Уездная учительница магии (СИ) - Корсарова Варвара Страница 63

— Послушайте, Эрика, — начал он, дробно постукивая карандашом по парте. — Когда вы появились здесь, я был полон оптимизма. Я радовался, что к нам приехала решительная, современная девушка. Одаренная. Я думал, что вы сможете внести в нашу жизнь свежую струю. Посадить зерно разума в дубовые головы горожан. Но понимаете, дорогая моя… перемены нужно вводить постепенно. Если новатор настраивает окружающих против себя, ничего не выйдет. Надо действовать иначе. Мягче, тактичнее, разумнее...

— Я делаю только то, что необходимо!

— Вам сейчас необходимо завоевать доверие горожан. Заниматься школьной ярмаркой — до нее осталось всего ничего! Подружиться с родителями детей. А вы с ними без конца ссоритесь.

— Ну, это преувеличение. Ни с кем я не ссорюсь. Даже с Виктором мы достигли кое-какого понимания.

— Да? А с господином Робервалем вы достигли понимания? Он глава попечительского совета, и он не так давно в ультимативной форме требовал, чтобы я отослал вас в столицу.

— С господином Робервалем мы тоже... пришли к пониманию! — я вспыхнула и смутилась. — Мы подружились. Он пригласил меня к себе в гости, и собирается на днях устроить еще одну экскурсию… в лес.

От директора не укрылись мои покрасневшие щеки. Его глаза сузились, и он посмотрел мне в лицо очень внимательно.

— Что случилось с вами позапрошлой ночью? Когда в городе нашли ваш брошенный велосипед?

— Я встретила на улице призрака и испугалась. Убежала и подвернула ногу.

Директор вздрогнул. Он бросил карандаш, сцепил пальцы и судорожно сглотнул.

— Какого... призрака?

— Призрака безглазого Грабба, я полагаю, — я беспечно пожала плечами. — Он щеголял в обгоревшем саване и треуголке. Кто-то решил меня разыграть, — пояснила я. — Наверняка ученики среднего класса. Они ужасные шкоды и шалопаи.

Плечи директора расслабились.

— А... вот, значит, как... — сказал он неуверенно, но тут же опять принял воинственный вид: его седые бакенбарды встопорщились, как у рыси. — Вот еще повод задуматься! Ученики младшего класса вас обожают, а с детьми постарше у вас отношения не сложились. Лучше поработайте над этим, вместо того, чтобы вмешиваться в семью школьного уборщика. А то дождетесь, что вам будут строить каверзы посерьезнее.

— Господин директор, простите, но порой вы сами себе противоречите. Сложно понять, что именно вы от меня хотите. Говорите, что ждете от меня новых методов и новой мысли. Но сами постоянно сдерживаете, укоряете!

— Если вас, молодых, не сдерживать, вы можете натворить дел, — улыбнулся он прежней доброй улыбкой. — И я не укоряю, а даю дружеский совет. Подсказываю, как лучше взяться за нелегкое дело нести цивилизацию в глухие уезды...

Я задумалась: стоит ли рассказать ему о моем прошлом? О том, что я бежала от дяди, вырвалась из сумасшедшего дома? И решила, что сейчас не лучший момент. Корнелиус на этом больше не настаивал. Кроме того, вины за утаивание этой информации я за собой не чувствовала. В конце концов, какое кому дело, что было в моей жизни раньше, до того как я стала учительницей! Я не преступница. И уж точно не настоящая сумасшедшая, а жертва дядиных интриг.

У местных жителей тоже полно скелетов в шкафах. И они вовсе не стремятся знакомить с ними окружающих.

Удивительно, но на следующей неделе не случилось ничего неожиданного или пугающего. Но и скучной назвать ее было нельзя: я решила последовать совету директора и уделить больше внимания своим прямым обязанностям.

Школа готовилась к осенней ярмарке. В этом году ее пришлось перенести на пару недель, потому что бургомистр Фалберт Флегг уехал по делам в столицу. Горожане не пожелали праздновать в отсутствии первого лица города — из года в год ярмарка проводилась по строгому сценарию, в котором бургомистр исполнял важную роль.

Флегг произносил приветственную речь, перерезал праздничную ленту, а затем в сопровождении самых важных горожан ходил от прилавка к прилавку, пробовал угощения, хвалил кособокие глиняные чашки, кривые свечи и сплетенные из разноцветных шнуров коврики. Он же выпивал первый бокал пунша после закрытия торговли и объявлял начало танцев и конкурсов.

