Шахразада - Коварная любовь Джабиры Страница 11

Свиток шестой

Мустафа проснулся первым и, пока солнце золотило верхушки пальм за окном, наблюдал, как поднимается и опадает грудь мирно спящей Джабиры. В нем снова вскипала горячая волна желания, но теперь, когда ночной дурман остался позади, он твердо решил не поддаваться соблазну, пока девушка сама не захочет этого, давая отчет своим поступкам и вернувшись к своей обычной строптивости.

Джабира пошевелилась, потянулась, пробормотала что-то спросонья и открыла глаза.

– С добрым утром, красавица. Как ты себя чувствуешь?

Она попыталась приподняться, но тяжелое, словно налитое свинцом, тело вновь придавило ее к постели.

– Хорошо, вот только какое-то… странное ощущение. Что со мной было? Последнее, что я помню, это… – Наконец память вернулась к ней, и она с ужасом посмотрела на Мустафу. Он почему-то многозначительно улыбался, и ей захотелось ударить его. – О Аллах! Ты опоил меня!

– Нет, не я, – последовал ответ. – Если тебе так уж нужен виновный, то это Салима, но не суди ее слишком строго. Она не хотела причинить тебе вреда. Просто немного коварного снадобья, не более того. В следующий раз, обещаю, ничего подобного не повторится. Я хочу, чтобы ты полностью отдавала себе отчет в своих действиях и… желаниях. Удовольствие, которое ты получишь, будет ничуть не меньше, чем этой ночью…

Он прижался к ней сзади и ласково обнял; его ладонь легла на ее грудь, мягким, плавным движением описала круг и скользнула вниз, на живот.

Джабира плохо помнила прошлую ночь, но, когда руки Мустафы вновь коснулись ее, пробудилась память тела, мгновенно воссоздавшая образ былoгo наслаждения и подсказавшая, что будет дальше. Но вместе с этим она как бы снова почувствовала ту пронизывающую боль первого проникновения.

– Мустафа, ради Аллаха, пожалей меня! Я еще не вполне оправилась после того, что было, и мне бы хотелось…

– Аллах вряд ли поможет тебе, моя сладкая. Доверься мне, и тебе сразу станет легче. Но почему ты не предупредила меня?

– Предупредила? О чем? – непонимающе посмотрела на него Джабира, все еще до конца не стряхнувшая с себя остатки сна.

– Что ты девственна!

– Так ты понял?

– Клянусь бородой пророка, ты воистину странное существо! – изумился шейх. – Разумеется, понял. Но почему ты не сказала?

– А ты бы мне поверил?

– Не знаю… Впрочем, теперь уже поздно говорить об этом, но я рад, что оказался у тебя первым. Поверь, для мужчины это очень важно.

– Для женщины тоже важно, кто лишает ее невинности, но только если это происходит наяву, а не во сне!

– Так ты ничего не помнишь? – Мустафа не на шутку расстроился. И сам удивился этому. Было в дикарке что-то, что задевало не столько его пресыщенное тело, сколько жаждущую настоящих чувств душу.

О, она помнила все, но так, словно это происходило не с ней, а с кем-то другим. Единственным острым ее воспоминанием была пронзительная боль, вслед за которой пришло и наслаждение – неведомое прежде и сладостное, но все остальное расплывалось, как в тумане.

– Не знаю, что тебе ответить, – честно призналась она. – Мне запомнились лишь два момента – как ты вошел в меня и как я… получила то, что ты хотел мне дать.

– И тебе понравилось? – ревниво спросил Мустафа.

– Да. Но если бы у тебя хватило терпения дождаться, когда пройдет действие наркотика, думаю, это мне понравилось бы еще больше.

– Что ж, твой упрек справедлив. Я бы так и поступил, если бы ты… если бы ты так не настаивала.

– Я настаивала?! О, проклятое зелье! Но все равно, это тебя не извиняет. Ты опытнее меня и мог, должен был сразу понять, что к чему.

– Мое единственное оправдание состоит в том, маленькая кудесница, что я очень тебя хотел, – мягко ответил он. – Но я готов искупить свою вину. Сейчас ты уже вполне отдаешь себе отчет в своих желаниях и поступках?

– Конечно! – заверила она, не понимая, куда клонит Мустафа.

– Вот и отлично. Мне показалось, что ты немного устала. Позволь мне сделать тебе массаж. Ляг на живот и расслабься.

Девушка послушно приняла нужное положение.

Шейх взял небольшой серебряный кувшинчик со смесью ароматических масел и подержал его некоторое время над пламенем светильника, пока его стенки не нагрелись. Затем, плеснув немного теплого масла себе на ладонь, принялся мягкими круговыми движениями втирать его в кожу девушки, начиная с лопаток и постепенно спускаясь ниже – к пояснице, бедрам…

Джабира зажмурилась от удовольствия: его чуткие пальцы с легким нажимом скользили по спине, каким-то непостижимым образом находили самые болезненные места и задерживались на них, порой причиняя боль, но боль приятную.

Ее тело просыпалось к жизни, а вместе с жизнью возвращалось и желание. Продолжая гладить и разминать ей мышцы, Мустафа сел на нее верхом, и теперь она чувствовала поверх своих ног ритмичное движение его вновь наполненного соками любви естества. Ее дыхание участилось, кровь побежала быстрее, и, когда он предложил ей перевернуться на спину, она подчинилась почти с радостью.

Еще через несколько минут массажа ее возбуждение достигло предела, и она начала едва слышно постанывать от каждого прикосновения Мустафы к ее пылающей коже.

– Вот теперь ты снова готова принять меня. И теперь ты сама желаешь меня, – хрипловатым от желания голосом произнес Мустафа. – На этот раз между нами не стоит никакое зелье.

Ее ноги обвились вокруг его бедер, и она порывисто вздохнула, когда шейх вошел в нее. Несущие наслаждение движения Мустафы заставляли тело Джабиры следовать их ритму, подчиняться нарастающему напору проникшей в него плоти. Вскоре она почувствовала, что теряет над собой контроль, ее голова запрокинулась, глаза закатились, и сорвавшийся с губ протяжный стон совпал с последней, самой сладостной судорогой, сотрясшей ее тело.

Она все еще пребывала в состоянии блаженной эйфории, когда ладони Мустафы вновь ласково, но требовательно легли на ее грудь. Джабира больше не принадлежала себе – его настойчивость и ненасытность доводили до восторга, до исступления. Вновь и вновь он брал ее, вновь и вновь она достигала пика страсти, с каждым последующим острота наслаждения все возрастала, хотя это и казалось уже совершенно невозможным.

Когда же, наконец, в полном изнеможении она откинулась на подушки, небо за окном уже начало темнеть. Они провели в постели весь день, не вспомнив ни о еде, ни об отдыхе.

Веки Джабиры вдруг, словно налившись свинцом, опустились, и она рухнула в черную бездну сна.

Силы Мустафы тоже были на исходе, но нервное возбуждение, не покидавшее его вот уже несколько дней, так и не прошло. Он смотрел на обнаженную, разметавшуюся во сне берберку и с удивлением чувствовал, что снова хочет ее. Их многократные слияния дали ему все, кроме пресыщения. Он и раньше был неутомим в любви, но не настолько – еще ни с одной женщиной не доводилось ему испытывать такого восторга плоти. Его обессиленное тело сладостно ныло, а душа пела.