Заключённыий волк - Каролайн Пекхам Страница 99

Я пристально посмотрел на него.

— Мне нравится смотреть игру в своей казарме.

— О, круто, тогда, может быть, я возьму пару бутылок пива и загляну к тебе попозже?

— Мне нравится смотреть игру в одиночестве, — холодно сказал я, и я почти видел, как разбивается его маленькое собачье сердце, когда он склонил голову.

— А… ладно.

Я стиснул челюсти, отвернулся от него и попытался побороть колыхание в груди, но оно не утихало. Он завел друзей среди охранников, так что я не понимал, какого черта он решил, что я — подходящий кандидат для сближения. Возможно, мы работали в паре, но я не сближался с людьми. Не с тех пор, как я был ребенком… Мое сердце сжалось от болезненных воспоминаний, поджидавших меня в прошлом, и я отогнал их прочь, отказываясь подпускать их к себе.

Раздался гул, сигнализирующий о закрытии дверей, и вскоре все заключенные были заперты в своих камерах или в огромном курятнике на нижнем этаже. Я отправился наверх с Гастингсом, а остальные охранники разделились в сторону курятника и второго этажа.

На верхнем этаже Гастингс двинулся в сторону от меня, мы планомерно двигались по коридорам, используя наши сканеры для подсчета.

Я дошел до камеры Шестьдесят Девятого и увидел, что выражение его лица было озабоченным, пока он опирался руками на прутья решетки. Я поднял сканер к его лицу и нахмурился.

— В чем дело, заключенный? — прорычал я.

Он запустил руку в свои длинные волосы, отказываясь отвечать мне, и я отошел от него в сторону камеры Двенадцать.

Я ударил по решетке, но она так и не появилась, и я наклонился вперед, пытаясь разглядеть ее в камере. Мое горло сжалось от ярости, когда я обнаружил, что она пуста.

— Гастингс! — рявкнул я на него, в то время как он пытался просканировать лицо Двадцать Четвертого, а извращенец в это время перебирал длинные седые волосы на своей груди, стоя перед ним голым задом.

Джек удивленно повернулся ко мне, вскинув брови.

— В чем дело, босс?

— Ты сканировал Двенадцать? Она в чужой камере? — я зашагал по проходу, чтобы присоединиться к нему, заглядывая во все камеры, мимо которых проходил, ярость клубилась в моем сердце.

— Нет, сэр, — мгновенно ответил он.

Я зарычал, торопясь закончить подсчет, сканируя лица, пока искал Двенадцать по камерам.

Где она, блять, находится?

Когда все было закончено, на моем экране высветилось общее количество и предупреждение о том, что нам не хватает одного человека.

— Блять! — я бросился к перилам, схватился за них и уставился вниз на охранников. — Все в состоянии повышенной готовности. У нас пропал заключенный. Немедленно найдите Двенадцать.

Все поспешили выполнить приказ, включая Гастингса, а я снял с бедра рацию, чтобы предупредить Начальницу тюрьмы.

— Мэм, у нас код красный. Потенциальный побег.

На линии раздался треск помех, затем она ответила отрывистым тоном.

— Следуйте протоколу. У вас есть пятнадцать минут на обыск тюрьмы, если она не будет найдена живой или мертвой, освободите Белориана и отправьте команду на периметр.

Мое горло сжалось при слове «мертвой».

— Да, мэм.

Я повесил рацию обратно на пояс, повернулся и увидел, что Шестьдесят Девятый смотрит на меня слишком пристально. Я сузил глаза и с рычанием направился к нему.

— Где она? — рыкнул я. — Ты живешь на ее спине, как гребенная пиявка, так что если кто и знает, где она, так это ты.

Шестьдесят Девятый оскалился на меня, сложив руки.

— Я не знаю, где она, придурок. Она покинула Столовую, чтобы встретиться со своей Бетой, — в его взгляде мелькнуло беспокойство, но он быстро скрыл его за суровой маской.

— Куда? — прошипел я, потянувшись за своей дубинкой, испытывая искушение открыть его камеру и выбить ответ из его уст. Я был уверен, что он знает больше, чем говорит. Этот парень зарабатывал на жизнь обманом до того, как попал сюда.

— Она пошла в библиотеку! — крикнул кто-то снизу, и у меня екнуло сердце. Я оставил свои расспросы и бросился вниз по лестнице на второй этаж, приземлившись с тяжелым стуком на дорожку.

Я спустился на нижний уровень и выбежал из блока, хлопнув ладонью по панели безопасности, чтобы задвинуть мост.

Охранники мчались по коридорам, разбегаясь в разные стороны в поисках ее. С Вампирской скоростью я ворвался в лифт, когда из него вышел вооруженный отряд, и стиснул челюсти, нажав пальцем на кнопку шестого уровня. Сердце гулко стучало в ушах, пока я спускался. Если нам придется выпустить этого гребаного Белориана в коридоры, пока она находится вне своего блока, у нее не будет ни единого шанса, если он ее найдет. За все годы работы в Даркморе я не знал ни одного заключенного, который бы выжил после встречи с ним.

Двери раздвинулись, и я выскочил наружу со скоростью моего Ордена, тишина давила на меня, пока я вбегал в библиотеку.

— Двенадцать! — крикнул я, направляясь по проходу и охотясь вдоль стеллажей. Я усилием воли заставлял себя вести себя тихо, усиливая свой Вампирский слух в этом пространстве и улавливая тихое биение сердца.

Развернувшись, я направился к следующему проходу и нашел ее в самом конце. Я почти застыл на месте при виде ее избитого тела, но не мог остановиться. У нее были многочисленные травмы, и мысль о том, кто именно это сделал, заставила ярость пронзить мое сердце. И в тот же миг я вернулся в прошлое, воспроизведя момент, когда я нашел своего друга в луже его собственной крови.

Я двигался настолько быстро, что, когда я опустился на колени, моя рация слетела с пояса, покатилась по полу и врезалась в ближайший стеллаж. Я не обратил на это внимания, прижал пальцы к ее раздробленной ключице и закрыл глаза, выпуская волну за волной целительной энергии в ее тело. Я избавил ее от боли, вылечил кости и синяки, вливая в нее свою магию, давая ей все, что мог предложить.

Кто бы это ни сделал, он заплатит кровью. Мне было все равно, какие правила мне придется нарушить, чтобы это произошло. И у меня было чувство, что я точно знаю, какая банда нацелилась на нее, потому что в этой тюрьме было не так много ублюдков, достаточно жестких, чтобы противостоять ей. Мудаков, которые не уважали драки фейри на фейри. Которые отбросили свою гордость, чтобы получить преимущество в этой тюрьме. Но она никогда не признается в этом, а я никогда не добьюсь признания ни от