Уездная учительница магии (СИ) - Корсарова Варвара Страница 55

Хоть бы Велли ждал моего возвращения на окраине города! Клыкастый и уверенный в себе проводник мне бы сейчас не помешал.

До конца улицы осталось лишь несколько домов — пустых складов, — впереди ждала чернота. Внезапно в этой черноте появилось голубоватое светящееся пятно. Оно упало на мостовую и плавно ползло вперед. Свет шел из переулка, который, как я знала, заканчивался тупиком.

На свет фонаря это нисколько не походило. Свет был потусторонний, неверный, как отблеск болотного огонька.

Я замедлила шаг, вслушиваясь, но шума чужих шагов не различила. И тут, прямо передо мной, из переулка выплыл... призрак.

Именно выплыл: он висел на два локтя над землей и выглядел, как самый настоящий, реальный призрак — если так можно выразиться о явлении не из мира сего.

Неудивительно, что я обомлела от страха. У призрака была устрашающая и мерзкая внешность.

На бесформенном теле колыхался длинный саван. На подоле чернели подпалины, как от огня. То, что находилось под саваном (Истлевшее тело? Сгусток протоплазмы? Выкрашенный фосфором мешок соломы?) светилось мертвенноголубоватым светом. На голове призрака сидела низко надвинутая разбойничья треуголка.

Лица под треуголкой не видать; лишь темнеет треугольная, почерневшая от огня прореха, похожая на искаженный в муке рот.

Я сдавленно охнула и выронила велосипед; он с грохотом повалился на мостовую, но наступившая потом тишина была куда страшнее.

Призрак не издавал ни звука; он плыл прямо на меня. От него пахло сырой землей и горелой плотью.

Ужас сковал мои ноги, зато волосы зашевелились, а по спине пробежала ледяная струйка пота. Потом застучали зубы и затряслись колени.

Призрак замер; треуголка медленно наклонилась налево, направо — призрак как будто принюхивался, не имея глаз, чтобы видеть. Замер, подался вперед — мои уши уловили тягучий стон, похожий на выдох, и из прорехи в саване потекла струя белесого тумана.

Щупальце тумана коснулась лица, ледяные капли обожгли кожу — не оставляя сомнения в том, что это не иллюзия и не галлюцинация!

Налетел порыв ветра, и влекомый им призрак быстро устремился в мою сторону. Рот-прореха безобразно растянулся в гримасе бешенства, лохмотья савана бились и трепетали, а затем край одеяния приподнялся, и я различила тонкие, бледные кости руки, дочерна обгоревшие на концах!

Пальцы скелета скрючились, желая впиться мне в лицо.

Но ждать, когда меня пощупает призрачная рука, я не стала — повернулась и побежала со всех ног.

Гадать, что за явление меня преследовало, было некогда. Довольно того, что оно выглядело опасным. Поэтому я бежала, не раздумывая. Стараясь не представлять, как острые обломки костяных пальцев вонзаются в мои глаза.

Призрак не отставал. По камням мостовой под ногами быстро текло голубоватое сияние, а шею вновь обожгло холодом — призрак продолжал изрыгать ледяной туман!

Совершенно не хотелось узнать на собственной шкуре, на что он еще способен.

Каблуки звонко стучали по камням, дыхание с хрипом вырывалось из горла. Звать на помощь бесполезно: горожане лишь проверят, надежно ли закрыты засовы, и спрячутся поскорей под одеяла. Да и не вышло бы кричать: я ослабевала от бега и отупела от растерянности.

За спиной опять раздался протяжный выдох-стон, сбоку мелькнул оранжевый всполох, в шею дохнуло жаром. Куча сухих листьев у обочины взметнулась вверх, рассыпая пепел и искры.

Монстр перешел к метанию огня!

Призрак Грабба — судя по треуголке, мне встретился именно он — основательно запасся разнообразным потусторонним оружием. Если у него под саваном спрятана разбойничья сабля, мне конец.

Я неслась в темноту молча и сосредоточенно. Метнулась в переулок, перемахнула через ограду, пробежала по грядке — из-за забора мне вслед неуверенно гавкнула собака — и внезапно вылетела на главную улицу города.

Впрочем, фонари здесь тоже не горят, и ни души вокруг.

Но впереди светится одинокий квадрат окна в доме за высоким кованым забором.

Я понеслась к дому, как мотылек на лампочку. Ни одной толковой мысли в голове больше не было, только липкий страх и глубокое недоумение.

Но тут случилась новая беда: каблук изношенного ботинка зацепилась за камень, ногу пронзила боль. Подошва отвалилась и осталась лежать на земле.

