Бесконечность, плюс-минус (СИ) - "22 Слоя" Страница 8

— Ой, нужно уже бежать! — вскочила Мия. — Когда закончат играть, значит ровно десять часов. Очень удобно сделали, правда? А ещё! У нас будет ещё возможность увидеться или ты совсем скоро уедешь?

Та не ответила. Смотрела на одно из выбитых окон, будто в них было что-то интересное. Мия повернула голову чтобы проверить. Совсем ничего.

— Или ты… может, не хочешь? А?

— Мия.

— Что?

— Если я предложу тебе уехать отсюда, ты согласишься?

Этот вопрос был здесь неуместен. Ни от незнакомого человека, ни даже от доброго приятеля — о таком спрашивать нельзя. Ответ на него очевиден, а значит, зачем вообще он должен звучать?

Перестала радовать музыка и заколотилось сердце. Это первое, что Мия ощутила. Она не думала уже ни об облаках, ни почему этот вопрос прозвучал, ни о чём-то ещё. Только чувствовала, как сердце начало стучать быстрее, будто хотело вырваться из грудной клетки, чтобы самому ответить на этот вопрос.

— Как… как уехать? Куда?

— Далеко за Мейярф. На юг Эмиронии[6].

— Нет, — она замотала головой чтобы показать, что и не думала об альтернативе. — Нет конечно. Я никуда не поеду.

— Почему?

Мия не хотела отвечать. Это было не дело Фриды. Она сделала несколько шагов спиной к выходу и застопорилась после того, как Фрида снова задала тот же вопрос.

— Почему, Мия?

Она точно не была на стороне Заужа. Пусть это можно скрыть словами, можно спрятать за милым лицом и не выдать поведением, но разница между ними была. Зауж ассоциировался с песком. Вообще все люди в этом городе ассоциировались с пылью, песком, горячими лучами и солнечными ударами. А Фрида была как ниоткуда взявшееся серебро, которому здесь не место. Непонятная стихия, но точно не имеющая ничего общего с песком.

Оставалось просто стоять, боясь и уйти, и сделать шаг навстречу. Фрида сама подошла к ней. Плавными шагами, будто резкие движения были запрещены. Стоять вдруг стало не так легко и захотелось на что-то опереться.

— Я не могу никуда уехать, — Мия засучила рукав и показала предплечье собеседнице. — Нельзя такое. Это… Это ведь и правда что-то очень плохое?

Та не постеснялась коснуться знака на руке. Это было первое её прикосновение, но в нём не было ничего отталкивающего или страшного.

— Не невольница, ну да… А ты называла этого человека хорошим, — Фрида всматривалась в знак и всё водила по нему пальцами. — Так клеймят за фальшивомонетничество. Очень плохой знак.

Зауж не говорил ей этого. Только дал знать, что выкини Мия какую глупость, попробуй сбежать или ещё чего, и ей конец во всех смыслах. Он покажет этот знак грастиям[7], и её просто не станет — он повторил это несколько раз. Зауж с самого начала знал, что такие случаи как этот будут. Что искушение рано или поздно встретит Мию. Он ведь часть самого Мегаполиса. Он — одна из пар глаз этого громадного города с острыми зубами.

— За такое меня очень, очень накажут. Сначала грастии, а потом Зауж. Он мне сам говорил… Он… Ты не знаешь его, он…

Слова напрочь вылетели из головы. Мия быстро дышала ртом и вскоре от этого стало не по себе. Стены начали будто шататься, губы совсем высохли, а ноги стали ватными.

— За такую метку… — ей очень нужны были паузы между словами. — За такую метку меня грастии могут просто убить. Это же преступление. А даже если нет, тогда… Тогда Зауж отвернётся от меня, и я пропаду. Поэтому я не могу никуда поехать. У меня сейчас есть не так много, но без этого я не смогу. Я научусь читать. И дальше будет лучше. Постепенно. Я выкручусь.

Фрида помогла ей сесть на землю. Нужно было отдышаться. Стало стыдно за свою странную реакцию. Со стороны Мия казалась себе слабой. Собственные никчёмность и уязвимость раздражали, но сейчас не было сил с ними бороться.

Собеседница попросила дышать помедленнее и через нос. Она стала на колени и прикрыла рот Мии, чтобы контролировать дыхание.

— Вот так, — несколько раз произнесла она.

