В смысле, Белоснежка?! - Анастасия Разумовская Страница 6

Может лечь спать? А завтра…

«Майя! – прикрикнула сама на себя. – А ну-ка не трусь! Утром ещё неизвестно что нас ждёт. Никогда не откладывай на завтра то, что может спасти тебя сегодня!»

И Анечка… Может, соседка вызвала МЧС? Ну не совсем же она извергиня? Или не она, а, например, Николай Владимирович. Он, конечно, глуховат, но если Анечка проснулась, то захотела есть. А если она захотела есть…

Сердце заныло при мыслях о моей сладкой заюшке.

Я решительно сдёрнула с кровати верхний мягкий серый плед, закуталась в него, вышла на балкон и аккуратно прикрыла за собой дверь. Нет уж! Ничего я не стану откладывать на потом. Я всё смогу! С балкона, а вернее, террасы, вниз вела мраморная лестница с мраморными же балясинами перилл. И только они спасли меня от падений со скользких, промёрзших степеней. Ну всё как у нас! Понаделают такого скользкого, а зимой за голову хватаются!

Сад я пересекла быстро. Вблизи башня оказалась ещё мрачнее и угрюмей. Я снова зябко передёрнулась, а потом потянула массивную ручку на себя, и тяжёлая дверь беззвучно открылась, словно пасть гигантской голодной рыбы…

Глава 3. Поцелуи и страхи

Внутри Потаённой башни всё выглядело так же серо и уныло. В неглубоких стенных нишах чадили масляные лампы, копоть от них оседала на стены. Наверх поднималось десяток ступенек, ведущих к небольшой овальной площадке, от которой по кругу стен расползались две две винтовые лестницы вверх. По обе стороны ступенек – рыцарские латы. Увидев их, я вздрогнула: мне показалось, что это стражники. Но на моё появление они никак не среагировали.

Меня передёрнуло первобытным ужасом, однако дома ждала Анечка. Совсем одна. Я закусила губу побольнее и прошла вперёд.

– Д-добрый вечер. Не подскажете, как пройти в библиотеку? – спросила, стараясь, чтобы голос не дрожал.

Но он, конечно, всё равно дрожал.

И, когда «стража» не шелохнулась, я набралась мужества, протянула руку и подняла на одном из них забрало. Оттуда на меня недовольно глянула мышь, громко чихнула и исчезла, прогрохотав по доспехам вниз.

Люблю мышей. И крыс. Лабораторных, конечно. В детстве у меня была очень милая крыска по кличке Лунозавр. И вообще, крысы мне нравятся намного больше людей, если честно. Поэтому визжать я не стала и решительно прошла мимо железных истуканов.

Обе каменные лестницы наверху сливались в один балкон. Очевидно, там и был вход в королевскую библиотеку, о которой говорила Чернавка. По центру нижней площадки, украшенной мраморной скульптурой гончей с отколотым носом, находилась низкая, окованная медными полосами дверь. Мне сюда. Я осторожно взялась за массивное кольцо, потянула на себя. Затем сообразила и обеими руками, а потом и плечом надавила от себя. Не сразу, но тяжёлая дверь всё же поддалась.

Лестница вниз оказалась менее величественной и приятной для глаз. Узкая, с протоптанной дорожкой в пыли. Слуги убираются, говорите? Света здесь не было. Ступеньки узкие, скользкие… В такой темноте я точно шею себе сверну! Я вернулась, забрала одну из ламп и снова смело ступила на лестницу вниз. А потом, внутренне содрогнувшись, аккуратно закрыла за собой дверь. Благо изнутри тоже было массивное кольцо дверной ручки.

Стало так жутко и неуютно! Но – отступать некуда, за нами – Москва. Ну или не Москва.

Приподняв подол, чтобы не запачкать его в пыли, я осторожно спускалась, испытывая острый приступ клаустрофобии. Ход был узкий: два человека едва-едва могли бы разминуться друг с другом. И низкий – даже мне с моим метром шестьдесят пять приходилось опускать голову. Лампа плясала в моей руке. А лестница всё вилась и вилась под довольно крутым углом, и вдруг, когда я уже почти отчаялась, ступеньки закончились и перешли в неширокий коридор, свод которого покоился на массивных арках. Здесь я уже смогла, наконец, распрямить голову.

Справа и слева от меня тянулись решётки камер. В них было темно, и чадящий, мигающий свет лампы выхватывал то сгнившую до костей ногу, то такую же руку. Некоторые из заключённых тянули конечности из решёток, словно взывая о милости, и словно устав от суеты, прислоняли желтоватые черепа к прутьям.

«Это сон, это всё только сон! – шептала я сама себе. – Я проснусь и… В конце концов, в фильмах ужасов бывает и пострашнее». Но мозг не хотел обманываться и здраво напоминал, что фильм – это фильм, а жизнь так-то – жизнь.

Внезапно жуткие камеры закончились, и коридор резко вильнул влево. Свет лампы, ставший к этому времени каким-то красноватым, вдруг мигнул и погас.

Нет-нет-нет!

Я потрясла светильник, похожий на лампу Алладина из мультика, и услышала биение жгутика о стенки сосуда. Но никакого «плюх-плюх», которое обязаны были издать хотя бы остатки масла.

Ничего, Майя! Глаза привыкнут к темноте, и…

Аккуратно поставив лампу на пол, я коснулась рукой стены, закрыла глаза, досчитала до тридцати, открыла и снова двинулась вперёд. Вот только глаза к кромешной тьме никак не привыкали. Немного поздновато сообразила, что зрение может подстроиться к низкому уровню источника света, но не к полному его отсутствию.

Я замерла. Что делать? Идти вот так, не видя ничего впереди? А вдруг – обрыв, или яма какая… Мало ли как защищён этот тайный ход… Подумала-подумала и решила вернуться за другим светильником. Уж лучше потерять немного времени, чем свернуть шею.

Обратный путь показался мне намного более долгим. Подол платья постоянно за что-то цеплялся, и всё внутри меня холодело, когда я понимала, что именно мне мешает идти вперёд.

Бр-р-р!

Я вновь зацепилась за чью-то протянутую костяную кисть, рванула платье на себя. Бумс – что-то упало и, легонько постукивая, покатилось по каменным плитам. Череп? Череп! Завизжав, я бросилась вперёд и влетела во что-то твёрдое. Твёрдое, но мягкое. И тёплое. Это что-то обхватило меня, и я ударила кулаком