Когда настанет время возмездия (СИ) - Ирсс Ирина Страница 50

— Когда следующее собрание? — спрашиваю я, и поражаюсь, получая ответ.

— Два часа назад.

Кусочек застревает в горле, я встаю, закашливаясь, и спешу включить кофемашину, чтобы не завтракать в сухомятку. Когда с усилием всё же проглатываю его, поворачиваюсь к Алеку и в упор гляжу на него во все глаза, словно это он меня проклял и пожелал подавиться, а теперь хоть немного раскаивается.

Но нет.

Он так и не смотрит на меня.

— Попей водички, — говорит он на манеру вежливого тона и перелистывает страницу.

Я хочу огрызнуться, сказав, что и без его подсказок разберусь, и не сразу понимаю, что именно этого он добивается: заставить меня беситься. А я бешусь, его спокойствие действует на меня обратным образом. Теперь мне хочется вывести его на эмоции. Хоть какие-то.

Если бы конечно сейчас они у него были.

Это — Алек, и если он решил для себя придерживаться такого поведения, противоположного от него не добиться, даже если скакать и прыгать, доставать его и нервировать: он приспокойненько продолжит перелистывать страницу за страницей, не обращая на всё это представление никакого внимания. Я ощущаю себя пустым местом, совсем незначимой, и поражаюсь, понимая, как, оказывается, много для меня значила его сверхзабота.

Я думаю слишком долго, уходя в мысли о спасении положения с головой, что не сразу замечаю налитую машиной кружку. Обхватывая её пальцами обеих рук, медленно иду к столу, продолжая гадать, как вывести Алека на разговор, но когда сажусь на место, так ничего умного и не приходит. В каждом положительном варианте присутствует одна главная деталь — я говорю ему правду. Немного жалостливого вида и объяснения, что удалила всё автоматом, совсем не подумав, возможно, приблизило бы мою амнистию, но тогда я рискую потерять другое. Поймёт ли меня Алек?

Стоит всего лишь начать говорить и узнать.

Но…

Моя настоящая мать. Могу ли я так рисковать её жизнью?

Я принимаю опрометчивое решение.

— Алек… — пытаюсь начать говорить, зажмуриваясь, чтобы побороть сомнения и тревогу, но не успеваю толком ничего сказать.

Он меня перебивает, намеренно показывая, что ему это неинтересно.

— У тебя не так много времени на завтрак, София уже нас ждёт.

Мои глаза распахиваются, губы резко смыкаются, а из лёгких вырывается воздух. Моргаю и пытаюсь переварить одновременно два потрясения: Алек меня специально шокировал и мы едем домой. Не сразу, но устаканиваю путаницу в мыслях, и тут же пробую всё прояснить.

— Вот так просто? — упорно смотрю на Алека, буквально вкладывая во взгляд всю возможную настойчивость, чтобы он обратил внимание, но ничего не работает. Хотя и вижу, что ему тоже приходится прилагать усилия, чтобы не отрывать взгляд от страниц — это самый настоящий бойкот. — А разве я не должна знать, что от меня требуется?

Медленно, но он наконец поднимает на меня свои карие глаза, и я тут же понимаю, почему он так долго избегал этого делать. Они никогда ничего не скрывают, Алек может превосходно играть, держаться выбранной стратегии, но истинный гнев всегда промелькивает в его радужках маленькими золотинками.

— Зачем, если мы оба знаем, что всё пойдёт по другому плану? Предлагаю, обсудить тебе все детали с Елаем, сэкономим моё и твоё время, — Алек с хлопком закрывает блокнот, а я вздрагиваю, как от пушечного выстрела, и наблюдаю, как он встаёт, а на его лице расползается обманчиво приторная улыбка. Он указывает на тарелку краешком блокнота. — Советую начать с круасанов с сыром, пока они ещё тёплые.

***

Это крах.

Когда Алек ушёл, оставив меня в зависшем недоумении одну, я долго не могла даже начать думать, чтобы выйти из оцепенения. Все мысли были лишь о том, что разрушенное не всегда восстанавливается. А именно это я и сделала — разрушила единственное, что было в моей жизни настоящим. И как я думала, неизменное. Не то чтобы я предполагала на самом деле, что это всё — конец между мной и Алеком. Он не тот человек, который будет притворяться и пытаться протянуть до какого-то определённого момента, чтобы потом сдаться и сказать, что сделал всё возможное, чтобы простить. Алек поставит точку, как только начнёт в чём-то сомневаться. Но при этом я знала и то, что Алек не тот человек, который отпускает ситуации не решёнными, а значит, он уже знает, чего хочет добиться. Жаль, об этом не знаю я.

