Беглая (СИ) - Семенова Лика Страница 60

— Женщина, которую выдали за принцессу Амирелею, на самом деле оказалась ее служанкой по имени Климнера. Я узнал об этом нынче вечером. Этот подлог совершил король Нагурната. И вы проглотили, отец, даже не усомнившись. Вас обманули! Вы слышите меня? Обвели вокруг пальца! И едва не совершилось непоправимое.

Глаза отца полыхнули нервными искрами:

— Заткнись! Ты женишься через четыре дня, или я отрекусь от тебя.

— Если я женюсь на безродной служанке, я утрачу право называться вашим наследником. Я стану посмешищем. И вы тоже. Вы этого хотите? У меня есть доказательства, отец. И я могу их предъявить незамедлительно.

Я заметил в его лице едва уловимое сомнение.

— Какие у тебя могут быть доказательства?

— Сама лжепринцесса. Я немедленно велю привезти ее. А вы прикажите созвать своих меморов. Самозванка имела весьма искусно замещенное самосознание. Сейчас ее сознание возвращено, и она сама призналась в подлоге. Я хочу, чтобы вы убедились. Своими глазами. А пока прошу, отец…

Он не дал мне договорить, покачал головой:

— Этого не может быть. Это исключено! — Было заметно, что он переменился. Я сумел остудить безудержный гнев и заронить сомнения. — Принцессу передали мне из рук в руки. Таир сам за всем проследил.

— Дядя?

Отец кивнул:

— Разумеется. Как будущий наместник, он курировал все, связанное с Нагурнатом.

Это чувство было неуловимым, зыбким. Я сам не мог его понять. А ложь Креса до сих пор не давала покоя. Но сейчас это было не настолько важно. Потом! Я с надеждой взглянул на отца:

— Скажите правду, отец, она у вас?

Тот задумчиво покачал головой:

— Ты слышал то же, что и я. Ее ищут…

Я стиснул зубы, чувствуя, как от ужаса пересыхает в горле:

— Сержант сказал правду?

Отец проигнорировал вопрос. Пытливо уставился в мое лицо:

— Скажи-ка мне, с чего ты вдруг решил, что твоя дикарка и есть настоящая принцесса Амирелея?

— Прогнозы верховного не врали ни единым словом. Кроме того, вы все поймете сами, как только увидите ее. Она очень похожа на свою мать.

Отец невольно вздрогнул при этом сравнении, побелел еще больше, но молчал.

— У меня нет ни единого сомнения. Кроме того, верховный утверждает, что она беременна. И у меня больше нет оснований ему не верить. Наследник Саркаров, отец, как вы и хотели. Я уверен, что она жива. Переройте Нижний город, перекройте порты. Верните корабли, не достигшие врат. И можете отречься от меня, если я ошибся.

57

Я смотрела, как удаляется Фаускон, но все еще не верила. Неужели получилось? Проклятая планета, которую я даже толком и не видела, превращалась в голубой светящийся шар. Наконец, в горошину. И вовсе исчезла, растворившись среди звезд, словно ее не существовало.

Я повернулась к ганорам, сидящим рядышком на откидной скамье:

— Далеко до врат?

Исатихалья скривила губы, выражая неуверенность:

— Я уже плохо помню. Но должно быть не больше фаусконских суток.

Я невольно опустила голову. Целые сутки — это чудовищно много. За это время я сойду с ума.

— Поспать бы тебе. Отдых нужен.

Я покачала головой:

— Только когда прыгнем во врата. Иначе не усну. Поспите сами.

Ганорка промолчала, а я отвела взгляд, снова уставившись в маленький иллюминатор. Не могла на них смотреть. Старики выглядели разбитыми, уставшими. Осиротевшими и очень несчастными. И я, вопреки желанию, чувствовала свою вину. Будто сама лишила их всего. Это мерзкое чувство гадостно скребло внутри, и я никак не могла от него отделаться. Убеждала себя, что Исатихалья сама прицепилась ко мне, но это не помогало. Я понимала, на что они пошли ради меня. Ради первой встречной, с которой связало их неведомое ганорское колдовство.

Я вновь повернулась, глядя на старуху, чуть дремлющего спьяну Таматахала:

— Простите меня. Я вам всю жизнь перевернула.

