Синтия Хэнд - Святая Страница 67

- Потому что ты ребенок Мэгги, - говорит он.

Я не спорю.

Выбираю место в задней части трибуны. Я знаю, что не должна здесь находиться, не должна быть вне дома в такое время, когда больше никто не знает, где я. Но мне хочется увидеть Такера. Часть меня уверена, что если я просто буду смотреть на него, я смогу разобраться в себе. Я буду знать.

Я слежу за родео с самого начала, открываемого соревнованием по связыванию бычка[46], но не могу сосредоточиться.

Со вчерашнего дня я тону в море собственной вины, и мне действительно кажется, будто я под водой.

Голос комментатора звучит приглушенно. Взгляд затуманен. Я пытаюсь сделать вдох, и рот наполняется виной.

Я позволила Кристиану поцеловать меня. Я все еще чувствую покалывание на губах, его вкус.

Эта мысль причиняет физическую боль. Это не может происходить со мной, думаю я. Я не могу быть той девушкой, что крутит с другим, имея такого сильного, чудесного, замечательного, любящего, честного и невероятно веселого, горячего и умопомрачительного, надо-быть-дурой-чтобы-ему-изменять парня.

Я стону и закрываю глаза. Это все о Такере, и даже больше. Я чувствую себя, как та пустая пивная банка под трибуной.

Я слышу, как называют имя Такера. Люди на трибунах начинают кричать и гикать. Затем он, верхом на Мидасе, показывается в воротах и пускается в погоню за черно-белым теленком. В руках у Такера петля лассо, почти нежно он раскручивает его над головой, раз, два, три, и, наконец, отпускает его.

Оно обхватывает теленка точно вокруг шеи. Такер соскальзывает со спины Мидаса, бежит к теленку, с другой веревкой, зажатой в зубах, умело валит теленка в грязь и связывает ему ноги. Все это занимает не более двух минут, может, даже меньше. Дело сделано. Он машет толпе.

Мои глаза наполняются слезами. Кажется, что сегодня я только и делаю, что плачу, но я не могу остановиться. Он так прекрасен, даже покрытый пылью и грязью, потный от напряжения, он самый прекрасный парень в мире.

Возможно, Кристиан был прав. Мы принадлежим друг другу. Это сложно отрицать. Он – мое предназначение, как минимум, его часть.

Но мой выбор – Такер. Я люблю его. И этого не изменить.

Мне нужны были ответы, и теперь я близка к тому, чтобы их получить. А теперь нужно уходить, пока он не заметил меня и не увидел вину, которая буквально написана у меня на лбу.

Толпа вокруг меня снова бушует, когда объявляют время. У него хорошие результаты. Даже, несмотря на весь эмоциональный хлам, давящий на меня, я чувствую гордость за него.

Я встаю и направляюсь к краю трибун, затем быстро спускаюсь по лестнице. Почти выхожу.

Но вдруг кто-то громко выкрикивает что-то в поддержку Такеру с первых рядов. Это девушка.

И что во всем этом заставляет меня остановиться.

У меня уходит секунда, чтобы вычислить ее: девушка в ковбойской одежде, белой рубашке на пуговицах, со звездочками на плечах, белых джинсах с бахромой и белых ботинках. Длинные рыжие волосы струятся по спине идеальными завитками. Она смотрит на Такера с таким жаром в глазах, что меня тут же выворачивает наизнанку.

Должно быть, я ее знаю. Она кажется мне знакомой – конечно, она ходит в нашу школу – и тут меня озаряет. Это Элисон Лоуелл. Одна из тех девушек, что были с Такером на выпускном в прошлом году. Она сидела рядом со мной, когда в тот вечер он развозил нас по домам, миниатюрная рыженькая в темно-синем платье.

Не делай этого, Клара, говорю я себе. Не читай ее.

Но я не сдерживаюсь. Я опускаю стены, совсем чуть-чуть, и мысленно тянусь к ее разуму. Я чувствую то же, что она. И мне это не нравится.

