Не та девушка (СИ) - Васина Илана Страница 51

Я всю жизнь избегала насилия. Никогда не думала о нем, как о способе решения проблем. Всегда казалось, лучше я сама пострадаю, чем подниму на кого-то руку.

Однако сегодня, после того, как отчим обнажил свои намерения в адрес мамы, ловлю себя на остром желании приблизить его кончину… Ну почему, почему у него сердце не разорвётся? Само, без моей помощи, аккурат по прибытии домой?!

Совесть, тут же спохватившись, давит на больное: «Желаешь Гретту круглой сиротой оставить?»

— Не желаю, — парирую глупый аргумент. — Всего лишь хочу, чтоб мама жила.

Сама не замечаю, как мысли выскальзывают наружу в виде слов. Фрёд каким-то чудом различает мой лепет и кричит, неуклюже размахивая руками:

— Можешь хотеть к бесам, сколько влезет! Только все равно будет по-моему. Я решил… Каждый её стон впитаю в себя, как твой.

Странные ощущения: беспомощность и всевластие. Сочетание несочетаемого. Магия во мне бурлит и клокочет. Ее так много, что едва через край не льется наружу, а воспользоваться ею не смею. Мозг чуть ли не скрипит от натуги в поисках выхода, но вокруг сгустилась тьма беспросветная, и решения никак не разглядеть. Все, что могу, — это выслушивать едкую ругань и угрозы.

— Господин, — после тихого стука дверь открывается, и в образовавшуюся щель робко просовывается кучерявая голова кучера. Свободной рукой он жмет к груди плохонькую шапчонку. — Карета подана. Изволишь спускаться?

— Вооон! — с ненавистью рычит Фрёд.

Хоть слуга и исчезает со скоростью ветра, его хозяин еще с минуту сердито качает головой и неугомонно расхаживает по комнате. Затем что-то вдруг втемяшивается в воспаленный мозг Фрёда, и он кидается ко мне.

Мне бы выскочить за дверь, буквально в паре метров расположенную, но от неожиданности не успеваю среагировать. Едва поднявшись со стула, оказываюсь зажата в угол высоким, крупным мужчиной. Расставив ноги пошире, своим телом в шаге от меня он полностью загораживает выход.

Он выглядит отчаявшимся и совсем не похож на себя, обычно ухоженного и лощеного. В грязной, помятой рубашке, с густо отросшей щетиной, с воспаленными веками, пахнущий перегаром, сверлит меня взглядом и умоляюще бормочет:

— Милая моя… Хорошая моя… Глупышка боязливая… Едем со мной! Твоя мать мне вовек не нужна. Разведусь, и пусть отправляется на все четыре стороны! Если у меня будешь ты, зачем мне другие…

Он, похоже, окончательно тронулся, раз верит, что на такое соглашусь! Едва дыша, вжимаюсь в стену. Необузданный страх от его близости вкупе с растерянностью парализуют, не давая нормально соображать.

Судорожно перебираю в голове заклинания, ищу такое, что сильно не навредит и не покалечит безумца, как вдруг справа от меня… от нас раздается знакомый голос с жесткими, металлическими оттенками:

— Советую немедленно отойти от моей дочери, если не желаешь оскандалиться на все королевство.

Глазам своим не верю! В открытом дверном проеме стоит старейшина Финдис, то есть… мой отец! Я так рада его видеть здесь и сейчас, что на глаза наворачиваются слезы облегчения.

Перевожу взгляд на Фрёда. Он весь белый от злости. Собирает себя кое-как в кучку. Выпрямляется — теперь он надо мной не нависает. Зато так пристально смотрит на мой рот, будто силой взгляда пытается сорвать с моих губ согласие на свою недавнюю мольбу.

Я мотаю головой. Никуда с тобой не поеду! Ни за что!

Отступив от меня, слегка пошатываясь, отчим холодно заявляет:

— Что же… Прекрасно. Я все сказал. Мне больше нечего добавить, — направляется к порогу и тут же вынужденно останавливается.

На сей раз уже Финдис, стоя в проеме, загораживает проход. Когда старейшина заговаривает, его голос звучит мягко и вкрадчиво, как кошачьи лапки по полу:

— Ты, возможно, не слышал обо всех эльфийских законах…

— Мне нет дела до вас, — небрежно отмахивается Фрёд. — Разговор окончен. В сторону!

— С тех пор, как я признал Ханну своей дочерью, ее мать официально стала частью моей семьи и теперь находится под моей защитой.