Исатихалья встрепенулась, выпрямилась. Посмотрела неожиданно строго:

— Не говори так, дочка. Ты здесь ни при чем. Это воля Великого Знателя. — Она растерянно пожала мясистыми плечами: — И потом, кто знает, может, мы со стариком хоть раз в жизни что-то стоящее сделали…

Мне захотелось обнять ее. Кинуться на шею и разрыдаться. Рассказать, насколько она права. Но я сдержала порыв. Неуместно. Странно. И рано… Врата представлялись мне барьером, преградой, способной укрыть от Тарвина Саркара. Сейчас казалось, что я видела его в последний раз давным-давно, в прошлой жизни. Или во сне. И невольно вызывала в памяти его лицо. Искристые голубые глаза. То мутные, то совершенно безумные, когда он смотрел на меня. Гипнотические и пугающие, потому что внутри меня будто что-то ломалось. Тогда я чувствовала себя слабой, податливой, ведомой, словно в сетях неизвестного томительного колдовства. И я не противилась… потому что не хотела. Не хотела… Это было самым ужасным. И в груди засквозило, захолодило, будто пахнуло дыханием космоса.

Может, он впрямь существует, этот Великий Знатель? Было в ганорах что-то настоящее, что-то неведомое с этой их верой. Гихалья верила в судьбу, в предопределение, в уготованный исход. Говорила, что судьба непременно отыщет, как ни противься. А если она права?

Мне вдруг стало так страшно, словно я падала в бездну. Чувствовала себя шариком в детской головоломке, который нужно провести сквозь мудреный лабиринт. Пройти лабиринт можно разными способами, но ты никогда не покинешь сферу, в которой он заключен. Как ни петляй — исход один. И эта мысль наполняла меня суеверным ужасом.

Эйден — крошечная планета на задворках вселенной. Почему Тарвин остановился именно там? Почему лишился Теней именно там? Почему я попалась ему на глаза? И почему он так хотел получить меня? Ведь он ничего не знал тогда. Знает ли теперь?

Я кивнула сама себе. Знает. Я чувствовала это. Сама не понимала, как. Знает… И не успокоится, пока не вернет. А это значило, что все было напрасно. Все принесенные жертвы. Лабиринт неизбежно заключен в шаре… который теперь я видела в руке у неведомого Великого Знателя.

Я была рада, что Исатихалья ошиблась. По моим ощущениям, врата оказались ближе, чем она предположила. Старики давно спали. Навалившись на переборку и друг на друга. И крошечную каюту наполнял их густой раскатистый умиротворяющий храп.

Наконец показались врата — хорошо различимый круг огней. Сердце кольнуло надеждой, но я суеверно боялась ликовать. Наше судно сбавило ход и, казалось, теперь вовсе висело на месте. На самом деле, едва ползло, пристраиваясь в хвост вереницы кораблей, готовящихся к прыжку. Невыносимо медленно. Так медленно, что хотелось кричать. Очередь растянулась так далеко, что мы наверняка проторчим тут несколько часов. Мелкие суда мчались мимо, стараясь влезть в прорехи. Некоторым удавалось, другие шли обратным ходом и вставали по правилам.

За эти шесть лет мало что изменилось. Если зажмуриться, можно было вообразить, что за штурвалом сидит совсем седой Гинваркан. Еще живой. И уже скоро покажется то проклятое суденышко, подбившее наш корабль.

Очень медленно, но очередь, все же, продвигалась. Нам везло — не было посольских кораблей, которые следовало пропускать. Наконец, нос нашего судна начал погружаться. Еще немного. И станет возможно хотя бы вздохнуть.

Я буквально прилипла к иллюминатору, следила, не отрываясь. Вдруг взгляд скользнул по отражению в стекле, и я в ужасе замерла. Сквозь очертания уродливой ганорки отчетливо проступали мои настоящие черты. Действие зелья проходило. И что дальше? Было ли у старухи еще? Я взглянула на свои руки, растопырила пальцы. Казалось, вокруг моей плоти неестественно колыхнулась тающая желейная оболочка. Тут же судно ощутимо тряхнуло от резкой остановки. Ганоры даже не проснулись. А я увидела, как корабли рядом пришли в движение. Пассажирские лайнеры, не достигшие врат, сдавали назад. Один за одним меняли цвет огни портала.

Я нервно теребила пальцы, чувствуя, как разгоняется сердце. Суда явно отзывали. Я не хотела быть мнительной, но догадывалась о причине. Сейчас ни одна мысль не казалась чрезмерной. Но можно ли вытянуть судно, уже погрузившее нос? Ответа не было. Кажется, оставался риск, что часть корабля попросту оторвет. Тогда… в любом случае конец. Если только корабль не станут удерживать во вратах, пока не обыщут.