И в болезни, и в здравии, и на подоконнике (СИ) - Коханова Юлия Страница 58

Глаза у него были дикими, руки тряслись, а лицо странно подергивалось, как будто по нему пробегала мелкая рябь.

- Все нормально. Я просто упала, - вскинула руки Делла, и тут же почувствовала, как под повязкой становится горячо и влажно. Да Мордред же побери. Сложив за спиной пальцы в знак, она пробормотала универсальную формулу очищения, закольцевав ее в перманентный режим.

- Что ты делаешь?

- Жопу обезболиваю, - не колеблясь соврала Делла. – Сам-то как? Колени не отшиб?

- У меня крепкие. Я же все-таки хоккеист, - криво улыбнувшись, Льюис взял ее за плечи, пристально вглядываясь в лицо. – Точно нормально?

- Ну да. Тут лететь полтора фута. Тебе что-то приснилось?

- Да, - Льюис сел рядом, подпер Деллу теплым боком. – Я думал, что эта хуйня закончилась. С тех пор как у тебя спать начал, ни разу кошмаров не было.

- Ты же у меня всего три ночи спишь.

- Вот три и не было.

- И это, по твоему мнению, хороший результат…

Осознание масштаба проблемы свалилось на Деллу, неподъемное, как строительная балка. А вслед за ним пришло желание встать и сварить ведро ебучего бальзама, чтобы Льюис в нем выкупался.

- Всего пара приемов, и целитель подберет терапию, - на помнила Делла то ли себе, то ли Льюису. – Два дня – это не страшно.

- Два – нет, - неестественно спокойным голосом отозвался Льюис. – Ложись спать.

Он помог Делле подняться, уложил ее в постель и тщательно укрыл одеялом.

- Спокойной ночи.

- Эй, ты куда? – подскочила из старательно сооруженного кокона Делла.

- На диван. Там посплю.

- Нет! Глупости какие, даже не думай.

Стоя в дверях, Льюис молча покачал головой.

- Иди сюда!

- Нет.

- Льюис, я диван сейчас в мышь превращу.

- Значит, домой уеду. Делл, я не лягу в кровать.

Делла знала эту позу. Видела ее много раз. Льюис стоял так, словно готовился к бою – напряженный, собранный и холодный. О Мерлин, с кем же ты собираешься драться? Со мной? С собой? С миром вокруг?

- Ладно, пусть будет диван, - вздохнула Делла. – Только подушку возьми и плед в шкафу.

Заснуть Делла не смогла. Она долго ворочалась, выбирая удобную позу, и каждый раз вляпывалась в пустое пространство на кровати, как в холодную воду. Мелочь, воспользовавшись ситуацией, заняла вакантное место, но ее копошливая воркотня не успокаивала, а раздражала. Перевернувшись на спину, Делла закрыла глаза, вслушиваясь в ночную тишину дома. Глубокую. Слишком глубокую. Размеренного, тяжелого дыхания спящего мужчины Делла не слышала.

Выбравшись из-под одеяла, она прошла в гостиную, зябко поджимая пальцы на холодном полу. Льюис лежал неподвижно, уткнувшись носом в спинку дивана, и старательно делал вид, что спит. Пристроившись с краю, Делла опустила ладонь на светлую макушку. Волосы у Льюиса были густые и жесткие, они скользили между пальцами, колкие, как свежескошенная трава.

- Не стригись, - шепотом попросила Делла.

- О чем ты? – в голосе у Льюиса не было и тени сна.

- Не стригись. Хочу посмотреть, какие у тебя волосы – когда они не выкошены, как газон на квиддичном поле.

- Дурацкие – вьются, как у телки. Ненавижу эту хуйню, - Льюис перекатился на другой бок и подвинулся, давая место. – Ты чего бродишь?

- Не могу заснуть, - скользнув под одеяло, Делла прижалась к нему холодными ногами. Было ужасно тесно и неудобно, но почему-то очень уютно.

- Мы же договорились, - упрекнул Льюис, но тут же облапил Деллу за задницу.

- Договорились, что ты будешь спать в гостиной, а ты меня кинул. Нихера ты не спишь. И еще. Я согласилась с тем, что ты перебазируешься на диван. Но разве я обещала, что останусь в кровати?

- Вот сучка, - фыркнул Льюис. – Как грудь?

- Ты так спрашиваешь, как будто молотком меня приложил. Нормально грудь. – Отвечая, Делла почти не отклонилась от истины, потому что кровить уже перестало. И потом, если вдуматься: некоторая хуйня после тычка по швам – это же нормально.

- Точно? – Льюис провел пальцами от живота через бинты и вверх, коротко сжал ладонью грудь. – Так не больно?

В голосе у него появилась рокочущая хрипотца, дыхание участилось. Придвинувшись поближе, Делла почувствовала, что в бедро ей упирается каменно-твердый член.

