Крыло Королевы (ЛП) - Торн Джессика Страница 64

— Нам нужно отправить посыльных, чтобы привести их сюда.

— Гравианцы следят за нами, — отмечает один из молодых стражников сквозь стиснутые зубы. Я знаю, о чём он думает. Если мы пошлём туда своих, чтобы помочь тем, кто укрывается на Монсерратте, это может выдать наше укрытие. Надеюсь, наши посыльные не настолько глупы.

— Здесь нас не найдут, — я пытаюсь добавить в голос лёгкости, которой на самом деле не испытываю. Мы с Коном обсуждали вероятность того, что гравианцы нас найдут. Они знают, что Монсерратт был нашим убежищем какое-то время. Это вопрос времени, когда они начнут взрывать здесь всё подряд. Рано или поздно они до нас доберутся.

Я гоню из головы мысли об обрушенных туннелях, как тот, что вёл к Рондету, и о том, что эта замечательная подземная крепость может обвалиться на нас, и тогда наше убежище станет нашей же могилой.

Мы не можем ходить к Рондету каждый день. Иногда между вылазками проходит несколько дней. Это слишком опасно. Я рискую быть пойманной. Все твердят мне это. От этого Ренна становится раздражительной, а Аэрон ещё более сварливым. Они хотят общаться со мной, узнавать новости, видеть мир моими глазами. Возможно, они правда по-своему хотят помочь. Они сочувствуют беженцам, проклинают захватчиков, но так ничего и не предпринимают, отчего я с каждым разом всё больше злюсь на них. Порой они ведут себя как избалованные дети. Такие эгоистичные, зацикленные на себе… но всё же они мне нужны. И дело не только в этом. Я иногда задаюсь вопросом, воспринимают ли они всё происходящее как реальность или мы для них просто увлекательные фантазии. Это пугающая мысль. Я уже на грани того, чтобы попросить их сменить сны на что-нибудь получше и уже поскорее очнуться от этого кошмара, но пока мне не хватает решимости.

Фавре больше ничего не говорит. Раньше я думала, что во главе Рондета стоит Аэрон. Но теперь я уверена, что их лидер — Фавре или та, четвёртая, которая вообще ни разу со мной не разговаривала. Я даже не знаю её имени. Только то, что это женский разум. Тот, который не снисходит до разговор со мной, но занят тем, что присматривает за Коном, как утверждает Аэрон, и я надеюсь, что это правда.

Спускаясь по верёвке, я стараюсь не думать о том, что сейчас может быть с Коном. Эти мысли терзают меня. Я просыпаюсь от кошмаров, где пытаюсь выбраться из завала, чтобы дотянуться до него. Но он отталкивает меня, разбивая мне сердце.

— Как долго, юная королева? — сонно спрашивает Ренна. Я внезапно понимаю, что они всегда обращаются ко мне так. Хотя на самом деле я никакая не королева и, возможно, уже никогда ей не стану. Если мы не сможем вернуть Кона… А, может, даже если и сможем.

— Три дня, — отвечаю я, располагаясь на полу как можно дальше от того места, где когда-то мы с Коном сидели в обнимку. Я обвинительно смотрю на пустое место. — Я не могла выбраться. Они действуют решительнее. Взрывают пещеры Монтсерратта, чтобы вытурить нас.

— Но взрывы не достигают подземного города, — замечает Аэрон. — Мы наблюдали. Мы всё время наблюдаем. Это наша задача.

— Вы могли бы сделать нечто большее, чем просто смотреть.

Он вздыхает на мой враждебный тон, уже привыкший к такому отношению и сытый этим по горло. Не меньше, чем я, потому что сколько бы я так с ними ни разговаривала, они просто игнорируют моё недовольство.

— Ещё не время. Мы можем начинать? Расположение войск, конвоев, передвижения воздушных кораблей и…

— И Кон?

— Нет, дитя. Он этого не желает.

— Этого желаю я. Пожалуйста, Аэрон. Мне нужно знать. Нужно увидеть своими глазами, что он всё ещё жив.

— Нельзя. У нас есть задача. У тебя есть роль. Дискуссия окончена.

Всегда одно и то же.

— Ладно, давайте начнём, — я закрываю глаза и подключаюсь к коллективному разуму. С каждым разом это всё проще, я погружаюсь всё глубже и быстрее. Это потому что они принимают меня? Или я принимаю их? Кон наверняка нашёл бы этому объяснение. Но мне нельзя думать о нём. Не сейчас. Это причиняет слишком много боли.

