Стареющая жена генерала дракона - Кристина Юрьевна Юраш Страница 6

Но больше всего меня притягивала его маска. Не красивая, не театральная, а железная. Холодная и непроницаемая, она скрывала лицо, но я чувствовала, что за ней скрывается нечто большее, чем просто человек.

И тут меня осенило. «А вдруг он такой же?», — пронеслось в моей голове. Мужчина с силой, властью и деньгами.

Стоит ли ему это рассказывать?

Что мешает ему поступать так же, как другие? Смеяться, когда женщина плачет, считать, что всё на ней куплено им?

Я почувствовала, как внутри меня нарастает тревога. Его присутствие было как ледяная рука, скользящая по моей коже. Я видела сквозь прорези в маске хищные холодные глаза. В его глазах не было тепла, только холодный блеск стали.

Я отступила на шаг, пытаясь скрыть дрожь в теле. Но он не двигался, его взгляд был прикован ко мне, словно он изучал меня, как насекомое под микроскопом. Я чувствовала, как моё сердце бьётся всё быстрее, как страх и любопытство борются внутри меня.

Я сглотнула.

Сердце стучало, как будто пыталось вырваться.

Я не видела его лица. А это значит — не могла предугадать. Не могла прочитать, что он думает.

“Что ты теряешь?”, — укорила я себя за затянувшуюся, как штаны на похудевшей талии, паузу. Сейчас во мне снова боролась леди и та, что была раньше.

— Если кратко, — усмехнулась я, понимая, что терять нечего. — Вчера я узнала, что мой муж спит с моей сестрой. И она беременна. У нас случился семейный скандал. Правда, в нем случайно поучаствовали сто человек гостей. Годовщина свадьбы превратилась в “гадовщину”, он прилюдно раздел меня, попрекнул деньгами и сказал, куда я от него денусь. Но я вспомнила об этом поместье и решила, что все-таки денусь…

“Мамочки!”, — простонала леди внутри меня. — “Надо было просто плакать!”.

“Хватит! Наревелась!”, — сглотнула я.

Я замолчала, потому что в горле встал ком.

Потому что вспомнила запах воска.

Звук аплодисментов.

Щеки, горевшие от стыда.

Я закрыла глаза. Слёзы потекли. Не тихо. Не стыдливо. Громко. С хрипом. С болью.

— Простите, — выдавила я, понимая, что мужская солидарность немедленно потребует вышвырнуть меня за дверь. — Я не хотела… Просто… Прорвалось… Вы не подумайте, что я не умею себя вести. Обычно я — приличная женщина…

Я усмехнулась, но смех получился горьким.

— Мне стыдно. Женщине в моём возрасте… Плакать перед чужим мужчиной… — произнесла я, растирая слезы.

На меня смотрела железная маска.

Ни сочувствия.

Ни насмешки.

Ни гнева.

Пустота.

— Вы, наверное, думаете, что я заслужила, — сказала я, глотая горечь слез. — Что это моя вина. Что я не родила ребёнка. Что я не умела удержать мужа. Что я не была достаточно хороша.

Я замолчала, пытаясь совладать со своим голосом. Потом добавила — тише:

— А может… вы даже одобряете его? Мужчина должен быть сильным. Женщина — покорной. А я… я устроила скандал. Я не упала в обморок. Я не умоляла. Я ушла. И, может, вы думаете: «Ну и правильно, что её вышвырнули»? — с горестным смешком произнесла я, глядя на его маску.

Сейчас это напоминало исповедь. Только место было выбрано так себе.

Глава 8

— Или вы сейчас думаете о том, что сегодня муж бы попросил прощения, вернул бы драгоценности, поцеловал бы руку и сказал, что вчера немного перебрал с вином и ничего не помнит, — я произнесла эти слова и сглотнула. От нервов. — И мне пришлось бы сделать вид, что я поверила. А потом он сказал бы, что вчера в комнате мне показалось. И я кивнула бы. Да, дорогой, показалось. И все было бы как прежде. Но я так не хочу.

Я ждала.

Хотя понимала: он не ответит. Маска не двигалась.

Трость — не шевелилась. Только ветер играл краем плаща, как крыльями.

— Мне некуда идти, — прошептала я, голос мой дрожал, но я старалась говорить твёрдо.

Генерал Моравиа не ответил. Ветер, словно пытаясь заполнить тишину, зашелестел листвой, но это не помогло. Я чувствовала, как страх и отчаяние охватывают меня, но я не собиралась сдаваться.

— Я не вернусь домой, — добавила я, стараясь придать своему голосу больше уверенности.

Маска осталась неподвижной. Я видела, как его пальцы, скрытые перчатками, слегка сжали трость.

— Я умру, — сказала я, чувствуя, как слёзы подступают к глазам.

Он молчал. Ветер продолжал играть с моим плащом, но я уже не обращала на это внимания. Я смотрела ему в глаза, и в этот момент я поняла, что это мой последний шанс.

— Но не вернусь, — добавила я, выпрямляясь и расправляя плечи.

Я выпрямилась.

Расправила плечи.

Гордо.

Как будто это был мой последний выход на сцену.

Как будто я уже знала: «Сейчас он скажет: “Уходите”.

Сейчас он повернётся и уйдёт в дом.

И я пойду.

В никуда.

Но — не назад».

Анталь Моравиа сделал шаг вперёд, и я замерла. Его глаза, скрытые за маской, смотрели на меня с такой холодностью, что я почувствовала, как моё сердце сжалось. Но я не отвела взгляд. Я смотрела ему прямо в глаза, и в этот момент я поняла, что он видит во мне нечто большее, чем просто испуганную женщину в последней стадии отчаяния.

Я смотрела на него, словно пытаясь разгадать загадку, которую не могла понять.

В его глазах отражались мои мысли, надежды и страхи, как в зеркале.

Надежда светилась в них, как утренний луч солнца, пробивающийся сквозь тучи. Отчаяние тянуло вниз, как тяжёлая цепь, сковывающая сердце.

Усталость окутывала меня, как туман, поглощая все силы.

И в этот момент, когда я была на грани, когда все эмоции слились в один бурлящий поток, раздался его голос.

— Сильвестр…

Я вздрогнула.

Потому что это был не гнев.

Не холод. Не приказ. Это был бархат.

Медленный, тёплый, завораживающий бархат.

Как тень, которая не пугает, а обнимает.

Глава 9

— Скажи мне, — продолжил хозяин, глядя на дворецкого, — неужели в нашем доме не нашлось комнаты для бедной женщины?

Нужно было обрадоваться. Наверное. Но слова «бедная женщина» прозвучали так, словно я — старая нищенка. Впрочем, так оно и есть.

Я смотрела на маску.

И вдруг поняла:

За ней — не враг.

Не судья.

Не