Влада Крапицкая - Пишущая судьбы Страница 62

— Скоро весь этот дурдом закончиться, обещаю. И мы будем наслаждаться жизнью. Всё будет хорошо, вот увидишь.

— Верю, — улыбнувшись, ответила я, хотя сердце дрогнуло и как-то непонятно сжалось.

Но я тут же постаралась выбросить неприятные мысли из головы. "Мы знаем всех действующих лиц, а это уже очень хорошо. Теперь главное грамотно разыграть партию и всех поставить на место, чтобы они больше даже не смотрели в нашу сторону, и чтобы другим была наука на будущее. Сева умный и придумает, как достать всех, а я сделаю всё, что зависит от меня".

Вечером того же дня, я тайком от Севы позвонила Алексу и назвала имена остальных участников группировки. Он сказал, что у него для меня есть приятный сюрприз, и пообещал приехать в гости, как только узнает что-то про остальных.

Двадцать седьмого марта, в три часа дня мы с Севой приехали в больницу и, набрав кровь из вены сына Завадского, поехали к нему домой, потому что в больнице писать судьбу, и делать амулет, было неудобно, а его городская квартира была в двадцати минутах езды от больницы.

Написав черновой вариант, я дала его почитать Завадскому старшему, и когда он ознакомился с ним, принялась писать чистовой вариант. Пока я писала, он метался по комнате и я удовлетворённо подумала: "Вряд ли он будет тратить время на повторное ознакомление с текстом, так что я смогу вписать нужное мне".

Всё дело было в том, что я вписала в текст слова о том, что накануне вечером им сообщили, что состояние Анны Корсак и её детей стабилизировалось, и они лучше себя чувствуют. Поэтому Завадский и метался по комнате, понимая, что как только амулет будет готов, пострадавшие пойдут на поправку, а с завтрашнего дня угроза их жизням полностью минует.

Стараясь не улыбаться, я вписала в текст два абзаца о том, что его сын, после радостного известия испытал облегчение и понял, что его жизнь до этого была пустой и глупой. И что теперь он жаждет посвятить себя благотворительности, чтобы спасать жизни других, и больше не имеет желание принимать наркотики и алкоголь.

Написав всё, я со скучающим выражением лица протянула листок депутату и спросила:

— Перечитывать будите или сразу приступим к изготовлению амулета, чтобы не терять драгоценное время?

— Делайте амулет, — тут же сказал он, и я отвернулась от него, чтобы он не увидел мою злорадную улыбку.

Сжигая листок бумаги, и собирая пепел, я радовалась, что на одного морального урода стала меньше, а женщина и дети выживут.

Но, в тот момент, когда я, с улыбкой, вручила господину Завадскому готовый амулет, меня пронзила такая боль внизу живота, что я закричала и, схватившись за живот, еле удержалась на ногах, потому что перед глазами всё поплыло.

— Рина?! — испуганно закричал Сева и тут же оказался возле меня.

— Живот болит… Что-то не так… — прошептала я и почувствовала толчок малышка, а потом второй, ещё более болезненный спазм. — Сева… Мне страшно… Надо в больницу сроч…

Договорить я не смогла, потому что застонала от третьего спазма, и если бы он меня не поддерживал, то упала бы.

— Сейчас, солнце! — он заботливо подхватил меня на руки, и зло бросил Завадскому: — Ты труп! — после чего чуть ли не бегом выбежал из квартиры.

Дорога в больницу казалась бесконечной, потому что с каждой минутой живот болел всё больше и я, как не старалась, не могла сдержать стонов. Сева испуганно что-то шептал и гладил меня то по животу, то по лицу, но его слов я не понимала, потому что боль уже была настолько сильной, и всё остальное, кроме неё казалось каким-то нереальным и далёким. "Я, наверное, умираю" — как-то отстранённо подумала я, но эта мысль меня не испугала, потому что в этот момент я поняла, что моя жизнь это ерунда.

Собрав последние силы в кулак, я прошептала:

— Ребёнка главное спаси… Обещай! — и провалилась в темноту…

Какой-то резкий запах заставил меня прийти в себя и я, застонав, повернула голову, пытаясь избавиться от его источника.

— Айрина Романовна, — раздался знакомый голос, но кому он принадлежит, я почему-то вспомнить не могла, поэтому открыла глаза и, увидев своего врача, испытала облегчение. — Вы рожаете, но кесарево уже поздно делать, потому что ваша малышка усиленно проситься на свет. Вы должны нам помочь, поэтому тужьтесь.

— Хорошо, — прошептала я, пытаясь хоть на пару секунд на чём-то сфокусировать взгляд, потому что перед глазами опять всё поплыло, и картинка стала нереальной. Сейчас мне мог помочь только один человек, и я тяжело дыша, спросила: — Где мой муж?

— Я здесь, солнышко, рядом, — раздался над ухом нежный голос Севы, и почувствовала, как меня взяли за руку и слегка её сжали. — Ты в больнице и осталась самая малость — чуть поднатужиться и наша кроха появиться на свет.

— Угу, — прошептала я, и мне стало чуть легче, но сосредоточиться на главном мешало непонятное головокружение, и почему-то я не могла вспомнить, что мне делать.

— Глубоко дыши и слушайся доктора, — произнёс Сева и стал громко дышать у меня над ухом.

В памяти тут же всплыли воспоминания о занятиях в школе будущих родителей, и я начала дышать в такт с ним.

Прислушиваясь к пыхтению Севы и просьбам врача, я старательно тужилась, и хотела только одного — чтобы мои мучения поскорее закончились, поэтому, когда раздался громкий детский крик, почувствовала, как на глазах появились слёзы. "Отмучилась" — пронеслось в голове, и я снова провалилась в темноту…

Глава 25

Какой-то непонятный писк навязчиво звучал в ушах и сильно раздражал. "Кто-то решил меня позлить и согнал в комнату комаров со всей округи? Сейчас я расскажу всё, что думаю об этой шутке и о шутнике лично" — подумала я и открыла глаза.

Комната была незнакомой и я удивлённо оглянулась, пытаясь понять, где я. Увидев сидящего в кресле возле кровати Севу и поняв, что я в больнице, тут же всё вспомнила. "О Боже, где моя кроха?".

— Сева! — позвала я, одновременно снимая с пальца какой-то датчик, и садясь в кровати.

Один из приборов тут же начал пищать непрерывно и Сева вскочив с кресла, метнулся к двери, но остановившись на полдороге и повернувшись, посмотрел на меня.

Я испугалась, когда он резко вскочил, и с открытым ртом смотрела на него.

— Рина! — с облегчением прошептал он и улыбнулся. — Наконец-то! — подойдя к кровати, он сел рядом и приложив свою ладошку к моей щеке, поцеловал меня, а потом спросил: — Как ты себя чувствуешь?

— Хорошо, — прислушавшись к своим ощущениям, и вспомнив ту боль, которую испытывала до этого, с удивлением ответила я. — На самом деле всё — хорошо. Бодро и ничего не болит.