Наложница огня и льда (СИ) - Кириллова Наталья Юрьевна Страница 60

Что со мной происходит? Почему раньше я не ощущала ничего подобного? Я ведь не первый раз остаюсь с Дрэйком наедине, мы целовались и даже тогда мысли мои не шли дальше одного поцелуя…

Когда тень замерла возле самой двери, я закрыла глаза, постаралась дышать глубоко, ровно, притворяясь спящей. Я слышала, как открылась створка, чувствовала, как застывший на пороге мужчина смотрит на меня. Хотела, чтобы он подошел к кровати, «разбудил» меня поцелуем, позволил себе наконец пойти дальше целомудренных объятий. Я стискивала уголок подушки под одеялом, отчаянно пытаясь сдержаться, не показывать, что я не сплю. А затем дверь закрылась, оставив мне новую волну запаха прощальным мучительным подарком.

Не помню, в котором часу я все-таки заснула. Во сне я сгорала раз за разом и восставала из пепла, готовая вновь окунуться бесстрашно, безрассудно в пламя. Мечтая о нем, как мечтает о глотке воды умирающий от жажды. Желая быть с огнем, приручить его, будто дикого зверя, желая показать любой, всему миру, что это пламя — только мое.

И проснулась с лихорадочно колотящимся сердцем, на разметанной постели, точно пробудившись от кошмара.

Или ото сна приятного, но слишком бурного, неспокойного.

С некоторым усилием, словно ночью не удалось сомкнуть глаз ни на минуту, я встала с кровати, надела халат и вышла в гостиную. Никого. Вчерашний костюм Дрэйка на кресле, несколько декоративных бархатных подушек горкой на диване возле подлокотника. И мужчина так и спал на диване, без одеяла или покрывала, подложив под голову эти подушечки? И где сам Дрэйк? Уже оделся и ушел по своим загадочным срочным делам? Я понимаю, что в загородной резиденции отдыхать полагалось лишь Валерии, остальные же вынуждены так или иначе выполнять какую-то работу, присматривать и развлекать наследницу в том числе. А Дрэйк здесь отнюдь не для составления компании Валерии. Но я не могла отделаться от раздражающего, неуместного ощущения, что меня избегают. Или, того хуже, мной пренебрегают.

Я умылась, вяло расчесала волосы и, распахнув балконную дверь, встала на пороге, глядя на ясное небо, поднимающееся солнце, скользящее лучами аккуратно, неспешно по ровно подстриженной траве лужайки.

Неужели мой запах так же сводил Нордана с ума? Тем более он ощущал запах постоянно и определенно сильнее, нежели я сейчас. И как он смог сдерживаться несколько дней, как смог покинуть чердачную каморку в ночь после бала, ограничившись одним только поцелуем? Как сумел проявить терпение во время нашей первой близости? Или уже тогда действовало неосознанное еще полностью желание защищать свою пару от любой угрозы, даже от самого себя? И не оно на самом деле вынудило Нордана остановиться тогда, в первое утро в столовой? Теперь, вспоминая, я многие моменты, многие ситуации видела иначе. Случайный взгляд, вырвавшееся слово, неявное действие. Книги удивительной, неуклюжей чуть попыткой проявить заботу. Нордан почти не называл меня Сая, лишь в начале. Странный взгляд, когда Нордан пришел в каморку за мной, чтобы передарить Бевану. Только на мгновение, однако я успела заметить, запомнить.

Но то следствие привязки. Дрэйк же меня не кусал. Да и усиливающийся запах мучил Нордана, не меня. Я не испытывала столь резкого, неодолимого желания броситься на Нордана, готовая не только отдаться душой и телом, но и самой взять то, что мое по праву.

Почему тогда? И по какому праву?

Рядом стукнула тихо дверь. Беван, в небрежно запахнутом и завязанном синем халате, с зубной щеткой в руке вышел на балкон, окинул меня взглядом быстрым, критичным.

— Выглядишь погано, — сообщил он бестактно.

— Леди не говорят, что она ужасно выглядит, — возразила я и призналась неожиданно: — Я плохо спала.

— И кто в этом виноват? Полагаю, что Дрэйк и, судя по безрадостному выражению твоих таинственных глаз, отнюдь не в приятном смысле этого выражения. Вчера утром они сияли ярче. По крайней мере, пока Норд не начал показывать, кто у вас хозяин.

Я вспыхнула невольно, догадавшись, что Беван имеет в виду.

— Если нужен Дрэйк, то он во-он там, медитирует. В конце балкона есть лестница, дальше направо и за те деревья с краю.

— Спасибо, — поблагодарила я искренне, закрыла дверь и прошла мимо Бевана. Остановилась, обернулась к мужчине. — Ты не медитируешь?

— Зачем? — Беван улыбнулся лукаво, с чувством превосходства. — Я и так прекрасен и гармоничен.

Я покачала головой, удивляясь и подобному самодовольству, и тому, что у меня не получается сердиться или обижаться на Бевана долго, и продолжила путь.