Я взвыла; камни мостовой впились в кожу. Зато теперь мне почти не было страшно, было адски больно, и думалось лишь о том, как бы не упасть.

На бегу оглянулась через плечо и не увидела призрака. Возможно, его отпугнул мой вопль. Но это могло быть уловкой, поэтому замедлить шаг я и не подумала; продолжала бежать, хромая и постанывая.

Вот и конец улицы, и последний дом, большой и богатый. Я уже поняла, кому он принадлежит. Но помощи ждать неоткуда, и поэтому я вцепилась в холодные прутья ажурных ворот и потрясла. Ворота поддались под моей рукой, створка скользнула внутрь — не заперто!

Из последних сил я проковыляла по каменной дорожке к крыльцу. Дом был высок и темен, лишь одно окно светилось в левом флигеле. Но и перед дверью горели небольшие фонари, таинственно подсвечивая снизу разросшуюся сирень у крыльца.

Взбежала по крыльцу, задыхаясь, и сильно постучала в дверь.

Глубоко в доме послышались шаги; я обернулась, изучая темный сад, но голубоватого сияния не увидела. В дом Роберваля призрак полезть не решился. Возможно, он затаился в переулке и ждет, когда хозяин дома выставит меня прочь — тут-то безглазый со мной и разберется.

Наконец, дверь распахнулась. Я держалась за ручку, и поэтому чуть не ввалилась внутрь, но успела вовремя отпрянуть.

В проходе, освещенный со спины, стоял сам хозяин дома.

Увидев меня, он не выказал удивления. Открыл пошире дверь, шагнул в сторону и кивнул — пригласил войти. Просить дважды ему не пришлось; я ринулась внутрь и прислонилась к стене, хватая ртом воздух.

Роберваль осмотрел меня с ног до головы — зрелище наверняка было странным и жалким, потому что его брови взметнулись вверх, а ноздри нервно дернулись.

Он заложил большие пальцы за подтяжки — Роберваль вышел ко мне по-домашнему без пиджака, рукава рубашки закатаны до локтей — еще несколько секунд безо всякого выражения смотрел на мое раскрасневшееся лицо, а потом спросил:

— Чем обязан позднему визиту?

Я помотала головой, потому что на объяснения дыхания не хватало.

— Не просто же так вы забежали поздороваться?

— За мной гнался призрак, — выдавила я. — Хотел меня заморозить, или сжечь, или порубить на кусочки. Я подвернула ногу. В вашем доме горел свет. Пришлось прийти к вам.

Редко я так переживала, как в ту минуту, когда ждала его ответных слов.

— А, призрак, понятно, — кивнул Роберваль совершенно спокойно, как будто к нему каждый день забегали на огонек перепуганные жертвы привидений. — Сегодня же Дикая ночь. Что ж, прошу. Только не шумите — все уже спят.

Я шагнула, охнула и начала падать. Ногу как будто пронзила огненная спица от пятки до самого бедра. Перед глазами замелькали красные мошки.

Роберваль придержал меня за плечо и, вероятно, только теперь понял, что дело серьезное. Без лишних слов он подхватил меня за талию и повел по коридору.

— Обопритесь на меня, — велел он.

Я послушно уцепилась за его плечо и запрыгала.

Из всех помещений в доме он привел меня на кухню. Сухое тепло ударило мне в голову. Безумный бег сначала разгорячил меня, но и высосал все силы, и теперь тело бил нешуточный озноб.

— Садитесь, Эрика.

Роберваль придвинул высокий старинный стул и усадил меня.

— Вы ранены?

— Нет. Только нога... подвернула. На ботинке отлетела подошва.

Он молча ушел вглубь кухни; загремели склянки, полилась вода.

Я огляделась.

Кухня просторная, обставленная в старинном духе. Здесь не только готовят пищу; здесь отдыхают и коротают долгие вечера. Потолок низкий, с балками. У большого очага, выложенного грубым камнем, стоит удобная скамья. Весело трещат поленья, на отполированной решетке вспыхивают отблески. Напротив — еще одна печь, чугунная, где готовят еду. Буфеты массивные, тяжелые, с витражными стеклами. В центре стол: широкий, темного дерева. Столешница припорошена мукой, лежит скалка, рядом расставлены чашки, плошки, бумажные пакеты, но кухарки не видать. На мягком стуле, тесно придвинутом к столу, сидит смешной тряпичный заяц с длинными ушами и лапами. Я улыбнулась, узнав любимую игрушку Регины — она приносила ее в школу похвастаться.