Наверняка эта истеричное вожделение не было нормальным. Замещение, избегание, компенсация, вытеснение – целитель Бабингтон нашла бы термины, объясняющие происходящее. Она бы предложила остановиться и все обдумать, обсудить эмоции и мотивы поступков. Но Делла всегда полагала, что классический секс предпочтительнее церебрального.

- Отлично, - ухмыльнулась она, закидывая руку Льюису на шею. – Почему ты еще в трусах?

Очередные инкубаторские серые боксеры улетели на книжную полку, и Льюис впился в Деллу длинным и яростным, как укус, поцелуем. Опустившись на пятки между разведенных ног, он ухватил Деллу под ягодицы.

- Иди сюда, - хрипло выдохнул Льюис, задрал ей ноги и рванул на себя.

Охнув, Делла проехала по сбитой простыне, сходу влетела Льюису на колени и почувствовала, как в нее толкается твердый, как палка, член. Льюис вогнал так, что зубы клацнули, и сходу пошел вбиваться, вжимая пальцы в бедра. От толчков Деллу мотало, как тряпичную куклу, в глазах вспыхивали огни, а пульс бухал в висках, словно кузнечный молот. Закинув ноги на плечи, Льюис втрахивал ее в диван, запрокинув голову и закрыв глаза, будто молился. Вены у него на шее вздулись, кожа блестела от пота. Упершись руками в подлокотник, Делла толкала себя навстречу, вскидывала бедра, подстраиваясь под бешеный ритм.

Напрягая руки, Льюис приподнял ее повыше, вошел под другим углом и уперся членом в такую чувствительную зону, что Делла взвыла. Радостно оскалившись, он удвоил усилия, каждый толчок отзывался пульсирующим жаром, пронзительно-сладким, на грани удовольствия и боли.

Шлепки кожи о кожу становились все чаше, Делла вскрикивала и царапала ногтями обивку дивана. С коротким торжествующим рыком Льюис навис над ней, складывая пополам, как опасную бритву. Глаза у него были совершенно невменяемые.

- Вот так, вот так, давай, маленькая, давай… - оскалившись, хрипел Льюис, до боли вдавливая пальцы ей в бедра. – Вместе, сейчас, прямо сейчас…

Подхваченная сбивчивым шепотом, словно приливной волной, Делла вскрикнула и выгнулась в оргазме. Льюис застыл, запрокинув голову так, что Делла видела только белое горло с выпирающим кадыком. По напряженным мышцам прошла короткая судорога, и Делла почувствовала, как пульсирует в ней член, выплескивая эякулят.

Медленно, словно разбуженный ото сна, Льюис склонился к ней и осторожно поцеловал твердыми солеными губами. Делла сдвинулась на край, и Льюис, аккуратно вклинившись в просвет, затащил ее на себя.

- Вот так, - эхом недавнего нутряного рыка повторил он. Вот только голос был совсем другой – мягкий и усталый. – Давай полежим.

Делла откинулась на твердое, перевитое канатами мышц плечо и прикрыла глаза. Льюис молча гладил ее по волосам, по лицу, по шее, едва прикасаясь кончиками пальцем. Спиной Делла ощущала мощные, размеренные толчки его сердца.

– Расскажешь, что тебе приснилось? – наконец решилась она.

Тишина длилась так долго, что Делла перестала ждать ответа. Просто лежала, поглаживая поросшее жесткими волосками предплечье, и бездумно очерчивала узор вокруг косточек запястья.

- Бой, - все-таки ответил Льюис и затих, как игрушка, у которой заканчивается магический заряд. И вместо длинной связной реплики ребенок слышит отдельные слова-вскрики, бессмысленные, словно горячечный бред.

- Бой, - повторил Льюис, глядя в потолок. – Обстрел. Знаешь, я, когда в армию шел, то думал, что буду героем. Я же, блядь, не трус. Я люблю свою страну и хочу ее защищать. Всякие такие правильные штуки думал. Потом учебка, конечно, подвыбила романтику, но все равно – детство в жопе играло. Я прямо видел, как совершаю что-нибудь охуенное, и мне дают медаль, и отец гордится, а мама счастлива. То есть я не для этого шел, не для славы – просто это как… как желание выиграть кубок. Хоккеем-то занимаешься для удовольствия, но победа – это дохуя как важно. А потом был первый обстрел, и бой. Блядь… Как же я испугался. Упал и думал, что встать не смогу. Но нихуя – и встал, и пошел, и стрелял. Все сделал как надо. Но… Ты блендер видела? Такая хуйня, типа мясорубки, в нем лезвия крутятся. Так вот, пойти в бой – это как руку в блендер сунуть, и не сгоряча или там по пьяни, а продуманно. Осознанно. Стоишь, смотришь на мельтешащие лезвия, и заставляешь себя делать то, что надо. По ходу, это и есть героизм. Только в школе об этом не рассказывают, - Льюис усталым, раздраженным жестом потер треугольник между бровями. – И вот каждую ночь такая хуйня. Сюжетов не помню, наутро как отрубает, а ощущения – вот они. Блендер. Перемалывает. Сука.