Моя в наказание (СИ) - Акулова Мария Страница 12

Бывший муж примеряет принесенные брюки, а я жду его, нервно разматывая и отпуская обратно на катушку сантиметр.

Процедура займет не больше пятнадцати минут, но я все равно чувствую себя поверженной. Прогнутой. Слабой.

Айдар пускает корни и окружает меня, как пять лет назад в другом городе. Он у всех на устах. Все его уважают. Многие неприкрыто хотят. А он хочет в мою жизнь. Глубже, чем я готова его пускать. Очевидно, теперь не чтобы спасти.

И он меня опять не спрашивает.

Я слышу, как со свистом застегивает ширинку, осталась пуговица и выйдет. Волнуюсь.

Зачем приперся? Вот зачем? Мало в городе ателье?!

Ругаю его про себя. Вслух только ускоряю нервные манипуляции с сантиметром.

Айдар дергает шторку, я давлюсь воздухом. Отворачиваюсь и кашляю, пока он неспешно идет навстречу.

Останавливается ближе, чем стоило бы. Я снова красная, а он не щадит:

— Воды может? — спрашивает с легкой издевкой. Я мотаю головой и прячу сантиметр в кармашке юбки.

Вспоминаю, как тогда еще даже не муж щедро поил меня в прокуратуре. В той самой, в которой есть еще и розетки…

В экс-прокурорские глаза не смотрю. Мажу по выраженному рельефу грудной клетки и съезжаю взглядом вниз.

Вру себе, что даже не интересно, вспомнил ли он те же моменты и те же слова.

Скольжу по обтянутому тонкой тканью прессу вниз до пояса брюк. Задерживаюсь на оттопыренном кармане.

— Телефон нужно достать.

Командую, чувствуя ужасную неловкость. Мне кажется, что причина образовавшегося бугра не только в телефоне. Или не кажется.

Это смущает, но только меня.

Волосы на виске волнует чужое дыхание — следствие мужской усмешки. Вскидываю взгляд, чтобы снова натолкнуться на насмешливый ответный и стать на несколько тонов розовее.

Завидую врожденной уверенности мужа. Я-то родилась совсем другой.

Айдар демонстративно достает мобильный из кармана, не отрывая глаз от моих.

— Спасибо.

Благодарю невпопад и снова скольжу вниз по поло, по брюкам, стараясь не заострять внимания на ширинке. Какая разница вообще? Мне подшивать их нужно, а не с замком работать.

Бужу в себе профессионала. Хмурюсь и присматриваюсь. Ткань собралась на ботинках не очень выраженной гармошкой. Здесь если и нужно обрезать, то совсем чуть-чуть, но смущает меня другое. Опыт позволяет определять качество вещей даже на глаз. И я вижу разительную разницу между поло и брюками.

Я прекрасно знаю одежду, которую предпочитает мой муж. И на нем сейчас далеко не Эрменеджильдо Зенья.

— Ты планируешь носить с этой обувью?

Поднимаю глаза, обманывая себя еще и в том, что готова выдерживать такое явное внимание. На самом деле, нет. Хватает меня ненадолго.

Близость Айдара, его расширенные зрачки, явно видная фактура кожи и ощутимое тепло становятся катализаторами химической реакции в моем организме. Я недопустимо сильно волнуюсь. Спускаюсь от глаз к переносице. Дальше — к губам.

— По настроению.

Айдар пожимает плечами. Я оставляю при себе: ты вообще их носить не собираешься, я же знаю, что делаешь.

Но вслух прошу:

— Тогда обувь лучше снять, — делая еще одну отчаянную попытку выдержать зрительный контакт.

Натягиваюсь струной и замираю. Сердце тормозит почти до полной остановки. А потом бьет о ребра и устремляется галопом прочь.

Это его реакция на снисходительную усмешку.

Ясно. Меряем так.

Сама шагаю ближе. Берусь за петли для ремня и сажаю брюки так, как нужно для примерки. У меня давно нет никаких проблем с прикосновениями к посторонним людям, но от касания к Айдару бьет током. Настоящим тоже.

Брюки — стеклянная синтетика. Я стряхиваю пострадавшую от ощутимого разряда кисть и смотрю на бывшего мужа зло.

— Где ты их нашел вообще? Кривые. Искусственные…

Готова ли я услышать: «да мне похуй, я чисто над тобой поиздеваться…»? Вряд ли. Но в глазах все равно читаю это.