В конце балкона каменная лестница дугой, спускающаяся на лужайку. Справа деревья грядой и за ними низина, небольшая, вьющаяся изумрудным отрезом, со склонами пологими, ярко-зелеными. Я направилась вдоль низины, утопая обутыми в легкие туфельки ногами в траве. Повернула, следуя изгибам склона, и увидела огненное кольцо. Пламя поднималось в человеческий рост, выжигая землю под собой, но послушно стоя на месте, не касаясь зеленого покрова вокруг, размывая очертания фигуры, полуобнаженной, сидящей неподвижно внутри слабо потрескивающего кольца. Я спустилась осторожно по склону, приблизилась к огню. Застыла в нерешительности, не зная, окликнуть ли или подождать, пока Дрэйк закончит медитацию. Дом отсюда кажется далекими разрозненными лоскутами в просветах между деревьями, и так легко вообразить, что мы одни здесь, что никто нас здесь не найдет, не потревожит.

Пламя схлынуло вдруг, растворившись без остатка, и только черный, дымящийся чуть круг напоминал о недавнем присутствии опасной стихии. Дрэйк поднялся с земли, отряхнул единственное свое одеяние — черные брюки. На правой лопатке стоящего спиной ко мне мужчины — звезда о тринадцати лучах, такая же, как и у Нордана.

Дрэйк повернулся ко мне, улыбнулся скупо, сдержанно. На левой руке ничего нет, да и у Бевана тоже не было — значит, узор Нордана уже настоящая татуировка. И медальона нет. Выходит, Дрэйк не носит его постоянно?

— Доброе утро, Айшель. Я думал, ты встанешь позже.

— Доброе. Мне… плохо спалось.

— Надеюсь, я не разбудил тебя?

— Нет.

Дрэйк широкоплеч, мускулист, хорошо сложен, не хуже более молодого Бевана, а на мой взгляд, даже лучше. До зуда в пальцах хотелось прикоснуться к обнаженной мужской груди, провести, погладить, позволяя ладони словно невзначай опуститься ниже…

Я спрятала руки в карманы халата, с трудом заставила себя поднять глаза на лицо Дрэйка. В его взгляде непонимание причин моего поведения, ожидание, напряженное, глухое, будто стена неприступной крепости.

— Беван сказал, что вчера приехала графиня Марлан, — я не знала, с чего начать.

— Да, со срочным сообщением для Ее императорского величества. — Мужчина снял с растущего рядом деревца, молодого, тоненького, синюю рубашку, надел.

— Графиня уже уехала? — задаю бессмысленный вопрос, опасаясь заговорить о том, что действительно волновало меня.

— Нет, она останется в поместье до возвращения Катаринны в Эллорану.

И станет проводить время с Дрэйком, пока я буду находиться при Валерии? Возможно даже, продолжит свои попытки добиться Дрэйка. А если он все-таки согласится?

— Не тревожься, Хейзел не так глупа, как кажется, и не станет беспокоить тебя, — Дрэйк по-своему истолковал мой растерянный взгляд.

— Дрэйк, то, о чем вы рассказали мне вчера…

— Айшель, я понимаю, насколько тебе было неприятно слышать об этом, — перебил мужчина неожиданно жестко. — Но таково братство, такова наша суть, воспитанная старшим поколением. Можно ее скрывать, можно выставлять напоказ, однако истина от этого не изменится, не станет более приглядной.

Мне захотелось рассмеяться, хотя, подозреваю, смех вышел бы нервным, истеричным. Совсем недавно Нордан не менее старательно пытался рассказать мне, насколько он плох, и вот теперь Дрэйк говорит почти то же самое.

— Похоже, вы оба считаете меня наивным ребенком, не способным ни понять, ни принять ничего, что лежит за пределами его детского невинного мирка, — заметила я резко, раздраженно. — Дрэйк, мне двадцать два года, стены пансиона я покинула не вчера и стены храма тоже. Меня не растили в высокой башне и, хотя мои родители любили друг друга и меня, наша жизнь не всегда была легкой, а детство мое отнюдь не так безмятежно, как принято думать о детских годах маленьких избалованных леди. Я видела, как изуродовала война мою родину, я не знаю, что стало с моими родителями, и не уверена, смогу ли когда-нибудь узнать. Нас, напуганных до полусмерти послушниц, девушек и девочек, везли в империю в ужасных условиях. Из будущих служительниц богини, исполненных собственного достоинства и гордости, мы в одночасье превратились в товар, в вещи, живые, дорогостоящие, но вещи. Шадор весьма охотно просвещал своих рабов о возможных вариантах нашей участи, особенно девушек и особенно когда был пьян. Меня осматривали самым мерзким способом, который только можно вообразить невинной девушке, меня выставили на продажу, заставляя часами стоять едва одетой в стеклянной витрине, словно я бездушный манекен, и меня купили. Неужели вы полагаете, будто я не догадываюсь о делах братства? Не догадываюсь, сколько на нем крови? Крови, накопленной веками убийств во имя достижения собственных целей? Безусловно, прежде я не подозревала, насколько обширно поле деятельности Тринадцати, но я прекрасно понимаю, что подразумевается под избавлением от очередной ненужной шахматной фигуры.