Удача в подарок, неприятности в комплекте (СИ) - Мусникова Наталья Алексеевна Страница 63

- А что это, господа, наш Прохор Милорадович не весел? – Василий Харитонович улучил-таки момент и утянул буквально из-под носа Софьи Витольдовны бутылочку коньяка, и теперь, приняв рюмочку живительно снадобья, почувствовал симпатию если и не ко всему свету, то отдельным его представителям. – Что головушку повесил?

Фёдор Иванович опрокинул внутрь рюмку коньяка, довольно крякнул:

- А это он образ печального рыцаря для бала репетирует. Всем известно: девицы страсть как любят скорбящих да несчастных утешать.

Прохор Милорадович метнул на господина Колокольцева взгляд, подобный взору василиска или же Медузы Горгоны, своих жертв в камень бездыханный обращающей, но Фёдор Иванович уже принял волшебный эликсир, а потому чувствовал себя совершенно неуязвимым. Колокольцев горделиво вскинул голову, воинственно подбоченился и, картинно отставив ногу, вопросил:

- Что-то не так, юноша?

Прохор Милорадович отчётливо заскрипел зубами и непременно сказал бы что-то скандальное, неизбежно приведшее бы к крупной ссоре, что было бы крайне нежелательно накануне бала, но Василий Харитонович приобнял юношу за плечи и сунул ему в ладонь рюмку коньяка со словами:

- Выпейте, юноша, сей бальзам для душевных ран целебен.

Прохор Милорадович, не спеша пить, покачал рюмку, словно раздумывая, а на запустить ли её в стену либо же в чью-то голову. Василий Харитонович же, улучив момент, ловко подтянул ладонь с зажатой рюмочкой к губам родственника и принялся поить его, словно тот был несмышлёным младенцем или же ребёнком капризным, не желающим пить лекарство, потому как оно излишне горькое:

- Ну же, юноша, не кукситесь, отведайте, уверяю Вас, после первого же глотка Вам откроется рай небесный!

- Вы его что, отравили? – усмехнулся Прохор, тем не менее, делая небольшой глоток.

На лице Василия Харитоновича отразился неприкрытый ужас:

- Господь с Вами, Прохор Милорадович, это каким же варваром нужно быть, чтобы столь дивный чудодейственный бальзам ядом осквернять?!

- От сего напитка сам господин столичный следователь не отказался, - Фёдор Иванович гулко икнул, извинился и тут же икнул опять, громче прежнего. – А что, мы с ним вчерась аккурат такой вот бутылёк на двоих и того… этого…

- Господин Корсаров стал пить? – Фёдор Витольдович нарочито удивлённо округлил глаза и брезгливо дёрнул уголком губ. – Да ещё и с Вами?

Колокольцев вытер ладонью губы:

- Коли рана на сердце мозжит, любой компании рад будешь, особливо, ежели к человеку коньячок первосортный прилагается.

- Любопытно, любопытно, - Олег Петрович подошёл поближе, невольно потирая руки и пытаясь оценить значимость услышанных сведений, - это какая же рана может мозжить у столь импозантного мужчины? Мне казалось, Алексей Михайлович, как жена Цезаря, вне подозрений и недоступен для стрел Амура.

- Он вдовец, - коротко ответил Прохор Милорадович, даже не глядя на своего соперника за любовь Оленьки.

Олег Петрович хищно сверкнул глазами, Василий Харитонович сие заметил и поспешил вмешаться, поскольку был одним из немногих, кто догадывался о возможной причине сердечной раны столичного следователя. Как-никак, именно он, выпивоха и гуляка, был ближе всего к Лизоньке и служил надёжным поверенным всех её милых девичьих тайн и бесхитростных мечтаний. А вот о господине Корсарове Лиза со своим дядюшкой секретничать не спешила, спрашивается, отчего? Времени не нашлось? Вряд ли, скорее всего, зародилось в сердце девичьем нечто такое, что даже любимому дядюшке знать не положено. Да и Алексей Михайлович, хоть и скрывается, демонстрируя великолепную выдержку и невозмутимость, а нет-нет, да и выдаст себя с головой невольным жестом или интонацией. Даром, что Василий Харитонович молодым людям в их забавах следственных не встречался, жизнь в доме Софьи Витольдовны научила его скрываться, с мебелью сливаться чисто хамелеону, потому дядюшка знал и понимал гораздо больше, чем говорил. Вот и сейчас, дабы прервать беседу, таящую потенциальную опасность для Лизы и следователя, Василий Харитонович качнулся и махнул рукой:

- Да дался Вам, Олег Петрович, сей следователь столичный! На балу ещё на него насмотритесь, опротиветь успеет, особенно, когда наши барышни вокруг него точно пчёлы вкруг цветка роиться начнут. Давайте поговорим лучше о чём-нибудь приятном, например… - Василий Харитонович сделал глоток, быстро обдумывая безопасную и безобидную для всех тему разговора.