Вместе со школьниками я усердно осваивала науку лепить из глины и отливать из воска, выпекать тыквенные оладьи и клеить ежиков из шишек. Моим ученикам ужасно нравилось, когда я приходила на занятия госпожи Барбуты по домоводству и садилась вместе с ними за парту.

Поначалу мои свечи и чашки выходили хуже, чем у восьмилеток, и дети наперебой подсказывали мне, как правильно взяться за дело. Им доставляло столько радости учить учительницу, что я вовсе не спешила совершенствовать свои навыки.

Но и собственные проекты я не запускала. Вместе с учениками мы извели гору сухарей и с пяток кастрюль помадки, проектируя сладкий сказочный замок. Потом мы брали ножи и вырезали из тыкв фонари со страшными или веселыми лицами.

Кроме того, я объявила родителям, что буду навещать учеников дома, чтобы посмотреть, как обустроено их место для занятий.

Одни рассыпались в заверениях, что будут счастливы видеть меня в гостях. Другие морщились и отвечали уклончиво. Мое требование пришлось им не по нраву.

Однако я настояла на своем и взяла за привычку заходить после занятий в один-два дома, порой без предупреждения. Возможно, это было бесцеремонно, но такова моя обязанность — следить за жизнью учеников не только в стенах школы.

Чаще всего меня встречали дружелюбно. Дети кидались показывать свои богатства — книги, игрушки, котят, а родители усаживали за стол и не выпускали, пока я не попробую каждое из выставленных блюд. Вечером Ланзо приходилось одному справляться с корзинами, которые приносили нам из «Хмельной коровы».

Но были и те, кто не желал пускать меня за порог, а если и пускали, стремились поскорей выпроводить.

Особенно холодный прием мне оказали в доме аптекаря Крежмы. Отец Владисласа вел себя вежливо, но его взгляд и интонации были едкими, как йод из его склянок. Аптекарь ни в какую не желал выслушивать мои замечания о недопустимости телесных наказаний.

— Да, иногда я вынужден прописать моему сыну пару хворостин. Что в этом такого? — говорил он воинственно, поправляя указательным пальцем пенсне. — Это самое действенное средство донести до мальчишки нужный урок. Не чужой человек ведь его учит, а отец родной! Как видите, у Владисласа есть все необходимое: своя комната, книги. Я не жалею средств на его образование. И вправе определять, как именно буду заставлять его усваивать знания.

Я вздохнула и решила вернуться к разговору позже; мне не терпелось убраться из холодного дома, насквозь пропахшего карболкой. Этот запах вызвал у меня воспоминания о клинике святого Модеста, и я чувствовала себя крайне неуютно.

Побывала я и в гостях у Регины Роберваль. Однажды после уроков она задержалась в классе и торжественно пригласила меня на чай.

— Я покажу вам, какие наряды мы сшили для кроликов Ады! Папа сказал, чтобы вы и Ланзо привели. Он теперь у вас живет, да? Завтра папа приедет и заберет нас после школы.

На следующий день после занятий Корнелиус действительно ждал у ворот в автомобиле. Со мной он поздоровался церемонно, но уголок его губ едва заметно подрагивал от скрытой улыбки, и я поняла, что идея позвать учительницу на чай исходила не только от Регины.

— Наконец-то ты побываешь у меня дома открыто и при свете дня, — шепнул он мне, когда помогал забраться в автомобиль. — И увидишь не только кухню.

Регина сразу же пожелала устроить для гостей экскурсию по дому. Она водила нас по комнатам, мы с Ланзо шли следом, замыкали процессию Корнелиус и гувернантка Алисия. Ее присутствие меня стесняло, особенно потому, что она то и дело порывалась вести себя как хозяйка. Поправляла Регину, без конца приглашала полюбоваться рисунком на обоях или оценить светильники.

Корнелиус помалкивал, и только едва заметно усмехался своим мыслям.

Признаться, дом меня поразил. Он был старый, его возраст выдавали панельные обшивки, тяжелые балки в потолках и гладко отполированные дубовые перила на лестнице. Но мебель была новой, и тот, кто подбирал ее, обладал хорошим вкусом и знал толк в уюте.