Потом смотрела прямо в глаза и ни в какую не уводила взгляд. Будто забыла, что всего несколько минут назад уже выиграла в этом состязании. Они были серыми, эти глаза. Такая глупость, но стало стыдно, что Мия самолично обозвала их блеклыми. Сейчас, может из-за музыки, они казались такими живыми, такими дружелюбными. И либо из-за них, либо из-за музыки пробежали мурашки. Фрида обратилась к ней так и не уведя взгляд.

— А представляешь, чего будет стоить, если у нас всё получится? Если окажется, что большой солнечный мегаполис не всесилен, и мы сможем оставить его? Мне кажется, что этот город для тебя такой же чужой, как и для меня. А за ним есть много других цветов. Облаков. Людей и звуков. Не представляешь, сколько там всего, за этими границами.

Она легко сжимала запястье Мии и больше ничего. Сидела на коленях, сжимала запястье и смотрела прямо в глаза. И это была очаровательная простота. За хрупкой деревянной дверью находилась обыденность: песок, запах города и всё те же люди, которые являются частью потока. Здесь этого ничего не было, словно они находились в обсерватории на другом краю мира. Только оркестровая музыка Мейярфа давала понять, что это не так.

— Мой дом находится далеко отсюда. И пока звучали рупоры, не представляешь, как мне захотелось, чтобы ты его увидела. Вдруг он понравится настолько, что станет домом и для тебя? Это ведь возможно.

— А если нет? — Мия нашла в себе силы, чтобы задавать важный вопрос. — Если не станет, что со мной будет?

— Это не страшно. Мы найдём другое место, которое станет. Я тебя не брошу.

Как голос Фриды оставался таким хладнокровным? Как она вообще находила в себе силы лить слово за словом, не путая их и не уводя взгляд? У Мии всё было не так. Её голос искажался из-за странного кома в горле, который появился не пойми откуда. Фриде нужно было уметь различать невнятные слова.

— Если у нас не получится… И… И если Зауж узнает, он…

— Он не узнает. Каким бы ни был исход на границе — Зауж не узнает. Мия, я понимаю твои страхи. Правда понимаю, ведь у меня никаких гарантий нет. Я не знаю, что будет на границе. Но в моём доме живёт человек, который знает о странных облаках больше, чем кто-либо. Ты сможешь спросить его про них. Надеюсь, ты понимаешь, что я хочу тебе донести. Только скажи “да”, и мы рискнём. Если нет сил, можешь молчать, — Фрида протянула ладонь. — Дай руку, и это тоже станет ответом. Ты только реши, хочешь ли рисковать.

Дело было не только в облаках. Это был выбор между маленьким шансом на перемены или гарантией того, что у неё уже было. Это риск ради того, чтобы услышать что-то помимо гула, разговоров из рупоров и скрипа колёс. Компромисс с Заужем был прост и безопасен — удобства в обмен на жизнь. Пытаться поменять условия или что-то узнать — всё равно, что кричать на ветер, приказывая прекратить так сильно дуть. Что-то примитивное внутри говорило, что пара дней, и подобных мыслей даже не возникнет. Замечательная и совершенно беззаботная пора: сердце не отбивало бы такой бешеный ритм, разум стал бы беззвучным, не наполненный никакими шумами мыслей, а дома всегда ждал вкусный ужин — лучшая часть любого дня. Предчувствие подсказывало: стоит упустить жажду жить — и её уже не догнать. Отсутствие интереса к ней просто лишит всех способов что-то искать. Сражаться против этого механизма, где она была пылью, — означало вести войну с собой. Жажда находить ответы на вопросы рано или поздно лопнет от своего бессилия.

— Тогда пообещай мне, пожалуйста, — Мия проскулила эти слова — на большее ни сил, ни смелости не хватило. — Моя жизнь мало чего стоит. Совсем ничего, если честно. Но мне она очень нужна. И если ты меня обманешь — мне конец. По-настоящему. Пообещай, Фрида, что не обманешь и не бросишь меня.

— Я клянусь тебе.

И больше она ничего не добавила. Такая хладнокровность в словах, которой просто невозможно научиться. Не знаешь, что за ней прячется. Мия обняла руку Фриды, которую та держала протянутой. Всю, чтобы чувствовать, что рядом с ней — настоящий живой человек. Рука незнакомого, но очень сильного человека, который старше, опытнее и умнее Мии во много раз. Которого даже необъятный Мейярф напугать не может.