- О пророчествах, - выдохнул Фёдор Иванович, для надёжности облокачиваясь на стол, а то пол под ногами начал предательски прогибаться и вращаться. – Верите ли вы, господа, в предсказания? Или же каждый человек сам этот… - Колокольцев пошатываясь потряс кулаком, словно что-то заколачивал, - молотобоец, нет, кузнец своего счастия?

- И почему это пьяных вечно на философствование тянет? – шепнул Фёдор Витольдович Олегу Петровичу и, вежливо поклонившись, произнёс:

- Прошу прощения, господа, вынужден вас оставить. Мне нужно готовиться к балу.

- Присоединяюсь, любезный Фёдор Витольдович, - Олег Петрович сладко до тошноты улыбнулся, почти промурлыкав. – До встречи на балу, господа.

- Вы бы тоже шли, Прохор Милорадович, - посоветовал Василий Харитонович юноше, словно служившему живым воплощением вселенской скорби и краха бытия, - костюм бы для бала посмотрели, матушка-то Ваша, поди, их уж две дюжины отобрала, не меньше. Да под каждый туфли, платки шейные и жилеты.

Прохор Милорадович головой качнул, губы сжал упрямо:

- Я не пойду на бал.

- О как, – прохрипел Фёдор Иванович, разводя руками и чуть не теряя равновесие.

Василий Харитонович вздохнул, присел рядом с юношей и отечески положил руку ему на плечо:

- Послушайте меня, Прохор Милорадович, хотя сказанное мной, возможно, и не будет Вам приятно. Вы любите госпожу Игнатовскую?

На лице Прохора отразилась мука смертная, черты лица исказились, из побелевших, напряжённых губ с трудом пробилось:

- Да…

- В таком случае Вы обязаны, слышите меня, просто обязаны во имя любви быть на балу, - Василий Харитонович буравил Прохора Милорадовича непривычно тяжёлым требовательным взглядом, - и не просто неупокоенной тенью блуждать по залу, а веселиться, чтобы никто, даже самый пристальный и предвзятый наблюдатель, не смог угадать, что у Вас на душе.

Несчастный влюблённый нервно облизнул пересохшие губы:

- Зачем? Никому и дела не будет до того, где я и что со мной.

Василий Харитонович выразительно поджал уголки губ и поднял глаза к потолку, словно вопрошая небеса, за что они послали ему такого недогадушку. Тем не менее, ругаться не стал, ответил нарочито мягко, словно с больным ребёнком говорил:

- На самом деле, всё очень даже просто. На Вашу ненаглядную искушались. - Прохор Милорадович от этих слов так и вскинулся, Василий Харитонович жёстко пригвоздил его к месту, хлопнув ладонью по колену и коротко рыкнув, - Сидеть! Своей истерикой Вы никому не поможете, только всё окончательно и бесповоротно испортите. И именно поэтому, чтобы неведомый пока душегуб не смог ничего заподозрить, Вы и должны блистать на балу. Иначе убийца поймёт, что Ваши чувства к Ольге не простая сиюминутная прихоть, а пылкая страсть, и тогда… - Василий Харитонович глубоко вздохнул и ровным, будничным тоном, словно речь шла о покупке новой сбруи, закончил, - тогда он убьёт её.

- Я буду охранять Ольгу, - прохрипел Прохор, дёргая душивший его воротник.

Василий Харитонович опять с видом великомученика поднял глаза к потолку:

- Ольгу, вне всякого сомнения, будут охранять, но совершенно точно не Вы. Не искушайте судьбу, не провоцируйте злодея на новый удар, если Ольга Вам действительно дорога. Доверьте свою любушку бдительности слуг, но сами даже намёка не подавайте, что Вам есть до неё хоть малейшее дело.

Прохор Милорадович опять облизнул губы, неуклюже поклонился:

- Благодарю Вас. Наверное, вы правы… Я… сделаю всё, как Вы сказали…

Василий Харитонович не успел порадоваться такой покладистости, как Прохор нанёс ему тяжкий удар: