Пять миль (ЛП) - Сен-Жермен Лили Страница 11

Я хватаю сумочку и с тоской смотрю на свой чемодан. Если бы я тащила его за собой, это выглядело бы слишком подозрительно, но в нем есть запасная краска для волос и мои цветные контактные линзы, спрятанные на дне. К счастью, там больше нет наркотиков, но все же я больше беспокоюсь о том, что Дорнан или полиция будут рыться в нем и что-то заподозрят.

По крайней мере, меня не будет всего несколько часов. Не похоже, что у него будет время осмотреть мой чемодан, верно? Но у меня нет запасных контактных линз, и мой желудок ухает вниз, не желая уезжать без запасной пары.

— Иди, — рявкает Дорнан, и я наконец подчиняюсь. Я вылетаю из комнаты и бегу по коридору, пропуская на своем пути нескольких членов клуба. Большинство из них выглядят обеспокоенными, но без паники, как будто это обычная часть жизни и часть клубной культуры.

Я вслепую бегу к пожарной лестнице и толкаю перекладину напротив двери, яркий солнечный свет бьет мне в глаза, когда я вырываюсь наружу. Я замедляю шаг до бодрой походки, на случай, если кто-то уже наблюдает за этим местом.

И вот так я исчезаю.

На несколько драгоценных часов я не просто ушла - я стала свободной.

Глава 9

Я поймала такси в нескольких кварталах отсюда и продиктовала водителю адрес Западного Голливуда. Всегда хотела остановиться в Chateau Marmont, и раз в скором времени я возможно умру, сейчас самое подходящее время вычеркнуть это дерьмо из списка моих желаний.

Сейчас три часа дня, и я так давно не спала, что чувствую, будто схожу с ума. У меня все еще судороги, и мне нужно несколько хороших таблеток оксикодона или пять шотов водки, чтобы облегчить агонию, раздирающую мои внутренности. Движение в это время дня ужасное, и дорога через весь город занимает сорок минут. Я пишу Эллиоту и прошу его встретиться со мной там, когда он сможет вырваться.

Когда добираюсь до отеля, я расплачиваюсь наличными, не желая использовать кредитную карту на случай, если кто-то решит заглянуть в неподходящее время. Я даю портье лишнюю сотню баксов, чтобы никто не мешал мне, кроме Эллиота, у которого есть свой ключ, ждущий за стойкой.

Номер находится на четвертом этаже и со вкусом обставлен белой и мятно-зеленой мебелью с золотыми штрихами тут и там. Это звучит вульгарно, но то, как они все подобрали, на самом деле очень красиво. Я попросила номер с прилегающей гостиной, куда и бросила свою сумочку. Она с тяжелым стуком падает на стеклянный журнальный столик, и я тащу свою усталую задницу к одной из двух двуспальных кроватей, стоящих у стены, и падаю поверх одеяла.

Я не столько засыпаю, сколько отключаюсь, а когда просыпаюсь, то проваливаюсь в темноту. Мне требуется несколько мгновений, чтобы понять, где я; я ожидала, что проснусь в постели Дорнана, возможно, с его собственнической рукой, нависающей надо мной, как всегда. Вместо этого кто-то накрыл меня одним из тех тонких одеял, в которых полно крошечных дырочек, а солнце на время покинуло мой мир.

Я медленно сажусь и вспоминаю, где нахожусь: в номере шикарного отеля, с пустым желудком и одинокой мужской фигурой, прислонившейся к перилам балкона. Я встаю с кровати, мои пальцы погружаются в плюшевый ковер под ногами. Ощущение божественное. Протирая слипающиеся глаза, я подхожу к балкону, дрожа от вечернего ветерка, который заставляет безумно танцевать прозрачные занавески. Я ступаю одной ногой на балкон, слегка стучусь об открытую раздвижную дверь, чтобы не испугать его.

 Он поворачивается и улыбается - нежной улыбкой, от которой у меня сжимается сердце.

— Добрый вечер, — мягко говорит Эллиот. — Или лучше сказать утро?

Я убираю свои беспорядочные каштановые волосы с лица, собираю их в неряшливый пучок и закрепляю резинкой, которая висела на запястье.

— Спасибо, что пришел, — говорю я. — Знаю, что тебе не по пути.

— Джулз, — говорит Эллиот. — Я еще не сошел с дороги. Ты еще не сбилась с пути.

Я озорно улыбаюсь, обхватывая себя руками, чтобы защититься от падающей температуры.

— Тебе нужно одеяло или что-то еще? — спрашивает он, указывая внутрь.

Я качаю головой.

— Мне нравится холод. Кажется, что прошла целая вечность с тех пор, как я смогла ощущать лишь небольшой холод.

— Я заказал еду, — говорит он. — Не сходи с ума, когда в дверь постучит парень из обслуживания номеров.

Я киваю, дрожа от холода, когда смотрю на высокий край балкона. Он доходит до уровня груди, и я чувствую себя намного безопаснее, чем около хлипкого низкого выступа стены на крыше клуба Братьев.

— Мне потребовалось немного времени, чтобы добраться сюда, — говорит Эллиот. — Но, похоже, ты все равно была в отключке.

— Тяжелый день в студии? — предполагаю я.

Эллиот качает головой.

— Сегодня мы были закрыты. Это был день Кайлы и папы. Мороженое на пирсе и купание на пляже.

Я улыбаюсь, но далекое воспоминание о моем собственном отце ранит меня изнутри.

Он и меня водил за мороженым. Это забавное место с ретро-дизайном выходило на пирс в Санта-Монике. Однажды ему позвонили, когда мы сидели в кафе и ели банановое мороженое.

Он сказал мне оставаться на месте и оставил меня одну. Мне было лет шесть или семь, и я помню только, как женщина за прилавком спрашивала, кому она может позвонить, чтобы меня забрали.

Никого, конечно, не было. Если это был не мой отец, то никто.

В конце концов он вернулся. Кафе закрылось, а женщина осталась убираться, вытирая столешницы и подсчитывая дневную выручку, пока солнце опускалось за океаном, а затем и вовсе исчезло.

Когда мой отец вернулся, весь в крови и грязи, он заплатил женщине за то, чтобы она не вызывала полицию.

После этого все уже никогда не было как прежде, потому что после того дня подобные вещи случались постоянно. Жизнь изменилась, все стало труднее, мрачнее и жесточе.

Мой папа перестал улыбаться, мама стала больше употреблять наркотики, а дядя Дорнан стал таким страшным, что я полностью его избегала.

— Джулз? — голос Эллиота пробивается сквозь мои мысли. — Что-то случилось?

Я пожимаю плечами, глядя на него с обожанием, которое принадлежит только ему.

— Я просто думала о том, как увижу тебя с ней, — говорю я, задумчиво улыбаясь. — Я никогда не видела ничего столь удивительного.

— Мне бы не помешала няня, — шутит он. — Ты хорошо играешь с куклами Барби?

Я смеюсь.

— Я умею отрезать им волосы.

— Ты как и я, — говорит он. — Хотя я предпочитаю рисовать на них неуместные татуировки перед тем, как отвезти ее к матери.

Раздается стук в дверь, и Эллиот выскальзывает с балкона, возвращаясь через несколько мгновений с подносом, полным всякой вкусной еды, которую я только могу себе представить. Картофель фри, клубный сэндвич размером с мою голову, молочный коктейль, высокий стакан колы, картофельное пюре, жареная курица и стеклянная банка конфет.

Я оглядываю балкон, на котором, как ни странно, нет никакой мебели. Возможно, дело в стойком туманном смоге, который окутывает эту часть города. В любом случае, никто не захочет оставаться здесь достаточно долго, чтобы присесть.

Мы раскладываем еду на журнальном столике и садимся бок о бок на низкий серый диван перед ним, никто из нас не разговаривает, пока не набьет свои животы до отказа. Кажется, что еды так много, но я изо всех сил стараюсь попробовать все. Когда мы закончили и улеглись, слизывая жир и соль с пальцев, Эллиот заговорил первым.

— Итак, ты решила последовать моему совету и покончить со своей местью? — с надеждой спрашивает он.

— Не совсем, — отвечаю я. — На здание клуба был совершен рейд. Мне удалось выбраться до приезда полиции.

— О, — говорит он, выглядя разочарованным, но не удивленным. — Ты благополучно вернулась в больницу?