Очень драконий Новый Год (СИ) - Чернышова Алиса Страница 61

— Верно. Хороший ответ, студентка. Итак, зачастую технику воссоздания подавленных воспоминаний используют для лечения расстройств типа четыре. Для случаев типа три они также порой применяются, но редко и в комплексе с другими методами. Чем же так хороша работа с подавленными воспоминаниями? — Ворат хмыкнул. — Разум — очень странный предмет. Это шаткая конструкция, напоминающая огромный дворец, построенный из тончайших палочек. Порой можно вытащить десяток или даже сотню без последствий. А иногда достаточно лишь слегка коснуться одной, чтобы вся конструкция пошатнулась… или встала на место. Подавленные воспоминания — это пример подобных палочек.

— Дать возможность пациенту снова пережить травмирующую ситуацию, позволить вспомнить её (ведь, как мы знаем, воспоминания о травме очень часто бывают подавлены), взглянуть по-другому на те или иные конфликты — вот для чего в ментальной практике используются чары овеществления подавленных воспоминаний. Но применяется эта техника только в самых критических случаях — и в присутствии минимум двух страхующих менталистов. Кто мне скажет, почему?

В аудитории повисла тишина.

— Мало что-то оживить, — брякнула вдруг Наль. — Надо потом вытолкать это обратно.

Ворат нахмурился.

— Хороший ответ, студентка, — процедил он немного недовольно. — Я вас вижу тут впервые. Учтите на будущее: я предпочёл бы, чтобы вы перекрасили свою шевелюру, дождались разрешения и встали, прежде чем говорить. Но по сути ответ хорош, да…

Он задумчиво побарабанил пальцами по дереву.

— Когда я работал по распределению в Приэр-Нэтт, ко мне пришла на приём юная особа. Она объяснила, что я — второй менталист, с которым она разговаривает за последнее время. Первым был какой-то шарлатан без диплома, которого ей посоветовала знакомая знакомых… Вы знаете, как это происходит. Порой люди пойдут хоть к бабке-шептунье, хоть лечиться голой задницей на муравейнике — всё, лишь бы не признавать достижений современной магической науки.

В аудитории раздались понимающие смешки.

— И вот, — невозмутимо продолжил Ворат. — Эта юная особа пришла к шарлатану с проблемой: ей снился её покойный родственник. Дядя по отцу. В странном, порой пугающем, а иногда — откровенно неродственном контексте.

В аудитории послышались посвистывания.

— Отставить! — отрезал Ворат. — Вы — будущие менталисты и сами должны знать, насколько причудливыми и далёкими от реальности бывают сновидения. Они далеко не всегда отражают наши желания; чаще в сны забредают наши страхи, нерешённые проблемы и прочее. Так произошло и в том случае. Менталисту-шарлатану хватило мозгов понять, что в данном случае дело не в какой-то сонной твари: проблема была в голове самой девушки. Тогда он предложил овеществить воспоминание о том самом почившем родственнике и разобраться, в чём же крылась проблема. Они провели несколько сеансов. В процессе пациентка вспомнила: она подсматривала в детстве за тем, как её мать изменяла отцу с этим самым дядей. А потом давала дочери конфету и говорила: “Молчи, это — наш с тобой секрет”. И, разумеется, вскоре это воспоминание превратилось в одно из подавленных. Когда пациентка столкнулась с проблемами в личной жизни, оно вернулось — в такой вот причудливой форме.

— Так получается, тот менталист-шарлатан таки помог ей? — спросил кто-то из аудитории.

— Тот же вопрос я задал ей, — сказал Ворат спокойно. — И она ответила: “Я поступала, как мне советовали. Я мысленно звала дядю и говорила с ним, задавала вопросы о прошлом, вспоминала это и избавлялась от чувства вины. Теперь всё хорошо. Но скажите: а как мне прогнать дядю обратно?..”

В аудитории снова зазвучали смешки, но на этот раз разрозненные. Многие из присутствующих уже достаточно понимали в менталистике, чтобы им от такого рассказа стало совсем не смешно.

