Дикая птица - Елена Кондрацкая Страница 50

— Вот же ведьма. — Дарен закрыл лицо ладонью и усмехнулся. — А я купился. Дурак. Какой же я дурак.

— Дарен, тебе лучше уйти.

Зелёные глаза обожгли её ненавистью.

— Это тебе лучше убраться в своё... княжество! Прикидывалась овечкой, ведьма! Уезжай, слышишь? Уезжай, или я расскажу отцу, чего ты добиваешься, и твоя голова окажется на плахе.

— И чего же я добиваюсь? — усмехнулась Рогнеда, но сердце тревожно забилось.

— Власти, — не очень чётко выговорил он. — Ты грязная ведьма.

Рогнеда поджала губы. И что на него нашло?

— Царевич, ты пьян. Иди проспись, или это я расскажу о твоём недостойном поведении Радомиру.

— Ты приворожила его? — Дарен не торопился уходить. — Признайся, приворожила?

Рогнеда закатила глаза, подлетела к царевичу и попыталась вытолкать его за дверь.

— Давай домой. Не хочу я слушать твои пьяные бредни.

Дарен схватил её за руку и сжал до боли. Его губы оказались так близко, что Рогнеда чувствовала на лице его медовое дыхание. На мгновение показалось, что он хочет её поцеловать. Но Рогнеда ошиблась.

— Такую, как ты, никто никогда не полюбит. Тебя нельзя любить.

Рогнеда оцепенела, чувствуя, как отливает кровь от лица. Позвоночник сковало холодом, а к горлу подкатила тошнота.

— Убирайся, — процедила она сквозь зубы, глядя ему в глаза со всей своей ненавистью. — Убирайся из моего дома!

Дарен усмехнулся. Боги, как же непривычно было видеть такую злую гримасу на его лице.

— Этот дом купил тебе мой отец. Здесь нет ничего твоего и никогда не будет. Я лично об этом позабочусь… княгиня.

Последнее слово он буквально выплюнул ей в лицо. Пальцы разжались, Дарен неуверенно развернулся и вышел, хлопнув дверью.

С того вечера они практически не разговаривали. В тот вечер Рогнеда твёрдо решила его убить.

***

Рогнеда очнулась от резкой боли в левой ноге. Боль была такой острой, будто кто-то впился в голень зубами. Рогнеда застонала и открыла глаза, осознавая, что её куда-то тащат по сырой рыхлой земле. Наверху сомкнулась клеть из голых ветвей, сквозь которые проглядывали редкие звёзды. Рогнеда перевела взгляд вниз и закричала.

В ногу вцепился гуль. Слепой череп, обтянутый серой кожей, острые, как ножи, зубы и страшная трупная вонь. Гуль испугался крика и разжал челюсти. Эти твари не привыкли иметь дело с живыми.

Рогнеда вскочила на ноги и, тут же скорчившись от боли в боку, привалилась к дереву. Дерево. Где она, леший возьми? Во всех сторон её окружал ночной лес.

Гуль нетерпеливо переминался с ноги на ногу, кружа вокруг, словно пёс. Скоро он наберётся смелости потягаться с живой жертвой. Нужно убираться.

Слева раздалось утробное рычание. Рогнеда повернула голову.

Ещё два гуля раздирали на части тело Любы.

Рогнеда зажала рот ладонью, чтобы не закричать.

Бежать. Нужно бежать.

Она сорвалась с места. Бок отозвался острой болью, нога заныла едва заметным эхом. Гуль всхрапнул и бросился следом.

Рогнеда неслась, не разбирая дороги, цепляясь за ветки, ударяясь о стволы, спотыкаясь и едва не падая. Боль слегка притупилась, когда сердце разогналось, а кровь наполнилась страхом и возбуждением. Спасаться! Она не знала, бежит ли к выдоху из леса или, наоборот, только углубляется в чащу. Сзади тяжело дышал гуль, что мчался, настигая свою добычу.

Нет уж. Рогнеда вернулась из мёртвых не для того, чтоб тут же быть съеденной. Ноги взвыли от напряжения, в попытке бежать быстрее, чем были способны. Сердце забилось ещё быстрее, легкие сдавило, а бок закровил. Вот леший!

Гуль едва не хватал её за пятки, но спасало то, что видел он ещё хуже, чем Рогнеда, и мог ориентироваться только на слух.

Впереди что-то заблестело. Река! Сердце радостно забилось, и Рогнеда прибавила ходу. Выскочила на покатый берег и с размаху прыгнула в ледяную воду. Темнота сомкнулась над головой, но лишь на пару мгновений. Рогнеда оттолкнулась руками и всплыла на поверхность. Течение едва не сбило с ног, но она устояла.

Гуль остановился на берегу и принюхался. Плавать эти твари не умели. Рогнеда в безопасности. Если, конечно, её сейчас не утащит на дно какая-нибудь мавка.

Река оказалась не глубокой, и Рогнеда сумела перейти её вброд. Застонала и рухнула на траву. Гуль всё ещё сторожил добычу на противоположном берегу.

— Иди нахрен, ублюдок, — простучала зубами Рогнеда, мгновенно замёрзнув на осеннем ветру.

Со стоном села и посмотрела на дрожащие руки. Обрубок, оставшийся от безымянного пальца, был красным, и вся рука: от кисти до плеча — пульсировала тупой болью. Впрочем, сама рана выглядела не так уж плохо, будто ей было уже несколько дней, а то и неделя. Рогнеда приподняла платье. Нога кровоточила. Гуль не успел сильно её повредить, оставил лишь восемь круглых ранок на икре, по четыре на каждую челюсть. Но клыки у него наверняка гнилые и грязные, поэтому нога в любой момент могла воспалиться.

Рогнеда подняла платье выше и вздохнула с облегчением. Рана на боку тоже почти затянулась. Похоже, магического резерва не хватило на то, чтобы исцелиться полностью, но избежать смерти — уже хорошо.

Она коснулась татуировки на груди. Вернее того места, где совсем недавно татуировка была. Руна исчезла, оставив после себя белёсый шрам. Сработало. Неужели, сработало!

Когда Рогнеда придумывала этот оберег, не была уверена, что он будет работать точно так, как она планировала. С магией никогда нельзя быть уверенной. Она могла воскреснуть умертвием, например. Или вернуться к жизни всё ещё смертельно раненной и тут же умереть снова. Но всё случилось так, как нужно. Жаль, что этот трюк больше не повторить — руна исчезла, намекая, что возможность была одноразовой. И если Рогнеда что-то понимала в чарах, нанесение новой татуировки не поможет. Да и она была уверена, что жертва Любы, — не единственная цена, которую придётся заплатить. Говорят, что шутки со смертью плохи. Но пока она жива, а с остальным разберётся позже.

Рогнеда попыталась встать, но тут желудок скрутило, переломив её пополам. Рогнеду рвало кровью, ужином и какой-то чёрной смолистой жижей. Когда внутри ничего не осталось, она обессиленно рухнула на спину, раскинув руки. Раненая нога онемела и это онемение медленно ползло выше и выше, словно кожу одновременно кололи сотни иголок. Ах, да. Укусы гулей ядовиты. Кажется, она где-то об этом читала.

Звёзды кружились в небе, тело дрожало то ли от холода,