Любимые дети его (СИ) - Емельянов Страница 7

Змей, Ловчий, Рин, полковник — все были живы. Змей рассказал, что Лэйр притащил его и ещё нескольких раненых практически на себе, едва живой от истощения, и сам рухнул на пороге. Ловчий продержал его сутки под капельницами, и продержал бы дольше, но Лэйр наорал на них, что он сам хил, поднялся и принялся помогать. Так и ходил по операционной, волоча за собой стойку с капельницей.

— Он практически совершил чудо, — говорил Змей. — Я знаю, как выжил ты, потому что мы с Ловчим простояли над тобой почти шесть часов, но вот как выжил он — для меня загадка.

— Где он? — слабо спросил Тейрис, и Змей смочил ему пересохшие губы.

— На фронте, — ответил он. — Хотел дождаться, пока ты очнёшься, но не смог. Плеть пришла в тот же день, когда тебя ранили.

В следующие недели творился полный хаос. В первых боях выживших не было вообще — пограничные гарнизоны Плеть снесла за считанные часы. А потом госпиталь работал на пределе своих сил. К ним и в немногие другие госпитали, расположенные далеко от основного пути Плети и потому устоявшие, раненых доставляли беспрерывно. Хирурги спали по три-четыре часа в сутки, спасая всех, кого могли. Бесконечные списки погибших и выживших приходили вместе с ранеными, противореча друг другу. Когда сообщение немного наладилось и информация стала детально сопоставляться, Тейрис одного за другим похоронил большинство тех, кого знал по паладинским лагерям. Потом — большинство тех, кого вообще знал. С каждым днём, с каждой новой сводкой весь чудовищный кошмар этой короткой войны, весь немыслимый масштаб разрушений и потерь становились всё яснее, и чем яснее — тем невозможней для того, чтобы осознать. Госпиталь продолжал работу, помогали даже раненые, те, кто уже мог держаться на ногах. Не только потому что не хватало рук, но и потому что так можно было пережить этот ужас, отодвинуть его, задержать, отложить на потом. Не думать, не говорить. Не дать себе признать то, что уже понимали все: это больше не война. Это бойня, к концу которой от их народа, возможно, не останется никого.

Тейрис видел, как эльфы сходят с ума, и не был уверен, что сам ещё сохраняет разум. Слышал, как однажды дико и страшно выл отчаявшийся и не спавший больше двух суток Змей, колотя кулаками в стену предоперационной. Ловчий с Рином кинулись к нему, Рин что-то говорил, а Ловчий с силой хватал Змея за руки и орал: они нужны тебе, чтобы оперировать!

— А я не хочу больше оперировать! — надрывно орал Змей в ответ, пытаясь вырвать у Ловчего руки. — Какой смысл? Какой смысл в этом всём, Ловчий, скажи? Я спасаю их, спасаю каждого дай Свет третьего, и привозят новых, и им нет конца, они все в конце концов будут здесь, и они все умрут, и мы умрём, ты мертвец, Ловчий, ты что, не ощущаешь этого? Давай, проткни себя скальпелем, вот увидишь, кровь не потечёт!

Пришёл полковник, негромко велел Ловчему держать Змея крепче и без лишних слов вколол тому успокоительное. Змей умоляюще бормотал себе под нос “я больше не могу, я не хочу больше”, а через несколько секунд обмяк, и Ловчий с Рином отнесли его в палатку. Тейрис заглянул к ним перед сном. Змей лежал на своей койке, а Ловчий спал рядом, полусидя и прижавшись лбом к его плечу — прикрывал его одеялом, да так и отключился.

На следующий день Змей был в операционной и делал своё дело, как будто ничего не произошло.

Ловчий держался лучше всех, а потом в одну из ночей запустил самогонный аппарат на полную и надрался своим смертельным пойлом так, что уже Змей орал, зовя на помощь, когда Ловчий забился в судорогах и почти перестал дышать.

Как только у него перестали дрожать руки, он вернулся в операционную, и даже полковник не сказал ни слова.

Рин не кричал и не пил — Рин молился. Один раз, ночью, Тейрис видел, как он тихо плакал, уткнувшись лицом в койку у головы только что умершего вскоре после операции пациента. А потом поднял голову, мгновение подержал ладонь на лбу мертвеца, что-то прошептал и твёрдым голосом позвал санитара.

Тейрису казалось, что сам он проводит большую часть времени в каком-то полубреду. Он помогал доставать раненых из повозок, сортировал, оказывал первую помощь, ассистировал в операционной, следил за прооперированными в палатах, носил медикаменты, искал какие-то травы в лесу неподалёку, потому что лекарств не хватало и в ход шло всё. Потом падал и спал, сколько удавалось. Потом просыпался и смотрел свежие сводки. И снова привозили раненых, и он помогал, сортировал, операционная, палаты, бинты, настойки, травы… И Змей был прав — они не заканчивались, они никогда не заканчивались, и они умирали, и все умрут здесь, но надо просто делать своё дело, пока мы все не умрём.

В каждой сводке он искал имена тех, кого ещё не было в предыдущих. И среди них — Лэйра.

Но Лэйр выжил.

Он прошёл весь путь до самого взятия Солнечного Колодца. Он помогал с эвакуацией, налаженной незадолго до того, как Плеть подошла к столице. Видел, как умирали его друзья и учителя у стен города, который никто не был способен спасти, как он не был способен спасти их. Видел, как падали и снова вставали те, кто защищал Леса Вечной Песни, и продолжали свой путь с войском Плети. Видел рыцарей смерти, от одного взгляда которых кровь стыла в жилах. Видел, как под натиском Плети пало всё, что было ему дорого, и был среди первых, кто осознал всю безнадёжность своей борьбы. И всё-таки вместе с другими такими же отчаявшимися дрался за каждый шаг, отделявший Плеть от Колодца, и отступил только когда командир, оставшийся с несколькими добровольцами, прокричал:

— Уходите, это приказ! Всё кончено! Выживите! Это тоже приказ! Жить!

И Лэйр выжил, не потому что хотел, а потому что рядом с ним были те, кому он мог помочь выжить и кто погиб бы без его помощи. Командир прикрыл их отход, а Лэйр довёз всех раненых до госпиталя живыми. Потому что это был приказ.

Они с Тейрисом встретились, когда всё уже было кончено — Луносвет и Солнечный Колодец пали, а принц Артас покинул эти земли, оставив часть своего мёртвого войска опустошать их дальше. Тейрис шёл по лагерю после смены, едва живой, думая только о том, как