Право На Счастье (СИ) - Дарья Игнатьева Страница 8

Мамино лицо изобразило подобие улыбки, такой фальшивой, неискренней. И Фаша это почувствовала. Но мысли о предстоящей поездке, о новых ощущениях и о долгожданной встрече с отцом вытеснили из сознания девочки тревоги, и малышка погрузилась в облачные мечты.

— А когда мы уезжаем? — Пытливо спросил детский голосок.

— Завтра. — Сказал папа и показал пальцем на билеты.

Фаша встрепенулась.

— Ой, я ещё вещи не собрала, а времени осталось так мало! — И с этими словами она выскочила из комнаты.

Собирая всё необходимое, Фаша слышала обрывки взрослых разговоров. Мама давала папе чёткие инструкции, касаемые её здоровья. Ругалась. В чем-то обвиняла отца и срывалась на слёзы. Фаша уже давно знала, как звучал мамин голос, когда она начинала плакать.

— Если бы не её состояние… — говорила мама. — Последний приступ был в поле… Доктора́ не дают надежд… Возможно, это её последнее лето! А тут ещё ты со своим правом на счастье!

— Я тоже так больше не мог. — Пытался вставить слова папа.

— Ей нельзя волноваться! Нельзя переохлаждаться! Нельзя шоколад, сыр… Я напишу тебе вот тут… — и шуршание ручки по бумаге продолжило разговор.

— Как только я выйду из больницы, я тебе сообщу, и ты сразу привезёшь дочь обратно. — Уже почти в полудрёме слышала Фаша, лёжа на сумке с вещами. Её глаза закрывались, голоса родителей расплывались в сознании и прекрасные картины морских волн, ракушек, камней рисовали сюжет нового красочного сна.

Через час мама аккуратно уложила в кровать маленькое детское тельце, уснувшее прямо на полу рядом с вещами и игрушками. Выключила свет и вышла из детской, тихонько прикрыв за собой дверь. До утра ещё многое нужно было успеть: приготовить, погладить, постирать. Время неумолимо летело, стирая стрелками минуты и съедая часы.

Мужчина хотел помочь, но был отвергнут и отправлен спать в одиночестве.

Когда наступил рассвет, у дверей стояли аккуратно собранные сумки и пакеты, а мама сидела за кухонным столом, опустив голову на руки. Она спала.

Глава 7. Море

Тихая морская волна подкралась к ногам и тут же, словно стесняясь и боясь своей выходки, отпрянула назад. Шипя и пенясь, она вновь вернулась в солёные просторы голубой стихии и как-то не по-детски, но с озорным весёлым азартом стала разговаривать с другой волной, которая, так же шипя и пенясь, подбиралась к ногам.

Фаша прислушалась к их таинственному шёпоту и задумалась..

Их нежный, убаюкивающий разговор был о чудесных далях, загадочных странах, высоких горах и широком чистом небе, до которого они никак не могли достать.

Девочка посмотрела в голубую высь. И что-то родное, что-то до боли близкое показалось ей в этих жемчужных просторах.

Ещё несколько минут тревожного ожидания… И вот оно, родное и близкое: из самой глубины серебристо-пепельных облаков на неё смотрели глаза. Глаза любимого Тусси. Две прекрасные чёрные бусины, словно бездна океана, в которой можно было утонуть, не думая о будущем. Глаза, которым нет замены, которые всегда горят, как две самые яркие звезды; глаза, ближе и роднее которых не найти на всём земном шаре.

Нежный и немного холодный взгляд тихо пробрался сквозь бирюзовые просторы небес, медленно раздвинул облака и позвал, поманил Фашу своим лукавым блеском, своим заячьим и совсем ещё озорным желанием поиграть. Но девочке совсем не хотелось играть. Ведь глядя в эти глаза, Фаша вспоминала о своей потере, она реально осознавала и понимала, что без них нет сердечного спокойствия, нет душевного прощения, смеха, улыбок; без них больше не существует жизни. Как и нет права на счастье.

Неожиданно какая-то серая туча спрятала эти чёрные глаза-бусины. Словно завидуя и пытаясь причинить боль, она медленно, шаг за шагом, пожирала белые обрывки небесной ваты, всё больше и больше поглощая нежную синеву небес. Теперь Фаша с трудом могла рассмотреть любимые глаза, уже почти не чувствовала на себе весёлого взгляда, и собственной радости от волшебного блеска из-под густых, длинных ресниц, которых у Тусси никогда не было. В душе всё больше и больше появлялась тревога, какой-то страх одолевал сознание ребёнка, и губы Фаши, сперва шёпотом, а затем громче и громче начали повторять:

— Не уходи, не оставляй меня. Открой глаза!

Но лишь холодный ветер вторил её мольбам и своей мягкой, полной солёных брызг рукой смахивал маленькие кристаллики слёз, появляющиеся на бледных щеках малышки.

Фаша снова вернулась к морю. Оно по-прежнему что-то шептало. Сперва, тихо и мягко, затем — всё громче и отчётливее. И уже через какое-то мгновение девочка узнала родной голос самого любимого человека. И на этот раз он не серьёзен и суров, как обычно бывает при разговоре с ней. Нет! Она весело о чём-то шутила, смеялась, рассказывала выдуманные истории и говорила о своей любви. В этот миг Фаша ощутила каждой клеточкой своего тела, как дорог ей был этот человек; как до боли приятен её голос, её смех, манера разговора. Фаша внимательно присмотрелась к голубым просторам моря и среди пенных, словно в белых кружевах, волн заметила мягкую мамину улыбку. Улыбку, которая переворачивает мир, от которой в душе наступает весна и хочется радоваться, хочется смеяться и жить, жить счастливо и долго, ровно столько, сколько будет существовать эта улыбка, этот смех, эта любимая женщина.

Спустя миг ещё одна малахитовая с бирюзовым отливом волна спрятала до боли родную и женственную улыбку. И всё! И вновь тишина, вновь молчание и еле заметный шум, еле различимый шёпот волнующейся воды в зеленовато-голубых волнах.

— Поговори со мной, мама, не уходи! — Вырвалось криком из груди девочки, но только ветер, вновь этот холодный ветер поймал её слова и полетел по всему пустынному пляжу, разбрасывая и теряя их среди камней, ракушек и ажурной пены волн.

Фаша ещё долго сидела у моря, вглядываясь в его беспокойные волны в надежде увидеть мамину улыбку, медленно переводя взгляд в небо и всё ещё безуспешно пытаясь отыскать чёрные глаза-бусины Тусси.

— Я люблю вас, слышите, люблю… — прошептали губы девочки и её маленькое хрупкое тело упало на песок.

И только