Игра на выбывание - Свободина Виктория Страница 61

— Отпустите меня. Вы ведете себя как ребенок, — строго произношу я. Никакой реакции в ответ. — Я все равно с вами спать не буду.

Неш уже знакомо притащил и кинул меня на свою кровать. Лег рядом.

— Между нами возникло, как мне кажется, некоторое недопонимание. Давай обсудим все и расставим все точки над «i». У нас с тобой договор. Я даю тебе безопасность, деньги, обучаю, всячески помогаю. Ты меня слушаешься, исполняешь мои приказы, капризы и прочее, верно мне служишь. На первом месте у тебя всегда должен быть я. Если я что-то спрашиваю у тебя или хочу узнать твоего совета, ты отвечаешь как можно более полно в меру своего понимания и знаний. Мои же приказы и слова не обсуждаются, только исполняются. Я старше, я знаю, как будет лучше. Прими это как данность. Когда я спрашивал про ваши отношения с Надирой, я, по сути, требовал полного отчета, а не твоих гордых замалчиваний. Ты должна была сказать мне, что происходит и как ты видишь ситуацию. Хотя и знаю, как лучше, но для принятия определенных решений мне нужна полная информация. Про твое близкое общение с Шайном я должен был узнать в первую очередь, а не по приезде. Пока я тебя прощаю, но в следующий раз все-таки приму меры.

Да, я связалась с деспотом. Впрочем, я об этом и так знала.

— Скажите, аирафе, а…

— Ника! Наедине ты мне не выкаешь, — грозный окрик начальства.

— Вейтар, а почему ты меня все-таки оставил? Что у вас за разговор был с Шайном?

Неш хмыкнул и подмял меня под себя. Сурово посмотрел, как бы спрашивая, буду возмущаться и сопротивляться или нет. Пришлось изображать покорность. Мужчина хочет чувствовать себя главным и все контролирующим? Пускай.

— Если говорить кратко, иносказательно и в твоей терминологии, Шайн потребовал от меня поделиться игрушкой.

Ничего себе иносказательно.

— И?

— Я поделился. Своими игрушками я могу делиться только с сыном и то только в разумных пределах. Мне понравилось, как Шайн тебя отстаивал. Теперь будет нести за тебя ответственность, что хорошо, аирафе должен уметь нести ответственность и брать на себя обязательства за то, что ему дорого. Пусть учится.

Я все же не выдержала. Попыталась скинуть с себя Неша и уползти, чем только рассмешила Вейтара.

— Ника, тебе тоже еще учиться и учиться послушанию, — сказал магистр, смеясь, и поцеловал меня.

После поцелуя отвернулась от Неша, свернулась калачиком, обняв себя руками. Я все понимаю и, когда подписывала контракт, знала, какие будут условия. Но тогда я не любила Вейтара, ну или не понимала, что люблю. Одно дело, когда все происходящее не затрагивает твое сердце, и совершенно другое, когда любое действие и слово того, кого любишь, больно ранит.

— Эй, — Неш обнял меня сзади, заботливо поинтересовавшись: — Болит что-то?

«Сердце».

— Я не хочу быть послушной игрушкой.

«Я хочу быть любимой девушкой».

— Ты сама согласилась на мои условия, — произнес Вейтар, прижимая меня к себе еще крепче и целуя в висок. — Теперь ты — моя.

— И так будет, пока тебе не надоем. Верно?

— Даже если так и случится, хотя с каждым днем я все больше и больше в этом сомневаюсь, — фыркнул мне на ухо мужчина, начиная задирать мне майку, — ты в проигрыше не останешься. Ты будешь обеспечена, пристроена к делу и в безопасности.

Все это прекрасно, но, боюсь, я не смогу сохранить под конец свое сердце целым. А сколько нервов из меня вытянет, да и уже вытянул Неш? Где мое молоко? Нервные клетки ведь не восстанавливаются.

Нет, безопасность и финансовое благополучие — это прекрасно, но страдать от неразделенной любви и быть постоянно в зависимом положении совсем не хочется.

В общем, буду думать, как выйти из данной ситуации с наименьшими для себя потерями.

А пока отдалась во власть любимых сильных рук. Как говорила одна очень известная героиня не менее известной книги: «Подумаю об этом завтра».

ГЛАВА 26

— Шайн, а ты считаешь меня своей игрушкой? — спросила мальчика по дороге к реке. Тем утром Неш к нам не присоединился, сказав, что у него дела.

— Нет, — ребенок удивился. — С чего ты взяла? Ты мой друг.

Улыбнулась.

— Не бери в голову. Просто иногда глупости всякие на ум приходят.