Мы парим над землёй, так высоко, как только возможно. Весь мир — как игрушечная карта с подвижными детальками, и с каждым днём она разрушается всё сильнее. Горы обваливаются от взрывов, леса вырубаются, вода чернеет от добычи ископаемых.

Я вспоминаю зелёную, цветущую планету, которую увидела с шаттла, когда прилетела на Антеес, и это зрелище вызывает во мне скорбь. По крайней мере, Кон этого не видит.

— Понимаю, — голос Ренны дрожит.

— Не надо, — вмешивается Аэрон. Возможно, у него нет таких чувств, как у людей. Но я же знаю, что у Ренны есть. Нет, это не объяснить его инопланетной сущностью. Похоже, он просто бесчувственное чудовище. — У нас есть работа.

Работа. Так он это воспринимает. Может, так даже лучше. Если думать об этом как о работе, то сразу появляются пути решения, и задача кажется выполнимой. Хороший подход, мой отец бы одобрил. Я начинаю понимать, почему Кон погружался с головой в работу.

Сосредоточиться на полезном, а не на эмоциях. Эмоции могут предать, привести к гибели. Мои берут надо мной вверх. Я должна включить голову.

Думай. Легко сказать, когда в голове хаос. Я заталкиваю эмоции подальше и глубоко вдыхаю воздух измученного Антееса. Я сосредотачиваюсь, концентрирую всё своё внимание на деле. Отмечаю передвижения войск, ищу их слабые места, стараюсь заметить всё, что может пригодиться. Ренна указывает на уязвимые места в их снаряжении, слепые зоны охраны вокруг цитадели Лимасилла.

Бедный разрушенный Лимасилл.

Столицу совсем не узнать. Они сожгли все сады. Некогда сверкавшие опаловые стены покрыты сажей и измазаны кровью там, где выстраивали ряды смертников перед расстрелом.

Кон где-то там. В заточении. Полностью в их власти. Я так думаю. Где ещё они могли бы его держать? Я как будто чувствую его присутствие там, словно мой разум взывает к нему и получает отклик, хочет Кон того или нет.

Мой жених. Будущий муж. Или точнее тот, кто мог бы стать моим мужем. В прошлой жизни. Сердце ноет, словно бы его разорвали надвое. Я хочу увидеть Кона, убедиться, что он жив, узнать наверняка…

— Тогда иди, — шепчет четвёртый голос. Нежданный, незваный. Я так поражена, что падаю вниз, словно у меня были крылья, а теперь внезапно исчезли. Я спохватываюсь и беспомощно повисаю в воздухе. Она правда это сказала? — Ты нужна ему не меньше, чем он тебе.

Больше я не колеблюсь. Это мой единственный шанс, потому что Аэрон и Ренна мгновенно оттащат меня назад, чтобы защитить. А Фавре будет в гневе из-за моего ослушания. Но это не имеет значения. Не сейчас. Кон там. Я ныряю к стенам Лимасилла, пролетаю насквозь, вниз, в подвалы.

Тьма хватает меня и ударяет о жёсткий, холодный пол. Запах грязи и крови врезается в нос, а затем следует боль — жуткая, нестерпимая. Она разрывает меня изнутри, пробирается под кожу. Заряд тока курсирует по всему телу, когти выцарапывают глаза. Мой рот раскрывается так широко, что уголки губ готовы порваться, и крик вырывается из груди.

Картинка перед глазами размытая и искажённая. Я вижу женскую фигуру с множеством рук. Её кожа болезненно белая, а глаза как две чёрные пропасти. Гравианская богиня смерти. Она с усмешкой нависает надо мной, вселяя ужас.

И я понимаю, что это то, что видит перед собой Кон в своей жуткой агонии от пыток. Ради меня. Они используют его для своих ритуалов, мучают его во славу этой богини. До меня доходили подобные слухи, но я никогда им не верила. Такая религия — это святотатство для моего народа. Мы чтим предков, наших родственников, живших до нас, а не потусторонних чудовищ, жаждущих боли и крови. Но эта религия имеет огромное значение для гравианцев. Это неотъемлемая часть их культуры.

Я знаю, что это он. Это то, что он чувствует, через что он проходит. Это Кон, и я в его сознании, как в саване. Или как призрак под его кожей. Я чувствую его разум, его дух. Он взывает ко мне, зовёт к себе. Но его сознание несколько отделилось от тела, погружённого в боль и отчаяние.