Потому что ей тоже кажется, что он прекрасен. Рядом с ним ее ладони потеют, а голос становится унизительно тонким. Но он всегда добр к ней. Он очень добр, что большая редкость для такого потрясающего парня, и она это знает. Кажется, он даже не подозревает, насколько он привлекателен. Она вспоминает их танец, его загрубевшую, мозолистую ладонь, которой он держал ее руку, пока они танцевали ту-степ, другая его ладонь покоилась у нее на талии. Ей казалось, что она лопнет от счастья. Его глаза – голубые, как васильки.

Она пишет его имя на полях тетради на уроках испанского. Есть миллион вещей, которые ей хотелось бы сказать ему.

Megustas. Ты мне нравишься.

Но она знает, что это лишь мечты. Он никогда не смотрел на нее. Он даже не видит, что она стоит здесь. Если бы только он увидел ее, и желание, которое накрывает ее в этот момент, причиняет мне физическую боль. Если бы он только открыл глаза.

- Покажи им, Такер! – кричит она, поддерживая его.

Я пячусь от нее, измотанная, кружится голова. Мы с ним столько раз шутили о маленькой мисс Элисон Лоуелл. А все это время она действительно была влюблена в него.

Я внимательно рассматриваю ее. Первое, что бросается в глаза – это ее рыжие волосы, натуральная, солнечная медь, ничего общего с тем кошмаром, что был в прошлом году у меня на голове, ее цвет – цвет нового пенни.

Она тоненькая, как ива, но мне кажется, что у нее есть мышцы. Это все влияние свежего воздуха и регулярных упражнений. Она сильнее, чем кажется. Бледная, молочно-белая кожа покрыта веснушками, но ей идет. Коралловые губы.

Выразительные карие глаза.

Она хорошенькая.

И она принимает участие в скачках. И она из этих мест, может, хочет здесь остаться. Она обычная девушка. Рыженькая. Он любит рыженьких. А она любит его.

Может, не появись я в школе прошлой зимой, в тот вечер он увидел бы ее в выпускном платье. Может, они бы поговорили. Возможно, он бы даже начал называть ее морковкой.

Она как равноценная замена мне.

Не могу дышать. Я направляюсь к выходу. Теперь я сбита с толку больше, чем когда-либо.

Но, проталкиваясь через толпу, прежде чем уйти, я оборачиваюсь бросить последний взгляд на Такера на Мидасе, который опять вернулся на арену, но могу различить лишь его голову, шляпу и серьезные глаза, когда он пришпоривает коня назад к воротам.

Этим вечером я сворачиваюсь рядом с мамой, и мы вместе смотрим домашнее видео. Отец приходит время от времени, и смотрит с нами с немного печальным выражением лица, видя доказательства своего отсутствия. Затем он уходит. Я никогда не знаю, куда он отправляется, когда его нет дома. Он просто пропадает.

Сейчас мы смотрим видео с пляжа. Мне около четырнадцати. Это было незадолго до того, как мама привезла меня в Баззардс Рутс и рассказала мне об ангелах. Здесь я обычная девчонка, гуляющая по пляжу и разглядывающая горячих сёрферов. Мне даже неловко от того, как я выдаю себя, когда мимо проходят крутые парни. Я пытаюсь казаться утонченной, откидываю голову, чтобы покрасоваться своими волосами, иду по пляжу с грацией танцовщицы. Я хочу привлечь их внимание. Но когда мы втроем, мама, Джеффри и я, я веду себя как маленький ребенок. Плещусь в воде, бегаю с Джеффри по песку, строю замки и разбиваю их. В какой-то момент я забираю у мамы камеру, чтобы снять ее. На ней белая струящаяся накидка поверх купальника, широкополая соломенная шляпа и большие очки. Она выглядит такой энергичной, такой здоровой. Она присоединяется к нашей игре, смеется, бегает по пляжу, ловя набегающие волны. Забавно, как люди меняются, и ты забываешь, какими они были раньше. Я уже забыла, какой она была красивой, хотя она все еще красива. Но это не одно и то же. Тогда в ней была энергия, несокрушимый дух, тот свет, что никогда не гас.