— И? — пренебрежительно фыркает отчим, передернув плечами. — Моя жена в моей власти. У себя в замке что хочу, то и творю. Что ты мне сделаешь из своего Даэрониса? Наколдуешь плохую погоду?

— У нас, эльфов, свои законы, — повторяет Финдис. В его лице, как в зеркальном отражении разглядываю знакомое, упрямое выражение. — Заберешь жизнь члена моей семьи — и я сделаю то же. Жизнь за жизнь — так у нас принято, ты уж не обессудь! Я слышал, у тебя осталась дочь от первого брака… Ее зовут Гретта, кажется?

— Не посмеешь! — от откровенного страха тонкие губы мгновенно бледнеют и мелко дрожат вместе с подбородком.

— Моя задача — предупредить, дабы возмездие не показалось тебе несправедливым или неожиданным. Судьбу своей дочери решать тебе.

— Ты не сможешь… У тебя нет власти в моем поместье… Я там царь и бог. Я, не ты!

— Вспомни. Совсем недавно в своем замке ты лишился своей падчерицы и редкого артефакта. Так ли много у тебя власти, как ты думаешь?

Глава 57

— Жива твоя мать, жива! — голос прорицательницы Таурэтари неожиданно звонкий и выразительно-мелодичный. Похожий на теплый, весенний ветерок: и бодрит, и ласково согревает. От ее слов становится уютно, несмотря на тоскливое какое-то окружение, в котором она принимает посетителей.

Мы сидим на колючих, еловых ветках в полутемной хижине конусообразной формы, разделенные невысоким, сильно дымящим костерком. Судя по резкому запаху, она бросила в огонь одурманивающие травы, от которых меня вот-вот разморит, несмотря на отчаянные попытки зацепиться за улетающий самоконтроль.

— Вижу вашу с мамой встречу. Совсем скоро, и двух недель не пройдет. Не такую, что в последний раз тебе сердце рвала, — она слегка поджимает полные губы и перебирает блестящее монисто на лебединой шее. — Настоящую встречу. Говорить с ней будешь. Ты, главное, мать береги. Она слишком слаба, чтобы о муже правду узнать… Да не хмурься так! Каждой правде свое время отведено!

— Мне ее надо от отчима обязательно увезти. Как только начнутся праздники, как раз на следующей неделе, я поеду домой. У меня будет всего три дня, чтобы ее подлечить и уговорить ее уехать вместе со мной в Даэронис. Времени в обрез. Как убедить маму оставить мужа, если рассказывать правду об отчиме нельзя?

Таурэтари поджигает веточку сон-дерева. Пока, она, слегка наклонившись, совершает руками простые движения, из перехваченной на затылке копны волос падает темная прядь, разделяя лицо напополам. Женщина не убирает ее за ухо, словно так и надо. Теперь эта непослушная прядь меня ужасно отвлекает. Как будто этого мало, эльфийка подсаживается поближе и медленно проводит дымящей веткой перед моим носом.

На глаза мгновенно наворачиваются слезы, и я едва удерживаюсь от приступа кашля. Горло спазматически сжимается. Сглатываю и быстро-быстро моргаю, стараясь справиться с дискомфортом.

Когда мысли в голове окончательно исчезают, — видимо, вместе со всеми защитными установками, — Таурэтари из-за дымного занавеса вещает:

— Можно больше не переживать об отчиме. Ты от него настрадалась достаточно, бедняжка. Вижу занесенный над ним меч, заточенный твоими слезами. Ему осталось недолго… Когда к матери поедешь, противоядие возьми… Не хлопай глазами так удивленно, в самом деле! — возмущается она. — Ты знаешь, о каком противоядии я говорю!

Но я изумляюсь не упоминанию о противоядии — его и так собиралась с собой захватить! Меня поражает предсказание о скорой смерти отчима. Слишком оно сладкое, слишком несбыточное и манкое, чтобы поверить! Прячу в ладонях лицо, пытаясь погасить неуместную улыбку, и уточняю:

— Как он умрет?

— Его судьба ни разу больше с твоей не переплетется. Что с ним да как — теперь не твоего ума дело. Лучше о другом мужчине меня спроси!

— О главе старей… Об отце?

— Эх, а еще фэйри называется! — прорицательница невежливо закатывает фиалковые глаза и укоризненно качает головой. — До сих пор не сообразила, к кому обратилась? Напрасно ты пытаешься от меня спрятаться! Что от других пряталась — правильно. От себя пряталась — дело твое. А вот от меня прячешься зря. Думаешь, я на тебя сейчас глазами смотрю?