны так и хлещут. Одна, острая, по плечу чиркнула, рукав пропорола, царапину глубокую оставила. А телега знай себе мчится по редколесью, как дикий мустанг, того и гляди на дерево наскочит.

Миля в край телеги вцепилась, то откроет глаза, то снова зажмурится. Слышит, как за спиной бочка гремит, о борта бьётся — ой, сейчас выпадет! Или Милю ударит да зашибёт, кости переломает.

— Может, остановимся?

— Вперёд! — кричит щук. — Топь уж близко! Упустим, всё пропало!

То ли удача была на их стороне, то ли встроен в щучью магию алгоритм безопасности, но перелесок они проскочили невредимыми.

Вылетели на открытое пространство — трава густая, зелёная, сочная... под колёсами так и зачавкала. Из травы кочки выпирают, на кочках бусинки тёмно-красные блестят. Никак клюква? Дальше — стена камышей, шуршит, колышется, будто к себе зовёт.

— Вот теперь — стой, — скомандовал щук. — А лучше сдай чуток назад, на сухое.

Но и без того ясно было, что пора остановиться.

Шагах в ста, на полпути к камышам, сгрудились разбойники с добычей своей. По счастью, не сорок человек, а всего с дюжину. Сероглазый гридин то ли приврал со стыда — как это воины оружные с горсткой татей не управились! — то ли ему от испуга померещилось.

И немудрено испугаться. Это ж только говорится "сорок человек", а на самом деле никакие они не человеки. Орки, может быть, или гоблины...

— У-у, черти болотные, — подсказал щук.

Каждый — гора мышц баскетбольного роста, кулачищи с тыкву, рожи такие, что братья Тупые против них королями красоты покажутся. Одеты в тряпьё да рваньё, с ног до головы чумазые, гнилью воняют — издали слышно. Глядят на Милю, посмеиваются, а дубины при них с хорошее бревно толщиной.

Так пусть этими дубинами друг друга и охаживают, решила Миля. По щучьему веленью!

Схватились чертяки за оружие своё, парой ударов обменялись. Только головы у них, верно, чугунные — ни один не пошатнулся, чувств не лишился. Потом и вовсе бросили разбойники друг друга колошматить и на Милю всей оравой двинулись. А пленницы за спинами у них остались. Стоят кучкой, узлы и короба к себе прижимают, лица белее муки.

— Плохо дело, — сказал щук. — Сильны чары болотные. Поворачивай-ка, Эмилюшка, оглобли. Не прощу я себе, ежели с тобой дурное случится.

У Мили и самой душа в пятки скатилась, но не сдаваться же вот так сразу.

— По щучьему веленью, по моему хотенью, пусть разбойники в болоте увязнут!