Крылья феникса - Матлак Ирина Страница 81

Снова шли долгие секунды, постепенно складывающиеся в такую же долгую минуту…

— Полагаю, этот фарс можно заканчивать, — негромко, но отчетливо среди повисшего молчания произнес глава дома Снэшей. — Моя невестка не…

Он не договорил, поскольку внезапно «его невестка» начала стремительно меняться. Перстень на ее руке треснул и осыпался на пол серым пеплом. На впившихся в подлокотники пальцах отрастали черные когти, соломенного оттенка волосы темнели, как и половина лица. Авелла мелко тряслась и издавала невнятные хрипы, в то время как часть ее совершенного тела покрывалась уродливыми темными пятнами. Когда она подняла взгляд и посмотрела перед собой сквозь упавшие на лицо темные пряди, ее глаза заливала чернота.

Последующие события развивались стремительно. Сначала дознаватели надели на кричащую Авеллу железные браслеты и увели ее из зала. Затем проделали то же с одержимыми тьмой советником и мисс Факронт. Стены зала тем временем сотрясались от громких разговоров и жарких споров. Никто не мог понять, как Авелла — супруга феникса — могла быть связана с тьмой и как она столько времени это скрывала.

Гомон вновь прервал император, поведавший присутствующим подлинные события последних дней. Рассказал об открытии Акрая Ганта, научившегося вживлять темную материю в людей и умело это маскировать. У его дочери сдерживающим артефактом являлись очки, у Авеллы, судя по тому, что мы увидели, — перстень.

Затем император затронул тему «Кровавого света», после чего перешел к связи тех событий с нынешними. Он попросил меня подняться к нему и, когда я оказался на балконе, во всех подробностях изложил древнюю легенду. Легенду, которой я сам поделился с ним вчера. О свете и тьме. О ненависти и любви. О том, что настоящие чувства не умирают, а продолжают жить вечно. О том, что всего двое людей могут повлиять на целый мир.

Реакцию отца на тот факт, что его сын — воплощение знаменитого Лосцена, я все-таки увидел. Никогда прежде мне не доводилось видеть несгибаемого лорда Вэйра Снэша таким потрясенным.

Император говорил о многом. О том, что нам всем необходимо меняться и изменять подход к обучению аэллин. О том, что предстоит совершать реформы и постепенно отходить от обучения магии одних лишь только аристократов. О том, что в Артогане теперь есть девушка, которую тоже можно назвать фениксом. Фениксом, буквально восставшим из пепла.

До, он говорил о многом… но в эти мгновения, стоя рядом с Идой, я мог думать лишь о ней. О ее присутствии. И о том, что хочу проводить рядом с ней каждую секунду, наверстывая потерянные столетия…

Позже, когда заседание было окончено и растерянные, озадаченные, взбудораженные члены Совета покидали зал, мы столкнулись с Кайлом.

— Ты сегодня не перестаешь удивлять, — заметил я ему.

— Просто я отлично разбираюсь в женщинах, — расплылся он в самодовольной улыбке. — Правда, мышка?

— Особенно в секретаршах, — поддела его Ида, чем вызвала смешок проходящего мимо Шайна.

Этот долгий день перерос в такой же долгий вечер. Император устроил закрытое празднество, на которое пригласил фениксов из всех домов и первых аристократов империи. Там он повторил речь, которую держал на Совете, и совсем скоро все знали правду о Нориане Снэше и Иниде Трэйндж. О Лосцене Снэше и Аэллине Лейстон.

С такой известностью нам вряд ли придется просто. Но мы справимся. Вместе — отныне и навсегда.

ЭПИЛОГ

Наш небесный остров плавно плыл над окутанным солнечным светом Дрейдером. Доносившийся с гор ветер был ласковым и свежим, колышущим хрупкие головки ливиан и шуршащим древесными кронами.

Мы с Норианом сидели на простой деревянной скамье и смотрели вперед — на чистое голубое небо, где наравне с нами парили белые птицы. На душе было тихо и спокойно, а сердцу — тепло-тепло. Рядом, прямо в мягкой весенней траве развалился мурчащий Кот, лениво отгоняющий от себя настырных бабочек.

Последние четыре года промелькнули как одно мгновение. Да и что такое четыре года в сравнении с вечностью, которая ожидала нас впереди?