— Мог и из жалости взять. Есть такая слабость…

Ответ Айдара пробивается сквозь плотную вату моей самозащиты и, наверное, именно она смягчает убийственный удар.

Щеки нагреваются сильнее. Я глотаю обиду. Возвращаюсь к брюка и все же ровняю их, нсколько это в моих силах, чтобы хотя бы как-то померить.

Мне до отчаянья страшно из-за мысли, что теперь вот так будет всю мою жизнь. Он будет врываться с унижениями. Я привыкну их впитывать. Рано или поздно осознаю, что только из них и состою.

Меня есть, за что презирать, но неужели в памяти не осталось ничего хорошего? Неужели все тепло сгорело на том, устроенном даже не нами, пожарище?

— Есть пожелания по длине? — выталкиваю из себя слова силой. Цепляюсь за мантру: ты — профессионал, Айлин. Он — клиент. Десять минут и он уедет. Заберет, когда тебя в ателье не будет.

— Сделай так, как я ношу.

Это не звучит как «пожелание». А приказ исполнять не хочется. В очередной раз замираю. Упираюсь взглядом в мужское плечо. Калю нервы под звуки ровного дыхания. Взгляд Айдара снова жжет щеку. Едет ниже по шее. Ныряет в вырез блузки. Я всё это чувствую. Реагирую не так, как хотелось бы. К сожалению, не отвращением и безразличием.

Мне бы отплатить мужу той же монетой. Тоже хотя бы в чем-то прогнуть. Заставить разуться и встать на примерочную тумбу. Но я не умею мстить.

Поэтому приседаю сама. Ужасно жалею о выборе блузки. Юбка ложится на пол колоколом, закрывая ноги, а вот обзор на ключицы и то, что ниже, теперь прекрасный.

После рождения Сафички грудь стала больше. Сначала — сильно. Потом начала спадать, но к дородовым параметрам я уже не вернулась. На коже остались еле-заметные растяжки. Ловить на ней липкие мужские взгляды мне откровенно неприятно. Взгляд бывшего мужа… Больно. Мне кажется, если он скажет что-то о моей внешности — умру на месте.

Стараюсь отвлечься, подкатывая брючины.

Я не преувеличивала, говоря, что они кривые. Так и есть. Мне легче было бы новые сшить из нормальной ткани и по индивидуальным меркам, чем тратить свое время на это безобразие. Но кто я такая?

— Не понимаю, зачем тратить деньги на вещи такого качества. Тем более, когда средства позволяют…

Когда запрокидываю голову, убеждаюсь, что не придумываю. Айдар очень внимательно следит за мной. Сканирует макушку. Лицо. Тело. Руки.

Мой дурацкий взгляд съезжает на ширинку. Сильнее краснеть нельзя, но я краснею. Она прямо напротив глаз. Сглатываю. Прокашливаюсь.

— Воды всё же?

Мотаю головой и снимаю с подушечки на запястье первую булавку.

Яркими вспышками из прошлого выстреливают картинки, которые давно пора забыть, а они будят посреди ночи. Ноют неудовлетворимым желанием. После Айдара в моей жизни не было секса. И если поначалу меня это совсем не волновало, то сейчас… Я не помню, когда ощущала вот такой прилив свинца к промежности. До боли.

— Ты дочке обо мне уже сказала? — застываю с булавкой в руке. Смотрю на мужское бедро. Молчу.

Айдар тоже.

Вдвоем слышим, как его телефон вибрирует. Я совсем не против, чтобы Салманов взял трубку, но он скидывает.

Сглатываю.

— Сказала?

Бывший муж повторяет вопрос с нажимом. Чувствую сильное давление. Брыкнуться хочется. Напоминаю себе, что нельзя.

— Еще нет. — Взяв себя в руки, отвечаю ровно и терпеливо, прокалывая иглой ткань.

Весь я пятьдесят четыре грамма, а не килограмма, уверена, меня уже снесло бы волной раздражения, которая исходит от Айдара и бьет пока, к счастью, только морально.

Он сжимает пальцами и дважды дергает ткань штанины по стрелке. Посыл жеста понятен. Вскидываю взгляд.

На адреналине выдерживаю его опасно-спокойную злость.

— Что помешало? Или ты храбрая только подставы людям устраивать, а ответственность за свои поступки нести…

— Я несу ответственность за свой поступок, Айдар. Пять лет несу. Что бы ты там себе ни думал…

Я даже испугаться не успеваю, что перебила. Айдар сочится раздражением. Уверена, на его языке крутится новая колкость, но он не тратит себя на нее. Хмыкает.