Мэг Кэбот - Мир теней Страница 6

Конечно, если не обращать внимания на то, что я могу разговаривать с мертвыми.

Пожалуй, я не совсем верно выразилась. Наверное, правильнее было бы сказать, что мертвые разговаривают со мной. В том смысле, что не я выступаю инициатором этого общения. По правде говоря, я по возможности стараюсь избегать всех этих вещей.

Просто дело в том, что они не всегда дают мне такую возможность.

Призраки, я имею в виду.

Нет, я не сошла с ума. По крайней мере, я не безумнее любого среднестатистического подростка шестнадцати лет. Наверное, некоторые люди могут посчитать меня сумасшедшей. Большинство детей из моего старого дома наверняка так и думали. Ну, что я чокнутая. На меня не раз натравливали школьных психологов. Иногда мне даже кажется, что было бы проще позволитьим меня запереть.

Но даже на девятом этаже «Бельвю»[8], – а именно туда упрятывают всех чокнутых Нью-Йорка, – я, скорее всего, не смогла бы скрыться от призраков. Они бы меня нашли.

Они всегда так делают.

Помню, как увидела привидение впервые. Эта встреча стоит перед глазами так же отчетливо, как все прочие воспоминания того времени. Правда, мне тогда было два года, так что в памяти остались лишь какие-то обрывки. Но привидение я помню так же явственно, как историю с мышкой, которую отняла у кота и стала укачивать, пока перепуганная мама не отняла ее у меня.

Эй, мне было всего два года, ясно? Я тогда понятия не имела, что мышей следует бояться. Как и призраков. Вот почему даже четырнадцать лет спустя ни мыши, ни привидения не могут меня испугать. Заставить вздрогнуть? Возможно, иногда. Вызвать раздражение? О да, частенько. Но испугать?

Никогда.

Призрак походил на мою мышку: такой же маленький, серый и беспомощный. До сих пор не знаю, кем она была. Я попыталась поговорить с этой странной тетенькой на своем детском языке, но она меня не поняла. Призраки понимают лепет двухлетних малышей не больше, чем все остальные. Она просто грустно смотрела на меня, сидя на верху лестницы нашего дома. Наверное, мне стало ее жалко, так же, как мышку, и захотелось ей помочь. Только я не знала, как. Поэтому сделала то, что в таких ситуациях делают двухлетние дети. Побежала к маме.

Именно тогда я получила свой первый урок по поводу привидений: видеть их могу только я.

Нет, другие люди, разумеется, тоже могут их видеть. Иначе откуда взялись бы дома с привидениями, всякие истории о призраках, телевизионная программа «Неразгаданные тайны»[9] и все остальное? Но есть одна существенная разница. Большинство из тех, кто сталкивался с привидениями, видели только одногопризрака. Я же вижу всех.

Всех призраков.Любого. Каждого, кто умер и по каким-то причинам слоняется по земле вместо того, чтобы уйти туда, куда он или она, по идее, должны уйти.

И поверьте мне, вокруг слоняется полным-полнопризраков.

В тот самый день, когда я увидела свое первое привидение, мне стало понятно, что большинство людей – даже моя собственная мама – вообще их не видят. Никто из моих знакомых никогда в жизни не сталкивался с привидениями. По крайней мере, никто в этом не признался.

Так что в тот день, четырнадцать лет назад, я уразумела о призраках еще кое-что: не стоит трезвонить направо и налево, что ты видишь кое-кого из них. Или, как в моем случае, что ты видишь всех и каждого.

Вряд ли мама тогда догадалась, что я показываю пальчиком и пытаюсь рассказать ей о привидении. Мне кажется, она ничего не поняла. Скорее всего, мамуля решила, что я лепечу ей что-то о той мыши, которую она отобрала у меня чуть раньше. Поэтому мама мужественно посмотрела туда, куда я указывала, кивнула и сказала: «Угу. Ладно, Сьюзи. Что ты хочешь сегодня на обед? Жареного цыпленка? Или тунца?»

Я, конечно, не ожидала, что ее реакция будет такой же, как в случае с мышью: в тот момент мама бережно прижимала к себе новорожденного соседского малыша и при виде мышки у меня в руках издала пронзительный вопль, ставший еще пронзительнее в ответ на мое гордое заявление: «Посмотри, мамочка. Теперь у меня тоже есть ребенок», - из которого она не разобрала ни слова, как я теперь понимаю.

Но я ожидала хотя бы признаниятого факта, что в воздухе на верху лестницы парит нечто. До сих пор я получала объяснения практически обо всех вещах, которые открывала для себя день за днем – от огнетушителя до электрической розетки. Почему же теперь она не растолковала мне, что это там, на верху лестницы?

Лишь немного позднее, жуя своего жареного цыпленка, я поняла, что причина, по которой мамочка не дала никаких объяснений по поводу странной серой женщины, состояла в том, что мама ее не видела. Для нее там ничего не было.

В два года это не показалось мне чем-то необычным. Тогда я просто подумала, что это одна из тех вещей, которые отличают детей от взрослых. Например, дети должны все время есть овощи. Взрослые – нет. Дети катаются в парке на карусели. Взрослые – нет. Дети видят серых существ. Взрослые – нет.

И хотя мне было всего два года, уже тогда я понимала, что не стоит рассказывать о маленьком сером существе на лестнице. Никому. И никогда.

И я не рассказывала. Ни о своем первом призраке, ни о сотнях других привидений, которых встретила позже. В самом деле, о чем здесь говорить? Я их вижу. Они что-то мне говорят. Чаще всего, я не понимаю, о чем они толкуют и чего хотят, и, как правило, они оставляют меня в покое. Конец истории.

Наверно, так бы это и продолжалось по сей день, если бы внезапно не умер мой папа.

Вот так вот. Ни с того ни с сего. Только что он был здесь, готовил ужин на кухне, отпускал, по своему обыкновению, шуточки, а на следующий день его не стало.

Целую неделю после его смерти, – которую я провела, сидя на крыльце перед нашим домом и ожидая его прихода, – люди старались уверить меня, что он уже никогда не вернется.

Разумеется, я им не верила. Да и с чего бы? Мой отец не вернется? Чушь! Да, он умер. Это я поняла. Но он точно вернется. Иначе кто будет помогать мне решать задания по математике? Кто будет вставать со мной рано утром в субботу, делать бельгийские вафли и смотреть мультики? Кто научит меня водить машину – ведь он обещал! – когда мне исполнится шестнадцать? Может, мой отец и умер, но я совершенно точно снова его увижу. Каждый божий день я видела кучу умерших людей. Почему бы мне не увидеть собственного отца?

В итоге я оказалась права. О, разумеется, мой отец умер. Никаких сомнений. Он скончался в результате обширного инфаркта. Мама кремировала его тело и положила его прах в кружку, из которой пили пиво древние германцы. Знаете, такую, с крышечкой. Мой отец всегда обожал пиво. Она поставила кружку повыше на полку, чтобы до нее не добрался кот, и иногда, когда думала, что я не вижу, разговаривала с ней.