У нас была пышная свадьба для народа и скромная — для самих себя. Кажется, только вчера я надевала подвенечное платье и шла в Храм света — к тому, кто ждал меня у алтаря. Тогда казалось, что я иду сквозь годы разлуки и каждый шаг разрушает последние барьеры, приближая меня к своему настоящему предназначению.

В империи происходили изменения. Мы с Норианом стали первыми, кто отказался от ниллэ. Мне не требовалась девушка, которая забирала бы у меня боль… потому что никакой боли с Норианом я не испытывала. Никогда. И это стало поводом пересмотреть воспитание аэллин. Им начали давать больше свободы, а фениксы перестали руководствоваться только желанием обзавестись наследниками и искали истинных чувств.

Любовь — чувство, которое для аристократов долгое время являлось роскошью, чувство, которое вызывало лишь снисходительные усмешки, теперь обрело вес. Требовалось больше времени, чтобы намеченные императором изменения вступили в полную силу, но первые шаги были сделаны.

Тьма затаилась. За последние четыре года в Артогане не случилось ни одного прорыва. Но она не ушла насовсем и когда-нибудь обязательно вернется — таков закон. Однако я верю, что, когда это произойдет, люди и фениксы будут готовы. И бесконечная история повторится, но напишем ее уже не мы с Норианом, а кто-то другой.

У нас есть любимый дом, стоящий на клочке парящей высоко в небесах земли. Есть любовь и семья, доверие и много приносящих радость дней. Наш маленький небесный рай…

— Мама, папа! — прозвучал за нашими спинами звонкий мальчишечий голос. — Вы не видели Кота?

Услышав нашего трехлетнего сынишку, Кот вмиг растерял всю свою беззаботность и лень. Навострив уши, приподнялся и, глядя на нас, страдальчески мяукнул, словно бы прося защиты.

Выбежавшая на крыльцо запыхавшаяся Дайла воскликнула:

— Вот вы где! Арктур, маленький негодник, а обедать кто будет?

— Мне Росс разрешил пообедать попозже, — не выговаривая букву «р», с важным видом ответил наш мальчик, как две капли воды похожий на Нориана.

— И с каких это пор Росс за вас отвечает, а? — подбоченилась Дайла. — Ну я ему…

Переглянувшись, мы с Норианом засмеялись. Арктур подбежал к нам и с ногами забрался на скамейку, а Кот в это время тихонько заполз под нее.

Глядя на сына, я видела в нем продолжение нас. Жизнь бесконечна еще и потому, что находит продолжение в наших детях, и это так прекрасно… Может быть, даже Кайл однажды это поймет. Кто остался неизменным, так это он. Хотя, несмотря на все заверения, что скорее утопится, чем женится и заведет детей, Арктура он любил. А уж Арктур его просто обожал и с нетерпением ждал каждого визита любимого дяди… в отличие от Росса, с которым Кайл продолжал меряться остроумием и обмениваться извечными шпильками.

Иногда я приглашала к нам Алексу и, как ни странно, Люцию, с которой мы неожиданно сблизились. Передумав становиться ниллэ, она вышла замуж за скромного положения аристократа и была этим вполне счастлива. Родительский дом я оставила бывшим опекунам и навещала их время от времени, хотя особого удовольствия от таких встреч не испытывала.

С домом Снэшей у нас тоже было не все гладко. Узнав, что Нориан — это Лосцен, Вэйр Снэш долго не мог прийти в себя, а потом буквально раздулся от гордости. Но доверительных и по-настоящему теплых отношений между ним и Норианом быть уже не могло. Нас это особо не огорчало. Мы встречались на приемах, порой навещали друг друга и не препятствовали общению сына с бабушкой и дедушкой. Этого было достаточно.

— А вот и Кот! — радостно завопил Арктур, заметив высунувшийся из-под скамейки хвост.

Я снова засмеялась и посмотрела на счастливо улыбающегося Нориана.

Да, мы действительно были счастливы… счастливы в таких простых, но особенно ценных мгновениях, которые я иногда заносила в дневник. Туда же я записывала и стихи, которые продолжали во мне рождаться. Только теперь они были не обрывочными воспоминаниями о прошлом, а впечатлениями о настоящем. И я читала их Нориану.