Воспоминания бывшего человека - Ник Председатель Страница 8

не имеет никакого значения. Встречались они раза два в неделю на квартире какого-то хмыря, уехавшего куда-то очень далеко и надолго. Ленка, не особо обращая внимание на конспирацию, бегала к своему бугаю днем и ночью. Вадим, как ни странно, ни разу не попрекнул свою благоверную такой наглой изменой. Ленка этому обстоятельству, в общем, была рада, хотя и недоумевала по поводу такого благодушия Вадима, который, не смотря на веселый нрав, благодушием, особенно не отличался. Дни шли за днями, недели за неделями, а Вадим ничего не предпринимал. Дошло то того, что Ленка стала демонстративно уходить вечером и возвращаться утром — пьяная, и блудливо-веселая.

Вадим молчал. А было это, как я понял, еще до того, как он изнасиловал ее с Михаилом, но уже после того, как он связался с сектой сатанистов. Короче, занят был Вадим. Ему было не до разборок с беспутной женой. А, может, просто выжидал. Возможно, даже и следил за ними, потому, что — Ленка клялась — однажды в толпе мелькнуло лицо Вадима. Светлые волосы, голубые глаза. И даже взгляд она успела заметить — не веселый, как раньше, когда они жили безмятежной жизнью пылких влюбленных, а цепкий, злой и холодный, как маленькие голубые льдинки. Показался Вадим, посеял неуверенность и исчез. Как ни крутила головой неверная жена — нигде не мелькала невысокая худая фигура ее мужа. Но с тех пор Ленка была уверена, что Вадим следит за каждым ее шагом.

Однако время шло, а Вадим ничего не предпринимал. Ленка, хоть и чувствовала приближение чего-то нехорошего, совсем обнаглела. По ночам, когда муж уходил общаться с сатанистами, приводила своего бугая на супружеское ложе, где и занималась с ним непотребством.

И вот этого, как я понял, Вадим снести уже не мог. Проняло. А, может, именно к этому времени он закончил свои приготовления.

Начались некие события. Поначалу все шло, как раньше, но оба — и Ленка, и бугай ее, чувствовали какие-то изменения. В отношениях появилась натянутость. Иногда Ленка без всякой причины отказывала другу в интимной близости — уж такого раньше не бывало! А то, бугай ее вдруг сникал, увядал… точнее, увядала его мужская доблесть, которой он гордился, как гордятся все мужики, у которых она (доблесть) длиннее пятнадцати сантиметров. Уж такого тоже никогда не было, чтобы этот бугай, этот кобель, готовый спариваться где угодно, с кем угодно, и как угодно, вдруг чувствовал робость и неуверенность. А где неуверенность, там и половая слабость, «невроз ожидания».

Словом, стали у этого безотказного бугая случаться осечки. Оно, конечно, осечки могут быть у кого угодно — настроение не то, обстановка… Не зря собаководы водят на случку суку к кобелю, а не наоборот! В новой обстановке кобель, как правило, не проявляет должной активности. Но тут-то все шло в соответствии с ранее заведенным распорядком… и вдруг — такой конфуз. Бугай стал задумчив, что и вовсе было ему не свойственно. У Ленки сосало пол ложечкой. Она ждала страшной развязки. Чувствительность у Ленки — феноменальная. Она любила рассказывать, что бабка ее была ведунья, лечила заговорами и травами, а иногда могла и «испортить» неприглянувшегося ей человека.

Потеряла Ленка покой. Встречи с бугаем продолжались скорее по-инерции, без всякой радости. Отношения становились все более натянутыми. Бугай стал подозревать, что это она, Ленка — потомственная ведьма — подлила ему в водку «чего-то такого, от чего не стоит». На все разумные доводы, махал рукой. Логика была ему недоступна. Теперь, встречаясь, они не занимались сексом, а все больше ругались. Доходило даже до того, что он отвешивал своей милой пару-тройку оплеух. Потом, правда, слезно просил прощения. Ленка прощала, но обиду затаила нешуточную. Стала подумывать — а не покопаться ли в бабкиных полуистлевших книгах и не сварить ли действительно «портящего» зелья, чтобы ему, бугаю несчастному неповадно было руки распускать.

Не знаю уж, варила она или нет — этот вопрос Ленка старательно затушевывала, только стал ее бугай худеть не по дням, а по часам. Почернел весь, злой стал, дерганный. О прежних отношениях и речи не было. Стал он ее преследовать. Встречи назначать только за тем, чтобы ругать-материть нещадно. Ленка тоже вся извелась. Пряталась, на звонки не отвечала, к двери, если звонят-стучат, не подходила. Словом, обстановка настолько накалилась, что нервы у Ленки сдавать стали. Слышались ей стуки, когда одна в квартире оставалась. Потом голоса стали тихие из угла доноситься. Ленка в таких случаях пряталась под одеяло, но однажды решилась и на ватных ногах пошла к тому углу, откуда голоса слышались…

Угол был пуст. Обои у самого плинтуса отклеились. Пыль покрыла старую паутину, сделав ее похожей на полочку. Будь паук жив — пыли бы не было, подумала Ленка. Но в этом страшном углу выжить невозможно. Ничего живого тут быть не может, вот неживое… нежить, какая-нибудь… вполне.… Почему же я хоть стул не поставила, мучилась Ленка. А теперь уж поздно, теперь занят этот угол, ничего туда не поставишь… Да и самой подходить бы не надо. Но остановиться было невозможно. Угол притягивал. Завораживал пустотой и тем, что в этой пустоте может прятаться. Ленка слабым голосом напевать начала, но стало только хуже. Одиноко повис неуместный тут звук и заглох — будто в вате увяз. А руки дрожали так, что пришлось сцепить их в замок. Вот так она и шла — переставляя непослушные ноги, все ближе подходя к этому пустому с, отставшими обоями и пыльной паутиной, углу. От волнения ли, от страха потемнело в глазах — только маленький круг виден, пятно света там, куда направлен взгляд, а вокруг чернота и в черноте копошиться что-то мерзкое, с синеватыми отблесками. Заорала Ленка себя не помня, убежала опять на кровать, под одеяло, и, свернувшись, пролежала остаток дня. Так и заснула. А на следующий день Вадим сказал, со змеиной улыбкой, что завтра ее дружок прыгнет с моста. Ленка, конечно, не поверила, но на ближайший мост побежала и дежурила там весь день. А он прыгнул с другого моста — и не с акведука, а с виадука. Головой на рельсы. Очевидцы дали показания: стоял долго, потом резко вскочил на заграждения и «ласточкой» — вниз. Все же он спортсмен был когда-то, нырять умел. А стиль, в простонародье называемый «ласточкой» очень эффектно выглядит. Ныряльщик выгибается, руки отводит назад в положение ласточкиных крыльев, а в