Разожги мой огонь - Татьяна Май Страница 63

Хмыкнул только и руками сильнее стан обвил. Жарко стало. Но приятный то был жар, согревающий.

Спустя несколько дней, после того как хозяин вулкана поправился, ехали в селение Вильзмир, откуда Редрик родом был. И Веста. Хотел он узнать, отчего, когда в бреду лежал, селение видел. Так мне сказал. Вот только приметила, как глаза отвел, когда мне о том рассказывал. А уж какие у него на самом деле причины были — тайна, которую разгадать не смогла.

С утра поклажу собрали и в путь после обеда двинулись. В горе Огневик за старшего остался. Отец-Солнце плечи теплым одеялом кутал, ветер горный щеки обжигал, а в кольце рук хозяина вулкана уютно было. Редрик тропы тайные знал, что к селению вели, потому встретить никого не опасались. Только и нарушал тишину наш разговор да перестук копыт коня.

— Рассказывай скорее, что дальше-то было, когда в Вильзмир вернулся?

— От любопытства извелась? — хмыкнул Редрик.

— Самую малость, — поскромничала.

— Ничего там интересного не было.

— Ты расскажи, а я уж сама решу, интересно иль нет.

— Что ж… — кашлянул, — когда силу хозяина вулкана получил…

— На что это похоже было? Ты прости, что перебила, но страсть как любопытно.

Молчал долго, только дыхание его и слушала.

— Не смогу объяснить, Лисса… — заговорил наконец медленно. Видать, слова подбирал подходящие. — Даже спустя столько лет — не смогу. То почувствовать надо. Помню, как все тело в огне горело. Будто под самую кожу его запустили, в кровь и плоть. Мнилось, что изнутри жжет каждую кость… Схватил, помню, первую попавшуюся миску, глянул в нее, думал, кожу почерневшую на лице увижу… А увидел только глаза, в которых будто лавы плеснули.

— И сейчас так же больно? — дотронулась кончиком пальца до обнаженной кожи на руке, что меня обнимала.

— За три десятка лет выучился огонь в узде держать. А в тот день думал, ума лишусь, с такой силой пламя кусало. После Огневик сказал, что так огонь на прочность каждого нового хозяина вулкана проверяет. Поддашься ему — выпьет досуха, выжжет и будешь гореть вечность. А одержишь верх — сила присмиреет. Но тогда только одна мысль и была — к своим бежать. Думал, дурень, помогут чем… И понесся, как безумный, прочь от горы, обратно, в селение родное… Истинный дурень.

Рассказывал Редрик о прошлом неохотно, но я только об одном мысленно и молила — чтоб не умолкал. И все же чувствовала, что не о всем он поведать может. Память его пробуждалась и с болезненной яркостью выдавала из прошлого всполохи. Представила, как, задыхаясь от боли, не понимая, что с ним творится, бежал за помощью к своим, и сердце обида за него когтила.

— Прогнали?

— Едва на вилы не подняли, как глаза мои увидели. Крик аптекаря жены до сих пор в ушах стоит. Ничего страшнее того крика с тех пор так и не слышал.

— Выходит, поэтому ты меня не хотел в селение родное к Алане пускать. Думал, и меня точно так же примут. Не примут то есть…

— И не приняли бы.

— Может статься, и прав ты… И Алана-то едва-едва поверила, что я не дух… — протянула, размышляя.

— О том и речь. Непонятное страх вызывает. А страх толкает на глупости.

— Ты об Арвире? — Про ювелира и опасения Аланы я хозяину вулкана рассказала.

— И о нем тоже. Такие, как он, прощать не умеют. Справедливости ради скажу, что и сам этому не до конца выучился.

— Наговариваешь на себя, супруг, — улыбнулась. — Меня ведь простил.

— Да то разве обида была, — усмехнулся.

— Но с чего же Арвир так тебя невзлюбил?

— Гордость я его ранил.

— Это когда же? — Хотела обернуться, чтоб в лицо Редрика взглянуть, но едва не съехала со спины коня. Редрик проворчал что-то непонятное, подхватил меня, не дав упасть.

— Было дело, — ответил. — Только меня и его то касается.

По голосу поняла, что ничего больше не расскажет. Пришлось любопытство поумерить.

— И как с ним быть?

— Никого этот хлыщ не соберет.

«Хлыщ, вон оно как», — подумала. — «Видать, что-то и впрямь случилось меж ними. Когда только?»

А Редрик продолжал:

— Уж больно люд простой боится чудовища из-под горы. И страх этот им в плоть и кровь вошел, как в меня огонь в ту ночь.

— А ежели алчность пересилит?

— Не пересилит. Страх вековой сильнее. А вот сам-то хлыщ, может статься, и отважится, да только пожалеет.

— Но все же…

— Не хочу я о нем сейчас ни говорить, ни думать, Лисса. И ты в голову не бери.

Какое-то время в молчании ехали. Чувствовала, как руки у Редрика напряглись.

— Селение-то случайно сгорело?

— Как догадалась?

— Думаю, супруг, не стал бы ты селение сжигать. Даже ежели б на вилы тебя подняли. К тому же сам сказал, что не в себе был от боли.

Направил коня по тропке справа, путаницу ветвей рукой придержал, под которыми ехали, после того только заговорил:

— Про вилы-то ты верно подметила. Схватились за них от мала до велика. Соседи вчерашние, сызмальства знавшие, квасом да медом угощавшие, теперь кричали, что злой дух в меня вселился, жрецов кликали. Да только те храбрецы и близко подойти не осмелились. Да я и ждать не стал. Память скрыла, как на окраине селения оказался. Последнее, что помню — в глазах потемнело, ну и ухватился за угол дома, чтоб не упасть да отдышаться. Только чувствую — дымом запахло. Глаза открыл, а из-под ладоней огонь валит. Дерево сухое вмиг занялось. Я давай кричать, чтоб из дома бежали, но тут уж силы вконец оставили —