— Не вдаваясь в подробности, скажу, что это был один из сложнейших случаев в моей практике, — закончил Ворат. — При первой же проверке выяснилось, что сеансы проводились без должного контроля с чьей-либо стороны, без использования необходимых техник и очерчивания конкретных целей. Более того, пациентка не понимала ситуацию, в которую угодила. Она считала, что спонтанные разговоры с “дядей” являются частью лечения. И спокойно относилась к его бесконтрольным появлениям. Как вы понимаете, это привело к тому, что подавленное воспоминание начало набирать силу. И, что неизбежно, трансформироваться. Повезло ещё, что была она ментально достаточно устойчивой особой. И вовремя поняла, что происходит что-то не то. Первым делом, разумеется, она пошла к своему горе-менталисту… Тот её выслушал, сделал умное лицо, пообещал помощь — и на следующий же день сбежал из города под каким-то надуманным предлогом. Но надо отдать должное: совести на то, чтобы посоветовать обратиться к другому специалисту, хватило. Правда, пациентке всё равно был нанесен непоправимый вред — “дядя”, почуяв неладное, вселился в неё саму и покалечил её сожителя. Но, по счастью, никто не погиб — монстр был ещё очень слаб, а примитивные маги, примчавшиеся по моему вызову, сработали оперативно... Для истории с бесконтрольно материализовавшимся подавленным воспоминанием это, поверьте мне, очень хороший конец. Благодаря тому, что никто не умер, пациентка смогла выйти из этой ситуации без потерь: я лично написал для суда заключение, где рекомендовал полностью её оправдать. Я подчеркнул, что всю ответственность в данном случае несёт менталист, берущийся помогать людям без должной для того квалификации.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍— И что с ним было? — снова подала голос Наль. — Его осудили?

Выглядела она при этом очень задумчивой, и я в который раз отдала должное Ворату: правильную, ой правильную историю он выбрал…

— Осудили бы, если бы успели поймать, — усмехнулся Ворат.

— Сбежал? — спросил кто-то.

— Если можно так выразиться. Туда, откуда не возвращаются… Он осел в другом городе, открыл снова практику и начал лечить пациентов своим “чудесным методом”. А вот что из этого вышло, вам расскажет профессор Лофф. В конечном итоге, именно в деле по этой истории мы с ней впервые встретились. Марджана, прошу вас!

— Благодарю, — я широко улыбнулась Ворату и встала за кафедру. — Итак, господа студенты. Те из вас, кто пойдёт после магического совершеннолетия на специализацию к профессору Ворату, на направление “Ментального здоровья”, будут использовать подавленные воспоминания для лечения пациентов. Тем, кто выберет профессора Мельнофф и его “Судебную менталистику”, эти техники понадобятся для обвинительных, доказательных и оправдательных практик: призыв воспоминания в спорных и сложных делах используется часто. А вот те, кто пойдёт ко мне на “Примитивную магию”... нам с вами, ребята, придётся охотиться на воплощённые воспоминания. В тех случаях, когда ситуация выходит из-под контроля… Как и произошло почти десять лет назад в городе Джай-тэйн, нашей торговой столице.

Я демонстративно развела руки, и тени на стенах аудитории преобразились, повторяя очертания города и домов. Немного пижонства, но — почему бы и нет? Деткам нравится. Даже драконьим. Вон с какими восхищёнными лицами сидят!

— Я тогда входила в состав официальной экспедиции — налаживала связь с Матерью Храма Мордего.

— У-у, — послышалось уважительное. Я отметила, что драконы удивлённо переглядываются. Неужели не знали?

— Как вы понимаете, экспедиция была… весёлая. С огоньком и выдумкой. И поначалу, когда меня от неё попытались оторвать, я была недовольна. И хотела отказаться. Вот только сообщение о гибели ста тридцати гражданских и семи примитивных магов заставило меня передумать.

54

По аудитории пронеслись изумлённые вздохи. Я усмехнулась.

— Да, я временно прервала миссию и отправилась в соседний Джай-тэйн, изучать улики. У меня был на руках убийца, приходящий с ночью и туманом, неуязвимый для любого оружия, способный проникать в чужие сновидения, играющий с жертвами по несколько дней. Как видите, полный набор признаков. Рабочая версия гласила, что это дело рук фомора. Что же, логичное предположение в таких обстоятельствах. Подозревали даже меня — до того, как я смогла предоставить стопроцентное алиби… Но, навестив места преступлений и изучив магический след, я пришла к выводу — это не фомор, нет. Но нечто, очень желающее стать фомором. Но что это могло быть? Было ясно, что это некая ментальная конструкция, разожравшаяся просто до необъятных пределов и мечтающая о свободе. Но специфика слишком неоднозначная. Воплощённое сновидение? Это была самая жизнеспособная версия на тот момент. Но с тем же успехом это могла оказаться, например, эротическая фантазия.