Придя на речку и только расстелив плед и приготовившись загорать и купаться, мы с Шайном заметили, что в нашем исправлении по дороге неспешно бредет небольшая компания ребят. Восемь человек. Большинство, судя по виду, примерно возраста Шайна, хотя есть ребята явно постарше, как и помладше. Заметила трех девочек и не смогла понять, самый младший из ребят девочка или мальчик — одет ребенок лишь в одни короткие шортики, а веселые кудряшки то и дело теребит игривый ветер.

— Какого цвета у меня глаза? — взволнованно поинтересовался у меня Шайн. — Я еще плохо умею накладывать иллюзии, особенно без зеркала. Мне обычно отец меняет цвет глаз.

Достала из сумки очки и посмотрела на юного аирафе. Улыбнулась.

— Синие. Точь-в-точь как у твоего папы. Ты молодец.

Компания остановилась неподалеку от нас, с любопытством приглядываясь к Шайну и ко мне, но не решаясь подойти. Шайнон взволнованно сжал мне руку, но при этом остался невозмутим.

Я приветливо помахала рукой компании детей и улыбнулась, прокричав:

— Привет! Идите к нам! — и как бы невзначай достала из сумки конфеты, что захватила с собой, чтобы полакомиться по дороге с речки.

Шайн впился в мою руку еще сильнее. Хватка стала действительно болезненной. Какой сильный.

Ребята несмело подошли, переводя взгляд с меня, точнее, с конфет на Шайна.

— Вы из города, наверное?

— Да, — ответил один из ребят, из тех, кто постарше. — Тут больше в округе и нет поселений. Кроме замка. Вы оттуда?

— Верно. Далеко вы забрели. Меня Ника зовут, а это…

— Шон, — перебил меня аирафе, который пожелал, видимо, остаться неузнанным.

— А мы идем редкие сладкие фрукты из замкового сада воровать, — сдал вдруг всю компашку самый младший кудрявый ребенок, остальные на него зашикали, но было уже поздно. Мне стало смешно.

Фыркнула, едва сдерживаясь, чтобы не засмеяться, и покосилась на того, кого, по идее, идут грабить, — Шайн остался все так же невозмутим, при этом сам почти все время поглядывал на одну из девочек. Пригляделась к объекту интереса своего юного друга — миловидное личико, большие голубые наивные глаза и длинные, почти до пояса, гладкие прямые волосы пшеничного цвета. Хороша девчушка.

— Ну, удачи тогда вам. А мы вот тут с Шоном купаться собрались, а потом запускать магических птиц. А это Балагур, — кивнула я на прячущегося в траве питомца, тем самым сдавая его укрытие. Протянула детям конфеты: — Угощайтесь, кстати.

Замковые фрукты были забыты почти тут же. Дети разделились по интересам. Кто-то выловил из травы бедного Балагура, став его нещадно тискать и ласкать, кто-то накинулся на конфеты, а кто-то потребовал прямо сейчас идти купаться и запускать птиц.

Процесс знакомства и сближения пошел активнее. Я почувствовала себя воспитательницей в детском саду, на ходу организовывая и придумывая детям игры. Видимо, летом времени много и малышня мается от безделья. Мы провели соревнования в реке, позапускали птиц, поиграли в прятки и жмурки, весело поперебрасывались созданными мной водными мячами. Устроили соревнование, кто быстрее переплывет речку.

Поначалу Шайн все больше жался ко мне, да и дети сторонились неразговорчивого и неулыбчивого сверстника, но игры помогли Шайну раскрыться, ведь оказалось, что самых красочных птиц удается создавать именно ему, бегать и плавать — тоже. А уж когда за ребятами наблюдали девочки, в числе которых была и заинтересовавшая Шайна, прыти у мальчика прибавлялось. Разве что венки из цветов Шайну не очень удаются, но для мальчика это ведь не беда. Зато Шайн стал проявлять свои лидерские качества, и довольно быстро стайка мальчишек признала его и даже стала слушаться. А говорили — изгой и агрессор. Ребята очень удивились, когда узнали, что я иномирянка, и потребовали интересных рассказов о других мирах, ведь в их городке об иномирянах только слышали, но никогда не видели. Однако мне уже пора было возвращаться, и я пообещала, что расскажу все завтра. Это ребята еще не знают, кто такой Шайн — про наследника замка дети то и дело рассказывали всякие небылицы. Про то, какой юный аирафе страшный, злой и нелюдимый, а еще у него черные глаза, горящие потусторонним светом. Шайн, стоило услышать подобные высказывания о себе, порой краснел, но больше никак виду не подавал, что речь идет о нем.