Мне сложно справляться с эмоциями, сложно выносить образовавшуюся пустоту и сложно высидеть на месте, когда тело так и подмывает к любым действиям, лишь бы не бездействовать. К завтраку я так и не притрагиваюсь, допиваю кофе и бессмысленно брожу по первому этажу, пока Алек чем-то занимается на втором. Скорее всего, он продолжает изучать записи Виктора: времени остаётся всё меньше, а Алек наверняка жаждет понять этого человека лучше, чем понимает себя, чтобы знать, как с ним справиться. Через час я наконец начинаю слышать признаки его присутствия в доме. Сначала едва слышно, а потом понимаю, что он во всю собирается к переезду. Вещей немного, но Алек явно предпочтёт растянуть время, поэтому поднимаюсь на второй этаж лишь из принципа лишить его такой возможности.

Если уж решил давить меня безразличием, пусть знает, что просто не будет.

Я помогаю складывать вещи, стараясь без надобности не задавать ему вопросов, что и куда положить. Тишина между нами ощущается нереально тяжёлой, каждую секунду у меня назревают слова: бессмысленные и бесполезные, которые могла бы сказать, чтобы начать разговор, но я не хочу начинать первой. Для себя самой у меня есть оправдание, и это помогает справляться с навязчивым чувством вины. Через час Алек уже грузит все вещи в багажник, а я расхаживаю вдоль заснеженной дорожке, топча только что упавший снег. Затем к Алеку подходит Марко, и они оба что-то начинают обсуждать, во что я совсем не хочу вслушиваться. Снова из принципа, мне открыто заявили, что не хотят ни во что посвящать. Что ж, мне же хочется в ответ показать, что ничего знать и не желаю. Вновь это глупое, детское поведение, но сейчас мне почему-то совсем не важно доказывать Алеку обратное.

Бесполезно.

В машине, у дома Марко, на пассажирском месте сидит Николь, и в отличие от меня, на удивление, демонстрирует нереальное терпение, словно её никак не тяготит ожидание, когда же мы уже все отправимся в путь. От этого мне и вовсе становится не по себе, даже она сейчас ведёт себя… правильно? Так, как этого от неё ожидают?

Забредаю чуть глубже в лес, мне нестрашно остаться одной и без присмотра, не здесь и не сейчас, когда повсюду снуют люди, а я даже при огромном желании всё равно не исчезну из поля зрения Алека. Деревьев здесь немного, они не растут плотной и густой стеной, а разбросаны далеко друг от друга. За ними виднеется белоснежная пустота на несколько сотен метров, и я предполагаю, что там находится озеро.

— Ещё пару метров, и у блондинчика случится инфаркт, — внезапно раздаётся сбоку, и я чувствую, с какой резвостью сердце подпрыгивает в груди.

Конечно же, это Елай, на которого даже оборачиваться не приходится, чтобы понять, что это он. Однако я всё равно смотрю на него прищуренным, сердитым взглядом.

Возможно, иногда, я понимаю, почему Алек так сильно хочет его смерти.

— А ты решил заделаться нянькой его нервной системы? — язвлю колко, даже не пытаясь прикрыть раздражение.

Хотя и злюсь не из-за сказанного, а что ко мне в очередной раз незаметно подкрались. При этом, специально, чтобы наверняка в очередной раз указать на мою несобранность и безответственность.

Теперь и Елай суживает на мне взгляд, однако выходит этого у него так эффектно, словно он вновь раскрывает твою самую грязную тайну. Всё дело в однобокой «всё знающей» ухмылке, очень и очень нервирующей.

— Значит и ты сегодня не в духе, — он точно констатирует какой-то факт, с ленью привалившись плечом к дереву. — Что, блондинчик раскусил наш замысел?

Уставляюсь на него во все глаза, губы беззвучно спрашивает «откуда?..», и Елай снова озаряется этой лучезарной, горделивой улыбкой.